Интервью с профессором Джеромом Крейсом
Вашему вниманию интервью с профессором Джеромом Крейсом, почетным профессором Мюррея Коппельмана в Бруклинском колледже CUNY. В этой беседе профессор Крейс рассматривает ограничения, связанные с гиперспециализацией, и исследует трансформационный потенциал интеграции знаний из разных областей. Опираясь на свой обширный академический опыт и сотрудничество с доктором Олегом Мальцевым, он предлагает убедительный взгляд на проблемы, с которыми сталкиваются полиматы, и демонстрирует, как междисциплинарные подходы могут открыть новые возможности для научного и общественного прогресса.
Вопрос: Профессор Крейс, как известно, термин «полимат» и концепция полиматии существовали еще в Древней Греции, но сегодня создается такое впечатление, что узкие специалисты вытеснили полиматов в науке. На ваш взгляд, что определяет полимата в современном мире, особенно в контексте развития научных и академических областей?
Джером Крейс: Сам термин в наши дни используется редко, в основном в историческом контексте, когда речь идет о таких выдающихся личностях, как Исаак Ньютон или Леонардо да Винчи. Также существует распространённое заблуждение, что все полиматы — это гении. В некоторых случаях это может быть правдой, и большинство людей, которых я знаю и которые могут претендовать на это звание, действительно обладают исключительным интеллектом. Однако, квалифицируются ли они как гении, остаётся вопросом интерпретации и проверки.
Еще один источник путаницы связан с тем, что слово «полимат» в наше время используется редко. Во многих областях — особенно в социальных и гуманитарных науках — академическая направленность становится все более узкой, концентрируясь на узкоспециализированных дисциплинах.
Из-за этого, когда человек выходит за рамки своей дисциплины, его действия часто подвергаются сомнению. Почему это происходит? Одна из причин — реакция тех, кто считает себя наиболее важными фигурами в своей области. Такие люди часто хотят, чтобы именно их признавали или цитировали, и, как правило, склонны настороженно относиться к тем, кто выходит за традиционные рамки. Это одна из форм поддержания границ в науке.
Однако в последние годы — если не десятилетия — стало очевидным, что такой узкий подход не является преимуществом ни для одной дисциплины. В результате все большее внимание уделяется междисциплинарным исследованиям. Однако междисциплинарная работа не является синонимом полиматии.
В: Что для вас означает этот термин и как бы вы его объяснили?
Дж. К.: Полиматия, если рассматривать ее применительно к человеку, означает, что он может думать и действовать в рамках многих дисциплин (это и есть «поли») или обладать различными талантами и охватывать различные образы мышления. В сущности, именно это оно и означает.
Для этого нужно то, чем, как мне кажется, обладает мой друг, академик Олег Мальцев, — готовность расширять кругозор и осваивать новые области. Это могут быть даже те области, в которых человек не особо разбирается. Однако если вы яркий человек, как и он, вы откроете для себя то, что не смогли бы найти иначе. Вот как я определяю это понятие, и мое определение совпадает с определением словаря. Оно включает в себя готовность расширять свои познания — другими словами, готовность выучить другой язык, исследовать искусство, если вы ученый, или изучать музыку, если вы пишете статистические отчеты.
В каждом из этих случаев вы получаете больше знаний и развиваете более широкую перспективу, что позволяет вам увидеть предмет с разных сторон, которые вы, возможно, не рассматривали раньше. Именно поэтому меня всегда впечатляла работа Мальцева. Несмотря на то что многое из того, что он делает, находится вне моей компетенции, когда я смотрю на его работы, я думаю: «Это интересная идея». Именно этим мы и должны заниматься — открывать новые идеи, проверять их и делиться ими друг с другом.
В: Вы упомянули, что сразу признали Олега полиматом. Что в нём заставило вас так уверенно сразу же назвать его так?
Дж. К.: Не уверен, что я действительно использовал термин «полимат», но я описал его как человека, интересующегося самыми разными темами. Одно из наших первых интервью прояснило это для меня. Если я правильно помню, это было в августе 2020 года, и мы говорили о визуальной социологии. Мы также обсудили его экспедиции, в том числе одну в Хорватию. Во время нашего разговора он приводил различные источники информации и разные точки зрения на вещи. В тот момент я пришел к выводу — и позже рассказал об этом нескольким людям — что это человек, который знает много разных вещей и подходит к различным темам с разных точек зрения.
Думаю, именно поэтому я оценил интерес Олега к работам Жана Бодрийяра. Мы даже обсуждали мое исследование об этнических тематических парках в этом контексте. Невозможно по-настоящему понять такого человека, как Бодрийяр, если ты не готов проникнуть в незнакомые места и, что еще важнее, рискнуть их обсудить. В научном и профессиональном мире люди часто боятся совершать ошибки в рамках своих дисциплин. Они колеблются, не желая выходить за пределы установленных границ, или мыслить нестандартно. Но именно так поступают полиматы.
Если рассматривать суть их работы, они бросают вызов нормам, предлагая идеи, в которые не только никто не верит, но и часто не понимают их актуальности. Я и сам с этим сталкивался. Гений — это тот, кто целится в мишень, которую никто не видит, и попадает в яблочко. И в этом вся проблема — часто Олег, я или другие видят проблемы или возможности, которые другие просто не воспринимают. Затем мы изучаем предмет с разных точек зрения и приходим к обоснованным, достоверным выводам, которые и представляем.
В: Каков ваш взгляд на то, как эти новые идеи воспринимаются в академическом мире?
Дж. К.: Часто бывает так, что выводы отвергаются, потому что другие не понимают, что мы исследовали. Я также считаю, что во многом реакция людей в академическом мире основана на зависти. Другими словами, это образ мышления: «Я этого не делал, поэтому это не может быть важным», или «Вы не цитировали меня, поэтому это не ценно», или «Вы не признали, что моя работа привела вас к такому выводу».
Это общая проблема, с которой сталкиваются те, кто мыслит широко. Исторически сложилось так, что в науке открытия, которые изначально были отвергнуты, впоследствии часто «переоткрываются» людьми, стоящими в центре дисциплины, которые узнали о них от тех, кого ранее не воспринимали всерьёз. Затем эти люди присваивают себе заслугу открытия, хотя ранее оно было сделано кем-то, чью роль они не признают. Я много раз сталкивался с этим в своей собственной работе.
Мы видим это неоднократно — отвержение идей только потому, что они не исходят от кого-то, кто уже признан ведущей фигурой. Такое неприятие часто связано с завистью и попыткой сохранить иерархию. Те, кто не совершал открытия или не может связать ваше открытие со своей работой, часто отвергают его.
Я много писал об этом, но важно помнить, что наука — это социальная система, и, как любая социальная система, она имеет свои недостатки. Это также политическая система с иерархией, которая стремится навязать свой порядок. Возьмем, к примеру, Галилея, который, возможно, был полиматом, а может и нет. Если мы предположим, что он был им, то его идеи отвергались не потому, что они были неверными — многие люди действительно понимали, о чем он говорил, — а потому, что они бросали вызов установленному порядку.
В.: Исторические примеры показывают, что полиматам часто приходится сталкиваться с такими проблемами, как критика, преследования, стигматизация, обвинения в поверхностном знании и так далее. Как вы думаете, что может быть первопричиной этих трудностей?
Дж. К.: Исторические обстоятельства играют важную роль. Я уже писал об этом раньше и даже затрагивал эту тему во время некоторых дискуссий в EUASU. В кризисные времена, как описал Томас Кун в своей работе о научных революциях, мы видим, как трудно происходит изменение парадигм. Независимо от того, являются ли они настоящими научными революциями или просто внедрением новых идей, такие инновации разрушают систему. Они бросают вызов ее иерархии, социальным структурам, культурным нормам и даже политической динамике — по сути, распределению власти внутри системы.
Связь с полиматией заключается в том, что она бросает вызов устоявшимся системам, опираясь на знания, полученные за пределами этих систем. Например, если биолог заявит, что некое явление лучше объясняется атомной физикой, устоявшаяся область биологии может воспротивиться, настаивая на объяснениях, основанных на ее собственных принятых рамках — то, что Томас Кун называет «нормальной наукой». Полиматы и гении, хотя и не всегда являются синонимами, имеют одну общую черту: они выходят за пределы системы. Эта готовность смотреть вовне часто приводит к появлению новаторских идей.
Когда кто-то выдвигает идеи, не имеющие корней в устоявшейся системе, эти идеи часто встречают сопротивление. Это сопротивление обусловлено проблемами, связанными с социальными, культурными и политическими нормами. Во времена кризисов, таких как война, голод или экологические катастрофы, это сопротивление становится еще более выраженным, поскольку люди стремятся к стабильности и предпочитают полагаться на то, что уже принято за истину.
Я много раз сталкивался с этим в своей работе, понимая, что мои идеи не всегда могут быть приняты в рамках моей дисциплины. Как результат, я искал точки зрения за пределами своей области, общаясь с историками, социологами, антропологами и другими людьми, стремясь интегрировать их взгляды.
В: Можете привести пример этого?
Дж. K.: Например, когда я сосредоточился на визуальных подходах к обществу и социальным отношениям, я уже на ранних этапах столкнулся с серьезным сопротивлением. Пятьдесят лет назад обсуждения изображений и восприятия в основном игнорировались. Моя первая книга «Представление сообщества и городского общества» исследовала, как маргинальные группы, такие как чернокожие сообщества в Америке, сталкивались со стигмой, которая распространялась на их районы и окрестности — концепция, которая была новаторской в то время.
Я столкнулся со значительными трудностями при публикации своей работы, особенно в начале. Сегодня идеи, которые я исследовал, получили более широкое признание, но только потому, что ключевые фигуры в этой области взяли их на вооружение. Конечно, они не ставят это мне это в заслугу — признаваться в том, откуда они это взяли, обычно не принято.
Возможно, когда-нибудь кто-то из критикующих Олега будет ссылаться на его выводы, не называя его имени, утверждая, что именно они сделали это открытие. Так бывает. Некоторые из самых выдающихся деятелей в моей области обсуждали мои работы, никогда не упоминая моего имени. Я понимаю, как работает эта система, потому что наука — это социальная организация. В ней есть иерархия и правила.
Олег, однако, никогда не следует правилам. Одна из тем, о которых мы говорили, — его стрельба по тарелочкам. Отец моего зятя был стрелком по тарелочкам, так что у нас была связь. Мы также обсуждали боевые искусства, и я знаю, что ему нравится кататься на мотоциклах. Эти виды деятельности отличают его от типичного образа ученого.
Я бы сказал ему, чтобы он не ждал, что его будут часто цитировать. Вы же знаете, какие мы, ученые, — мы можем быть очень самолюбивыми. Первое, что мы делаем, когда читаем статью или книгу, — проверяем, упоминается ли там наше имя. Я уверен, что некоторые из тех, кто критикует Олега, делают именно это, просматривая его работы, чтобы узнать, признал ли он их.
В: Что, по вашему мнению, должно измениться в обществе, чтобы оно стало более благосклонным к полиматам?
Дж. K.: Существует два подхода к решению этого вопроса: теоретический и практический. Теоретический подход предполагает рассмотрение того, как изменить общество, чтобы оно стало более открытым к различиям. Речь идет о том, чтобы убедить свою оппозицию, показать ей, какую пользу она может извлечь из вашей работы, и тем самым изменить систему. Как объяснял Томас Кун, когда новые идеи в конце концов принимаются, они становятся частью нового канона. Однако цикл продолжается — когда появляется еще одна новая идея, ее снова отвергают, пока она тоже в конце концов не будет интегрирована в систему.
На практическом уровне для полиматов, которые, возможно, не хотят бросать вызов системе, главное — понять, в какой системе они существуют, и научиться ориентироваться в ней с выгодой для себя.
В: Можете объяснить это более подробно?
Дж. К.: Я рекомендую — хотя это, как вы понимаете, циничный подход — работать в рамках ограничений системы. Я никогда не следовал этому пути, и это одна из причин, почему мне потребовалось так много времени, чтобы добиться успеха в своей области. Это просто не мой стиль. Олег возможно придерживается того же мнения.
Когда я общаюсь с аспирантами, я всегда подчеркиваю важность понимания системы, если они хотят, чтобы их работы были опубликованы в журнале. Нужно изучить журнал, посмотреть на редакторов, увидеть, какие темы уже освещались. Это поможет им ссылаться на работы редакторов или писать так, чтобы соответствовать системе, что повысит вероятность того, что их статья будет принята. Это практический подход.
То, что я советую делать своим аспирантам, — это то, что я не делал сам, и это стоило мне профессиональной карьеры. Всегда читайте журнал перед подачей статьи. Не подавайте статью, даже если вы думаете, что она принесет пользу журналу, потому что это новая идея, если она не подходит. Я могу привести вам прямой пример: В 1970-х годах, задолго до вашего рождения, я написал статью о стигме и отправил ее в журнал. В статье говорилось о том, как определенные территории становятся стигматизированными, когда их занимают определенные группы. Журнал отклонил ее, потому что она не подходила. Редактор даже сказал мне, что, по его мнению, это была хорошая статья, но она была настолько нестандартной, что не соответствовала тематике журнала. Если бы я знал лучше, я бы изучил информацию о редакторах и убедился, что она подходит.
Годы спустя люди написали о той же концепции и получили всевозможное признание, а моя теория была многократно проверена без каких-либо ссылок на оригинальную работу 1970-х годов.
Что вам также нужно понимать о социальной системе, так это то, что люди, находящиеся на низших уровнях научной иерархии, часто получают свои работы без указания авторства. Поскольку они не считаются важными, другие люди на более высоких уровнях могут читать их работы, выдавать их за свои и внедрять на практике. В дисциплине даже существует правило, которое не поощряет ссылаться на менее значимые исследования.
То, как оценивается ваша работа, зависит от качества цитирования, называемого индексом цитирования. Так что если я цитирую кого-то за пределами дисциплины, это проблема. Но если я упомяну, что моя аспирантка предложила хорошую идею, моя работа будет считаться менее ценной, потому что она опирается на кого-то более низкого уровня. Вот так устроена социальная структура.
Можно ждать, пока система изменится, а можно работать в ее рамках: понять правила и следовать им. Не ждите, пока вам не исполнится 80, как мне.
В: Спасибо, профессор, за это объяснение. Оно особенно важно для понимания молодыми исследователями и учеными. Оглядываясь на историю, как вы думаете, чем обусловлен страх и порой враждебность общества по отношению к полиматам? Как бы вы описали природу этой реакции?
Дж. К.: Если дополнить мои предыдущие комментарии и не повторяться, то суть этой проблемы кроется в социальной структуре. Полимат — тот, кто привносит новые идеи извне системы, — бросает вызов этой структуре. Те, кто считает себя выше такой фигуры, воспринимают этот вызов как угрозу собственному положению. Признание работы полимата, которая не зависит от них, подорвет их авторитет. В основе всего этого лежит страх: профессиональный, культурный и психологический.
И отсюда может возникнуть враждебность. Возможно, вы не осознаете этого, но многие представители академического мира не являются особенно «хорошими людьми». Они часто превозносят себя, не желают отказываться от своего положения и, в некоторых случаях, готовы нанести профессиональный ущерб другим, лишь бы сохранить свое положение и удержать других на своем месте.
В: Не могли бы вы привести пример, чтобы прояснить вашу мысль для лучшего понимания?
Дж. К.: Я приведу пример из своего опыта. У меня был афроамериканский студент, и хотя я не уверен, что он многому научился у меня, я, безусловно, многому научился у него благодаря его опыту. Я помог ему поступить в докторантуру, и в итоге он защитил докторскую диссертацию в престижном университете.
Его докторский комитет состоял из ведущих специалистов в этой области. После того как он написал диссертацию, я рассмотрел ее в составе комиссии и был приглашен на обсуждение. Во время моего визита комиссия подняла несколько вопросов по поводу его работы, но я, как его наставник, защитил его. Будучи социальным психологом, я понимал, откуда исходят их возражения.
Одно из возражений заключалось в том, что он недостаточно ссылался на их работы. Второй вопрос был более сложным. Двое белых мужчин в его комисси, оба из высшего среднего класса, не могли понять его — чернокожего молодого человека из семьи рабочего класса, живущего в расистском обществе. Я понимал, что он видит мир иначе, чем они. Он выражал истину, которую они просто не могли осознать.
Я объяснил ему, что они не только не понимают его, но и НЕ МОГУТ его понять. Я посоветовал ему переосмыслить свои переживания — перевести свою историю на их язык, чтобы они смогли ее понять. Он последовал этому совету, и в результате он получил степень PhD и теперь работает профессором.
В: Вы нашли выход из этой ситуации.
Дж. К.: Да, основываясь на своем опыте. Никто никогда не объяснял мне этого. Когда я работал над диссертацией, один из самых известных социологов в моем комитете предложил мне опубликовать книгу определенным образом. Я не понял, что он имеет в виду, потому что не принадлежал к этому миру. Я вырос в бедной семье, и академический мир был для меня чужд. Я думал о нем как о чистой Белой башне, где все придерживаются высокой морали, но не осознавал, что на самом деле это было похоже на мой старый район…
Так что страх и враждебность проистекают от самой проблемы. Нужно найти практические способы преодоления этого — способы работать в рамках системы.
Вопрос: Питер Берк в своей статье о полиматах утверждает, что узкие специалисты заменили полиматов в современном академическом сообществе. Он утверждает, что власть над знаниями перешла в руки посредственности. Для узкой специализации выдающиеся способности не только не нужны, но даже вредны. Он утверждает, что мы регрессировали в своем знании и понимании и теперь зашли в тупик: узкие специалисты просто не способны справиться с лавиной проблем, которые обрушил на нас XXI век. Каковы, по вашему мнению, последствия замены полиматов узкими специалистами для современного общества и науки?
Дж. К.: Я считаю, что это правда и всегда было правдой. Как я уже говорил, те, кто бросает вызов системе, часто сталкиваются с сопротивлением. Если оглянуться назад, в глубь веков, то грань между наукой и религией часто была размыта. Вспомните таких великих гениев, как Галилей и Кеплер, которые столкнулись со значительными трудностями в принятии своих идей, зачастую спустя долгое время после того, как они были впервые представлены.
За свою жизнь, особенно в науке, я видел, как крайняя специализация в рамках дисциплин имела негативные последствия. Однако около десяти лет назад люди начали осознавать эту проблему и начали обсуждать междисциплинарные подходы. Они даже создали журнал, посвященный этой идее. Теперь междисциплинарность стала самостоятельной специализацией, в рамках которой объединяются команды специалистов.
Предполагается, что команды специалистов будут достигать тех же результатов, что и отдельные люди, обладающие знаниями по многим предметам. Я не думаю, что это так. Если во главе команды не стоит человек, который понимает всю картину в целом и может направить ее в нужное русло, результаты могут оказаться не такими, как нужно.
Я считаю, что это наносит вред как миру науки, так и самому миру. Я действительно думаю, что нам необходимо больше людей, способных видеть и понимать вещи в более широком контексте.
В: Как этого можно добиться?
Дж. К.: Сложность заключается в том, что это всегда является вызовом. Лидеры дисциплин и идей часто воспринимают это как угрозу. Возьмём, к примеру, Альберта Гора — когда он говорил об окружающей среде, его идеи были отвергнуты, потому что они были слишком широкими, чтобы люди могли полностью их осознать. Они понимали некоторые аспекты, но не все. Эта проблема до сих пор видна в дискуссиях об экологии. Например, Роберт Ф. Кеннеди-младший рассматривает эту тему слишком узко, упуская более широкую перспективу, что приводит к проблемам.
Чтобы по-настоящему понять изменение климата, необходимо рассмотреть множество дисциплин, а не просто сосредоточиться на одном аспекте. Люди могут утверждать, что все дело только в углекислом газе, но это не так — это и метан, и биомасса, и океанические течения, и атмосферное давление, и магнитное поле Земли, и даже палеонтология. Все эти элементы необходимы, чтобы полноценно понять, что происходит.
Теперь представьте себе фундаменталистов, которые верят, что миру всего 40 000 лет, основываясь на описаниях в Библии. Если вы представите им доказательства изменений на Земле, например, окаменелости, датируемые 20 миллионами лет, они отрицают существование такой далекой истории. Берк абсолютно прав — мир страдает от такого узкого мышления.
Чем больше они пытаются заблокировать идеи таких людей, как доктор Мальцев (и я не единственный, кто столкнулся с этим), тем больше вреда они наносят. Книга Олега о военных преступлениях предлагает критический взгляд. Речь идет не о моральных суждениях, а о понимании того, как на самом деле обстоят дела. Без этих точек зрения мир — и не только наука — страдает. Снижается эффективность применения самой науки.
В: По вашему мнению, XXI век — это время полиматов или гиперспециалистов?
Дж. K.: Я считаю, что XXI век нуждается в полиматах. Знаний просто слишком много, и хотя полиматам не обязательно быть экспертами во всех областях, они должны достаточно хорошо разбираться в различных концепциях. В противном случае узкие специалисты совершают одну ошибку за другой. Когда наука применяется и не работает, это часто является результатом того, что специалисты не могут выйти за пределы своей узкой специализации. Полимат — человек, хорошо разбирающийся в разных темах — с гораздо большей вероятностью сможет диагностировать проблему. Специалисты могут совершать ошибки в рамках своей дисциплины, но эти ошибки могут не иметь отношения к другим областям знаний.
Вопрос: Я понимаю, что вы, вероятно, уже отвечали на этот вопрос, но я хотела бы уточнить его. Возможно, вы знаете, что работы Олега Мальцева охватывают такие разные области, как криминология, психология, история и социология. Как вы думаете, как его подход полимата повлиял на его уникальные методологии и результаты?
Дж. К.: Я считаю, что его мультидисциплинарный подход — а не просто междисциплинарный — значительно повышает ценность его работы. Именно это делает ее более важной, чем она могла бы быть. Это очень важно, и я думаю, что именно поэтому это такой подход так сложен, поскольку очень мало людей, способных использовать такой подход. Но в этом, на мой взгляд, и заключается суть его работы.
Я понял это с самого начала, с нашей первой встречи в августе 2020 года, когда мы обсуждали визуальную социологию. Тогда стало ясно, что беседа обогатилась множеством других элементов, которые он привнес в нее, сделав ее гораздо более содержательной. Поэтому я считаю, что его подход не только положительный, но и ведет к более глубокому пониманию ситуации.
В: Следующие вопросы важны для будущего. Как институты и академические структуры могут более эффективно способствовать развитию полиматических подходов и междисциплинарности?
Дж. К.: В некоторых местах междисциплинарные исследования становятся все более распространенными, но институты на высшем уровне должны активно поощрять их, признавая преимущества, которые они приносят. Они должны понимать ценность таких подходов. В некоторых американских университетах были предприняты попытки скорректировать структуру факультетов — например, объединить такие области, как экономика, социология, политология и психология, под зонтиком социальных наук. Хотя эти факультеты размещаются вместе, уровень сотрудничества между ними может быть разным. Аналогичным образом часто объединяются естественные науки.
В: Как можно стимулировать полиматическое мышление?
Дж. К.: Для поощрения полиматематического мышления необходимо сочетать естественные и социальные науки. Хотя концентрация исключительно на социальных науках очень важна, ученые, занимающиеся социальными науками, должны также взаимодействовать с естественными науками, и наоборот. Например, социологи должны изучать биологию, а биологи — антропологию.
Поощрение таких междисциплинарных связей крайне важно, и руководство университетов должно признать их преимущества. Этому могут способствовать конференции и встречи, на которых представители разных дисциплин делятся своей работой. Например, социолог может представить свои исследования группе биологов и химиков, что позволит социальным наукам учиться у химии и в результате совершенствоваться.
В: Применяете ли вы этот подход в своей работе?
Дж. К.: Да. Например, я считаю, что мой курс по расе и этничности становится более содержательным благодаря обсуждению генетики. Хотя я социолог, а не эксперт в биологии или генетике, я изучил достаточно материала, чтобы интегрировать эти концепции в свой курс по социальным наукам. Это следует воспринимать как положительный аспект. Это следует воспринимать как положительный аспект.
Кроме того, необходимо также увеличить количество междисциплинарных или междисциплинарных журналов и публикаций. Они будут стимулировать людей к изучению социальных тем и демонстрировать, как знания из таких областей, как биология или химия, могут способствовать их пониманию. Такой подход необходимо активно поощрять. Некоторые университеты, особенно те, что были основаны в XIX веке в Европе, пытались объединить различные дисциплины, чтобы создать альтернативные модели образования. К сожалению, как вы уже отметили, специализация стала доминирующей.
В Нью-Йорке есть школа под названием The New School, которая объединяет различные социальные науки. Это пример междисциплинарных исследований на практике, и такие модели следует ценить.
В: Есть ли другие способы продвижения этого подхода?
Дж. K.: Однажды я выступал с докладом на конференции студентов колледжа Macaulay Honors College в Городском университете Нью-Йорка. Этот факультет университета акцентировал внимание на том, что можно назвать полиматическим мышлением, хотя это больше склонялось к междисциплинарности. Здесь проводились семинары, объединяющие множество различных наук вокруг одной темы — в данном случае «Нью-Йорк».
Семинар объединил социологов, политологов, химиков, биологов, антропологов и археологов, каждый из которых применял свою дисциплину к одной и той же теме. Этот годичный курс, который я помог разработать, познакомил студентов с широким спектром точек зрения. Некоторые студенты говорили: «Я не очень хорошо разбираюсь в науке», но они видели, как наука может быть применена к основной теме. Такой подход часто называют краеведением.
Например, если есть одна тема, такая как Балтийское море, можно изучать его историю, геологию, политику и археологию как части одной дисциплины. Благодаря такому подходу студенты начинают ценить значимость каждой дисциплины и понимать, как они взаимодействуют друг с другом. Например, геология Балтийского моря сильно влияет на историю поселений в этом регионе. Изучая биологию и генетику в контексте Балтики, вы сможете узнать о различных группах людей в этом регионе и их структурах ДНК — откуда они пришли и куда ушли. Это мое предложение.
В: Какие преимущества может принести использование полиматического подхода?
Дж. K.: Я бы сказал, что на протяжении многих лет своей работы в разных областях — в экологии, организации общественных движений, политике и других сферах — я всегда находил, что широкое понимание множества дисциплин, даже на базовом уровне, было полезным. Это было очевидно во всей моей деятельности.
Например, когда я был президентом корпорации по развитию, занимающейся строительством жилья для нуждающихся, я понял, что дело не только в социологии; мне также нужно было понимать экономику, архитектуру и геологию тех районов, где мы планировали строить. Такой междисциплинарный подход всегда был необходим.
Это может показаться небольшим примером, но при решении более масштабных задач важность полимата становится еще более очевидной. Иногда люди считают, что проблему может решить команда. Однако, как я уже говорил, если руководитель команды не является полиматом, шансы на успех снижаются. Каждый специалист предоставит уникальный отчет, который необходимо интегрировать, а это может быть непросто без человека, понимающего всю картину в целом.
В: Хочу уточнить: для того, чтобы быть полиматом в современном мире, нужно ли совершать революционные открытия или создавать великое наследие, как Леонардо да Винчи или Пифагор?
Дж. К.: Не думаю. Если рассматривать полиматический подход как обладание обширными знаниями в различных областях, то такой человек может или не может сделать революционное открытие. Однако, на мой взгляд, именно этот тип личности с наибольшей вероятностью сможет сделать такие открытия.
Если обратиться к социальной структуре, то я могу привести пример. Сейчас многие научные учреждения используют команды разных ученых для работы над одной и той же проблемой. Руководитель этой команды, на мой взгляд, должен быть полиматом — человеком, который понимает хотя бы немного о каждой из дисциплин, которые он собирает вместе. Иначе он не сможет полностью осознать суть проблемы.
В: Прежде чем завершить, давайте оставим вдохновляющую ноту. Поскольку мир нуждается в большем количестве полиматов, что бы вы могли пожелать или сказать, чтобы вдохновить людей развивать и принимать качества полимата?
Дж. K.: Как ученый и член научного сообщества, я считаю, что если мы действительно стремимся решить самые насущные проблемы, стоящие перед миром сегодня, то лучший подход — это полиматический. Мы должны выйти за пределы наших специализированных областей и даже за более широкие междисциплинарные рамки, стремясь понять как можно больше различных научных подходов и дисциплин, чтобы справиться с растущими проблемами, с которыми мы сталкиваемся сейчас и будем сталкиваться в будущем.
Большое Вам спасибо, профессор Крейс, за эту проницательную дискуссию, которая позволила глубже понять важность полиматематического мышления и привела к более полному осознанию этого подхода через ваши личные примеры.
Интервью велось на английском языке, для удобства читаталей его русский перевод представлен выше. Англискую версию можно посомотреть на сайте EUASU, президентом котрой он является
✒️Подписывайтесь на наш Telegram-канал и смотрите видео
на канале в YouTube
📩У нас есть страница на Facebook
📩Прислать статью unbelievablesci55@gmail.com