В 1896 году Ардалион Токарский выступил на собрании Московского общества невропатологов и психиатров с большой речью, которая так и называлась: «О глупости». Иван Павлов, зная об этой речи, прочитал две лекции — «О уме» и «О русском уме». Но перебить эффект от выступления Токарского они не смогли: учёный прямо назвал глупость психиатрическим заболеванием.
На выбор профессии Ардалионом Токарским повлияла душевная болезнь его матери. Он начал изучать руководства по психиатрическим заболеваниям ещё будучи гимназистом, после того, как она пыталась покончить с собой. Брату Ардалиона, Александру, было не до ухода за матерью: он развивал политическую карьеру и впоследствии стал депутатом первого созыва Госдумы. Ухаживал за больной матерью и терпел все её припадки старательный Ардалион. Что и привело его впоследствии к должности приват-доцента медицинского факультета Московского университета и посту директора психиатрической клиники университета (на эту должность был назначен через 10 лет после его окончания).
До того Токарский работал в лаборатории нервных и душевных болезней под руководством А.Я. Кожевникова и помощником директора в частной лечебнице для душевнобольных М.Ф. Беккер (которую годы спустя приобрёл). Три года он находился на стажировке за границей – Берлин, Страсбург, Лейпциг, Париж – у таких светил, как Г. Гельмгольц, В. Вундт, Ж.М. Шарко и И. Бернхейм, деля своё внимание между гипнотизмом и экспериментальной психологией.
Степень доктора медицины Ардалион Токарский получил за работу «Мерячение, или болезнь судорожных подергиваний». «Меряком» (буквально — «злой дух») в Сибири называли человека, который непроизвольно подражал движениям других людей, или, также вопреки собственной воле, выполнял их приказания. Для изучения этого ранее не описанного специалистами феномена Токарский ездил в Бурятию (в город Кяхта), и по итогу экспедиции опубликовал два научных труда, «Мерячение…» и «„Заклинание со стрелой“ тибетских лам». В них он классифицирует увиденное болезнью, основой которой является развившаяся до патологических размеров внушаемость, присущую детям, душевнобольным и, как он называл, «примитивам», то есть представителям отсталых народностей. Позднее, в работе «Психические эпидемии», учёный добавил к этой триаде толпу, главной особенностью которой также является высокая внушаемость.
Токарский был последователем Ильи Сеченова и рассматривал психическую жизнь как совокупность рефлексов головного мозга. Он разрабатывал проблемы гипноза и внушения. Учёный первым в России начал преподавать экспериментальную психологию и психотерапию, а также «физиологическую психологию» с упражнениями по психометрии и терапевтическое применение гипноза. Гипноз он считал видом физиологического сна и объяснял искажённые восприятия расстройством ассоциации. В своей монографии 1888 года «Гипноз и внушение», одной их первых в России работ в области изучения гипнотизма, Токарский подчёркивал разницу между применением гипноза в медицинских целях и публичными выступлениями гипнотизеров не-врачей. В 1889 году он сделал доклад на III съезде Общества русских врачей о вредном влиянии гипнотизма, особенно публичных выступлениях различных гипнотизеров, на сеансах которых «…презрение к личности загипнотизированного доходит иногда до невероятных пределов». Учёный настаивал на том, что гипноз может осуществлять только врач и только при условии доброй воли на то пациента, от установок и мотивов которого зависит эффект гипноза.
Так как обычно представление о гипнозе связано со страхом, внушение у человека, незнакомого с этой процедурой, должно осуществляться с предельной осторожностью. Токарский говорил о недопустимости тона приказа в обращении к гипнотизируемому, критиковал практикующих гипноз за то, что они больше внимания уделяют соматическим феноменам, например, судорогам, чем психическому состоянию субъекта, полагая, что наиболее интересное в гипнотических явлениях — их психический характер.
«В заседаниях учёных обществ он являлся всегда одним из самых горячих ораторов-оппонентов, проявляя интерес к самым разнообразным вопросам, обнаруживая всегда оригинальную, подчас парадоксальную мысль, развивавшуюся на глазах слушателей стройно, последовательно и высказываемую блестящим, плавным, образным языком. Возражая, Токарский искренне увлекался, всецело отдаваясь во власть предмета, участвуя в прениях и логикой, и чувством: он с сердцем сердился, с желчью изливал саркастические замечания, со страстью защищал свои заветные убеждения, — вспоминает об учёном А. Бернштейн. – Наиболее пылкими, остроумными и эффектными бывали его речи на заседаниях Московского общества психологов (действительным членом которого он состоял. – Д.Т.) при обсуждении рефератов метафизического и спиритуалистического содержания; убеждённый позитивист, лицом к лицу с представителями противоположного миросозерцания, он считал свою оппозицию не только личным делом, но и общественным долгом. Произнося свои протестующие речи, он следовал не только влечению своей натуры, но и повелениям своих убеждений».
Токарский активно изучал опыт прямого и косвенного внушения целителей и служителей церкви. В своей книге «Терапевтическое применение гипнотизма» он подробно описывает высокоэффективный способ священника Сергия Пермского, исцелявшего алкоголиков методом зарока. Сам Ардалион Ардалионович успешно лечил больных алкоголизмом посредством гипноза и даже выступал с докладом о результатах применения гипноза в лечении алкоголизма на международном конгрессе. Примечательно, что, прекрасно владея иностранными языками, Токарский за всю жизнь не напечатал в иностранных журналах ни одной из своих работ, кроме таких докладов на международных съездах. Причиной было то, что он считал это унизительным для своего достоинства: «Русские работы должны печататься на русском языке, и не нам, русским, заботиться об ознакомлении с ними иностранной публики». Скопуса и Web of Science тогда ещё не существовало…
В 1897 году А.А. Токарский совместно с П. П. Стрельцовым приобрели частную клинику М.Ф. Беккер иорганизовали при ней психологическую лабораторию. Токарский первым ввёл показ лабораторных экспериментов и гипноза. На свои средства учёный издавал журнал «Записки лаборатории» — помимо того, что он входил в редакционный комитет первого московского психологического журнала «Вопросы философии и психологии», а также был утвержден одним из редакторов основанного в Москве «Журнала невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова».
В 1899 году совместно с А. А. Яковлевым А.А. Токарский основал подмосковный санаторий для нервно- и душевнобольных, одно из первых в стране учреждений в секторе психогигиены. Интересно пишет о кипучей деятельности Токарского А.Н. Бернштейн: «Во всех областях научной и практической деятельности его стремления согревались встречаемыми им по пути препятствиями, и чем серьёзнее и упорнее были препоны, тем горячее и страстнее закипала в нём борьба, тем настойчивее добивался он достижения намеченной цели… Многие упрекали Токарского в том, что он не довёл до конца целого ряда задуманных и предпринятых дел; это не совсем справедливо: он все свои предприятия доводил до конца, просто конец усматривал в том, в чём другие видели только начало: организовать, устроить, наладить – для этого Токарский не щадил энергии; вести по проторенной дороге, хотя бы дорога проторена была его собственным упорным трудом – было не в его натуре… Мирное, методическое ведение созданного с трудом предприятия не удовлетворяло его, и он стремился к новой борьбе, к осуществлению новой идеи… Сообщивши о результатах своих наблюдений и исследований в заседании того или другого научного общества, Токарский нередко утрачивал интерес к своему труду и оставлял его необработанным».
В 1901 году Ардалион Ардалионович (ему было всего 42 года) скончался в Москве после продолжительной борьбы с чахоткой (как написали в некрологе, «болезнь не победила его – он сдался только самой смерти») и был похоронен на кладбище Ново-Алексеевского монастыря, рядом с другим выдающимся учёным-психиатром и основоположником московской школы экспериментальной психологии Сергеем Корсаковым.
История человечества, считал Токарский, «есть в такой же, если не в большей, мере история глупости, как и история гениальности». Именно глупость с наибольшей полнотой всегда отражала, готовно воплощала в поступки и события все заблуждения, застывшие догмы, смешные и трагические условности и нормы своего времени. Она старательно перегибала палку, доводила эти нормы до логического конца, превращала представления в абсурд, тем самым помогая последующим поколениям осознать их и потому преодолеть, и немедленно выдумать что-нибудь новенькое. Это и есть прогресс, и неизвестно, мыслим ли он без глупости.
Однако сама по себе глупость является ни чем иным, как психиатрическим заболеванием. Основная линия проявления глупости, говорит Токарский, очень чётко рисуется в известной народной сказке о дурачке, существующей на всех языках у всех народов. Не о том дурачке, который в конечном итоге оказывается умнее рассудительных братьев, а о том, который всё делал не так, без учёта контекста ситуации, слепо следуя последнему указанию. Только вчера крепко избитый за то, что плясал на похоронах, уже наученный матерью соответствующему поведению, дурачок снова встречает толпу и с готовностью (более того — с любовью к людям, с желанием угодить) начинает горько плакать. Его снова бьют, ибо встречена свадьба. Жизнь-то меняется! И воспринимать её в течении, верно оценивать применимость прошлого опыта — вот чего не может глупость.
Другая форма глупости – это удовлетворённость своим умом. «В дураке она достигает упоённости и спокойного довольства. Не стоит верить тому, кто в сердцах или обдуманно обзывает себя дураком либо прозрачно намекает на свою умственную несостоятельность. Дурак не сделает такого. Это умный: либо совершил ошибку и кается, либо придуривается с умыслом. Придуриваться — линия поведения, для которой нужен ум. Личина наивного недомыслия — лазейка спасительная и доступная. Притворяться глупей, чем есть, чтобы получать то скидку, то надбавку, — надежно, выгодно, удобно. Умному дурацкий колпак — и дом отдыха, и шапка-неуязвимка. А дурак стесняется колпака, он обожает тогу и котурны, фимиам и панегирики».
Токарский продолжает подробно анализировать фольклорную сказку о дурачке и приходит к выводам о третьем аспекте глупости. Пошёл дурак по селу и видит — загорелся овин. Он стал играть на дудочке и плясать. Его за это побили. Он заплакал и пошёл к матери, «Глупый, — сказала мать, — ты взял бы ведро и залил огонь водой». Пошел опять дурак, видит: у свиньи щетину палят. Он взял ведро воды и стал заливать. Его опять побили. Строить поведение на основе далеко не полных данных о характере ситуации — обычное свойство человеческого разума, говорит Токарский. Мы все нормально и естественно видим и усваиваем лишь часть происходящего, вовсе не всегда верно и полно улавливая связь событий и предметов, но точно выделяя существенные и несущественные детали и черты (здесь толпа, огонь — детали вполне существенные, но разница между овином и свиньей неразумно оставлена дураком в стороне). Сопоставив обнаруженные детали — условия жизненной задачи — с тем, что нам известно, мы применяем готовый, апробированный ранее, разработанный самостоятельно или рекомендованный поступок — решение. Дурак поступает так же, но из прошлого усвоил он мало. Или сейчас сделал неверные выводы, пропустив существенные признаки. И легко потому путает ситуации — где какое поведение выбрать. Однако, и это самое важное, «дурак… свободен от сомнений. Восприняв мало, глупый полагает — и это совершенно логично, — что воспринял все, и считает себя обладателем истины, даже не понимая, что возможно сомнение… Малое количество находящихся в его сознании признаков не дает условий для возникновения сомнений».
Далее Токарский переходит к следующей ситуации. Дурак сидит на суку и старательно пилит его же, ибо крепок только задним умом. Однако, упав, он ещё должен установить причинно-следственную связь между распилом сука и падением, она очевидна нам, сторонним зрителям, а дурак может в ней не разобраться. Но, предположим, разобрался или объяснили. Теперь он дурак с опытом. Это придает ему сил и решительности. Сук он больше пилить не станет. «Нашли дурака», — скажет он. Даже не полезет, возможно, на сук. Но в колодец не задумываясь плюнет. Вот четвёртая, неизбывная форма глупости, ведь всем возможным жизненным ситуациям заранее не обучишь.
Образование не просветляет, считал Ардалион Токарский, но усугубляет дурака, ложась в фундамент его самоуверенности, становясь щитом и мечом глупости. В то же время невежество — её порох и бензин, так что равно плохо сказываются на дураке и ученье (свет), и неученье (тьма). Однако отсутствие сомнения в собственных поступках и неприязнь, раздражение к тем, кто его высказывает (а сомнение есть начало мудрости, вспоминает Токарский слова Аристотеля), прекрасно уживаются с сомнением, рождаемым в самом дураке советами и мнением окружающих. «Ибо природа справедлива: недодачу ума она щедро подкрепляет то обидчивостью, то упрямством, то нетерпимостью».
Следует отметить, что доказывать вред образования Токарский начал ещё в сочинении на аттестат зрелости в Саратовской гимназии, за что едва не лишился золотой медали: темой сочинения была именно польза классического образования. Возможно, как раз этот эпизод и сделал Ардалиона Ардалионовича умным.
Читайте нас в телеграм
https://t.me/granitnauky