Соединённые штаты Америки — Принстонский университет, один из самых известных в мире. Именно здесь работал и читал лекции Альберт Эйнштейн. Мало, кто знает, что в конце 70х годов XX века в Принстоне, штат Нью-Джерси, начала работу лаборатория аномальных явлений. Возглавил ее доктор Роберт Джан – декан школы технических и прикладных наук Принстонского университета. Были проведены тысячи опытов. Одним из объектов исследования стал маятник. Участники эксперимента силой мысли пытались изменить период его качания. В других опытах надо было повлиять на траекторию падающих шариков. Предпринимались также попытки заставить генератор случайных чисел показывать только те числа, о которых думали участники опытов. Вначале 2007 года доктор Роберт Джан заявил: «Мы нашли неопровержимые доказательства того, что мысль материальна».
Но еще за 100 лет до Роберта Джана к такому же выводу пришел другой исследователь — русский ученый, академик — Владимир Михайлович Бехтерев.
Он выдвинул гипотезу, что мысль материальна. Мысль, по мнению Бехтерева, лишь одна из разновидностей энергии, он называл её «мировой энергией».
«Необходимо признать, что все явления мира, включая и внутренние процессы всех живых существ или проявления «духа» могут и должны быть рассматриваемы, как производные одной мировой энергии»», — Бехтерев В.М.
Но его вывод, что мысль материальна, стал лишь побочным результатом другой работы, намного масштабней и интригующей – тайна бессмертия, бессмертия человеческой личности. Вот что больше всего интересовало Владимира Бехтерева.
Представьте, прозвучал выстрел и человека не стало. Неужели наша духовная жизнь обрывается вместе с биением сердца… Если мы превращаемся со смертью в безжизненную материю, подлежащую разложению, чего тогда стоила сама жизнь? К чему мне заботиться о других , когда все — и я, и они — перейдут в ничто. Один выстрел… и нет человека.
В феврале 1916 года в самый разгар первой мировой войны, когда на фронтах гибли миллионы людей, именно в эти дни в Петербурге, в России, прозвучали эти слова: «Бессмертие человеческой личности – это научная проблема».
И Бехтерев рассуждает строго логически «…духовная жизнь это энергия, значит, по закону сохранения энергии она не может исчезнуть. Так что же с ней происходит? Что происходит с человеческой личностью, с проявлениями нашего духа, когда телесная жизнь закончилась?»
Академик Бехтерев заявил:
«Смерти нет, Господа. Это можно доказать. И доказать строго логически. Человеческая личность бессмертна!»
Пройдет 11 лет и Академик Бехтерев умрет. Умрет в ночь на Рождество 24 декабря 1927 года. Что же тогда имел ввиду Бехтерев, произнося слова «Смерти нет, господа»? Кстати, на счет его внезапной кончины не существует однозначных мнений. Многие склоняются к убийству, вторые твердят — отравили. И на то, должна заметить, есть причины. Но к смерти учёного я вернусь позже. Пока же поговорим о его жизни, надо сказать неповторимой, величайшей жизни, о его невероятной личности и о совершенно гениальных трудах.
«Главная особенность великих людей состоит в том, что они рождаются изумительно вовремя. В науке ли, в жизни, бесконечно многообразной, в искусстве ли, но наступает вдруг ситуация, когда нужен, просто необходим некий узловой талантливый человек, средоточие сделанного и обещание перемен. И он приходит, появляется, возникает и по-хозяйски властно заполняет пустоту (а что была пустота, только обратным взглядом можно обнаружить из высокого далека прошедших лет). Можно радоваться тому, что такие люди приходят, и вспоминать прекрасные слова Гёте: «Высокоодаренная личность составляет величайшее счастье своей страны и всего человечества». И.Губерман
Детство и юность будущего великого учёного. Выбор жизненного пути
Мне бы хотелось подробно читателю изложить путь становления Владимира Бехтерева. Ведь очень интересно, как простой мальчик становится великим учёным. Что на него повлияло и сформировало.
«Родился я в селе Сарали (ныне Бехтерево, Республика Татарстан – прим. автора) Елабужского уезда Вятской губернии 22 января 1857 года. Помню, уже в детстве развилась невинная страсть собирать гербарий, коллекции насекомых, а позднее и не невинная страсть к охоте», — писал Владимир Михайлович.
Отец Бехтерева, Михаил Павлович, надзирал за ссыльными. Только был он, очевидно, не совсем обычен этот мелкий деревенский полицейский. В доме его непрерывно гостил, подкармливаясь и избывая тоску, ссыльный поляк, участник восстания шестьдесят третьего года. Говорится, что именно он и обучил грамоте и арифметике шестилетнего Вову.
Вскоре Бехтеревы перебрались в Вятку. Продали все свое имущество, домашних животных, чтобы купить за 2000 рублей дом в губернском городе.
«Отец мой умер от чахотки, когда мне было 9 лет. После его смерти наша семья навсегда поселилась в Вятке, где имелся дом, дававший лишь небольшой доход, но главный денежный ресурс всей нашей семьи. После незначительной домашней подготовки я был отдан во второй класс вятской гимназии».
После смерти отца мама Бехтерева — Мария Михайловна — осталась одна с тремя детьми. Они стали сдавать дом, а сами переселились во флигель (он не сохранился до этих дней). Жили на 18 «арендных» рублей. Зато повезло с квартирантом. Нижний этаж дома занимала приехавшая из Таврической губернии семья земского деятеля Петра Базилевского. По вечерам у него собирались жаждущие общения городские интеллигенты, и на сборища эти допускался Владимир.
А еще у квартиранта была дочь Наталья. Но, что она красавица и единственная на свете, Владимир обнаружит лишь спустя лет восемь — они поженятся, и жена родит Бехтереву 6 детей. /
Но пока Владимир о женитьбе не думает. Пока его занимают в основном книги… Пока, наслушавшись до головокружения, он назавтра с нетерпением ожидал конца гимназического дня, чтобы кинуться в городскую библиотеку. Он читает. Ежедневно, до ночи, все подряд — от «Истории умственного развития Европы» Дрэпера, от Спенсера, Писарева и Дарвина до таких книг, как «Дикий человек, смеющийся учености и нравам нынешнего столетия».
«В этот период времени я увлекся сочинениями естественнонаучного характера. Самое дорогое для меня было сделаться в будущем естествоведом». Бехтерев впоследствии писал: «Полагаю, что не было сколько-нибудь известной популярной книги по естествознанию, которая бы не побывала в моих руках и не была бы более или менее проштудирована с соответствующими выписками».
Нечего говорить, что такие книги того времени, как Писарева, Португалова, Добролюбова, Дрейпера, Шелгунова и других, перечитывались с увлечением по много раз.
Естествознанию в России вообще повезло. Лучшие умы и души уповали на развитие естествознания, как на самый верный залог освобождения России от темноты и вековечного рабства. Убежденность в благотворности любого знания, а особенно естественных наук, была краеугольным камнем мировоззрения шестидесятых годов. И они любой ценой распространяли, где могли, знания. На всю жизнь врезалось в память братьев Бехтеревых, как молодой учитель словесности однажды предложил желающим на час остаться и прочитал лекцию об устройстве и строении живой клетки — основы любого организма. На другой день учитель получил выговор от директора гимназии, а через месяц был уволен вообще. А лекцию его — не как знание уже, а как живое чувство восторга, удивления и интереса помнили еще много лет несколько десятков мальчишек. И по крайней мере одному из них это чувство отчасти определило жизнь.
Но гимназисту Бехтереву было скучно и тесно в гимназии. Учителя — они были типичны, в основном равнодушны и просто преданы своему служебному долгу, и никто из них ничем в памяти чрезвычайным не отпечатался. Один добр, но плохо знал собственный предмет; другой пил горькую, третий безволен и слабохарактерен, отчего из урока в урок громко кричал, что вышвырнет всех вон из окошка, под аккомпанемент музыки, смех и свист. Учитель истории, правда, был хороший — может отсюда и вкус к истории, ярко окрасивший впоследствии все работы Бехтерева. И все же уроки истории — лишь просвет в туманной дали гимназического существования. Жизнь начиналась именно после занятий, в библиотеке — настоящая, увлеченная, полновесная. Бехтерев потом интересную мысль записал в своих воспоминаниях:
«..этот остаток времени, по счастливому влечению отдаваемый посторонним книгам, еще и тем был полезен до чрезвычайности, что спасал от невежества, на которое обречен был заведомо любой, кто удовлетворился бы одним программным курсом».
Итак, после занятий в гимназии Владимир спешит в вятскую библиотеку (ныне Библиотека имени Герцена), удается пробраться и в «крамольную» библиотеку Красовского, где были запретные книги. Я особо подробно остановлюсь на этом отрезке, на библиотеке и книгах, поскольку именно здесь, очевидно, Владимир Бехтерев сформировал свой взгляд на мир и человека.
ВЯТСКАЯ БИБЛИОТЕКА
Библиотека в Вятке была особенная. Купленная на частные пожертвования, она была открыта некогда молодым ссыльным Герценом. Выступая на её открытии, он произнес слова, поразительно созвучные той идее, что спустя много десятков лет развил Бехтерев в упомянутой уже своей речи. Вот что сказал тогда Герцен:
«…Отец передает сыну опыт, приобретенный дорогими трудами, как дар, для того, чтобы избавить его от труда, уже совершенного… Книга — это духовное завещание одного поколения другому, совет умирающего старца юноше, начинающему жить… Но в книге не одно прошедшее; она составляет документ, по которому мы вводимся во владение настоящим, во владение всей суммы истин и усилий, найденных страданиями, облитых иногда кровавым потом… Это мысль человека, получившая относительную самобытность, это — след, который он оставил при переходе в другую жизнь».
Кстати, бывает же так. В одно и то же время в вятской библиотеке с жадностью поглощают знания гимназисты Владимир Бехтерев и Константин Циолковский. Обоим в гимназии катастрофически не хватает «пищи для ума», а в Вятке — простора для таланта. Они почти одновременно покинут губернский город, чтобы с одного началась дорога человечества в космос, а другой открыл людям космические глубины человеческого мозга.
Вот только книги в вятской библиотеке редели, точнее — выдаваемые книги. Из столицы поступали инструкции, и часть книг по списку исчезала в шкафах под замком. Карались и гимназисты, попавшиеся с этими книгами. В некоторых ученических уборных и карцерах можно было тогда прочитать кое-где на стенах лаконичное безадресное уведомление:
«…за Белинского — 6 часов, за Щелгунова — 10 часов и более, за Добролюбова в первый раз 12 часов, а во второй — 24 часа, за Писарева — аминь, за Ренана — аминь».
И потому в перечень духовных наставников Бехтерева нельзя не внести тех неведомых и ненарочных благодетелей, что неустанно создавали списки рекомендуемых книг, которые он читал взахлеб. Вся читающая Россия искала их в те годы и проглатывала залпом. Налагаемый запрет только усугублял всеобщий интерес и стимулировал жаркое обсуждение.
Откуда брались, как распространялись запретные книги? Здесь одну фамилию непременно следует упомянуть. Бывший преподаватель Красовский — он открыл в Вятке книжный магазин, а при нем — и библиотеку (ту самую «крамольную»), скоро она превратилась в клуб. Здесь обсуждали всё на свете, книги передавались там из рук в руки, и столь удачным был подбор посетителей, что несколько лет на эту библиотеку власти смотрели равнодушно. И только в конце 1874 года — уже год как Бехтерев покинул Вятку — последовали обыск, закрытие и кара.
«…Он читал до боли в глазах, до головокружения, до ощущения нереальности своего собственного тела и своего существования. Тревожное чувство, что весь мир где-то там, за пределами Вятки живет интенсивно и увлекательно, заставляло вскакивать взбудоражено и ходьбой возвращать спокойствие. И опять книги и опять будоражащее чувство бессмысленного и бесцельного прозябания».
Был август, скоро надо было опять идти в гимназию, потому что как раз добавили 8й класс и настроение у Владимира было препоганое, потому что учиться в гимназии ему уже вовсе не хотелось. И неясно вроде было, чего же хочется, кроме мечты о естественном отделении физико-математического факультета университета. И вдруг появилось в газетах роковое в судьбе Бехтерева объявление.
В столице газета вышла семь дней назад, а на седьмой день пришли эти газеты в Вятку. И тем же вечером трое гимназистов, обсуждавших взволнованно на набережной сногсшибательную новость, встретили Владимира Бехтерева, бредущего домой с удачной рыбалки. Встретили и дали почитать краткое газетное объявление о том, что в Петербурге, в Медико-хирургической академии желающие поступить туда выпускники даже седьмого класса гимназии «имеют подвергнуться поверочному испытанию, причем будет обращено особое внимание на предметы математические в пределах гимназической программы, на зрелость суждения и знание отечественного языка».
Два дня оставалось на сборы, на согласие матери, на получение документов из гимназии. Два дня, потому что от Вятки добираться до Петербурга – семь, и пароход как раз идет двадцать третьего — значит, в последний день приема заявлений они успеют подать свои бумаги. А то, что Медико-хирургическая – ну и что? Все равно ведь два первых курса — наверняка естественные науки, а там еще посмотрим, как быть.
Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах
Действительно, порой даже тщательно продуманные, «верные» перспективы срываются в связи с какими – то, казалось бы, странными обстоятельствами. Или… человек сам отказывается от намеченного, не осознавая того? Так или иначе, 16-ти летний Владимир Бехтерев планировал быть естествоведом. Но жизнь решила иначе.
Стоит отметить, что вовсе не собирался тогда именно мозгом заниматься будущий естественник Бехтерев. То он думал посвятить себя акушерству – интересно ему, видите ли, было, как применяются точные законы механики в таком тонком деле, как рождение человека; то глазные болезни привлекают к себе его внимание. Занимает его, насколько законы физики способствуют исследованию зрения. А еще он вёз с собой в Петербург тетрадку записей, и вовсе к естествознанию не относящихся: об истории, обычаях и нравах вотяков, среди которых много жил, и о которых много знает всякого, неведомого доселе этнографам, и надеется опубликовать.
Поступление в академию оказалось чреватым для молодого Бехтерева длительной и сильной нервотрепкой. Начавшейся еще до экзаменов, ибо выяснилось незамедлительно — в последний день подачи заявлений! — что Владимиру Бехтереву не хватает полугода возраста. Шестнадцать с половиной было позорно мало, чтобы претендовать на звание студента.
«В Петербург мы приехали в праздничный день 30 августа . 31 августа в десятом часу я уже стоял перед дверями актового зала академии среди толпы человек в семьсот. Но главным препятствием оказался не огромный конкурс, а возраст. Мне не исполнилось еще 17 лет. Недостающие пять месяцев мне подарил начальник академии Честович и допустил к экзамену. Постоянное волнение, пережитое мною при поступлении в академию, отразились чувствительным образом на моём здоровье . У меня развилась бессонница и общее нервное расстройство. Я оказался в клинике. Но кратковременное моё пребывание в клинике в значительной степени повлияло на решение вопроса о будущем и выбора специальности в пользу психиатрии и нервных болезней», — вспоминал Бехтрев
Когда просьба, обращенная к начальнику академии — почти слезная от ужаса просьба,— завершилась усмешливым обещанием простить недостающие полгода, начались собственно экзамены. А после них — он выдержал, он студент! — сразу же почти после них началось неодолимое недомогание. Днем непрерывно хотелось спать, а ночью мучила бессонница, доселе неизвестная никогда. Тяжелая, налитая, будто мутной грузной жижей голова не работала совершенно. Достигнутый успех, еще вчера казавшийся полным счастьем, представлялся никчемным делом, ибо ясно было, что учебу не одолеть, да и не хочется. Жить хотелось тоже не очень. Читать что-нибудь не хватало сил, и мерзкая подступала к горлу от мгновенной усталости липкая тошнота. Ватными были ноги, руки, все тело. И все, все на свете раздражало.
Так шестнадцати с половиной лет впервые в жизни и сразу в качестве больного переступил будущий знаменитый психиатр порог психиатрической клиники. Поставленный ему диагноз — меланхолия — он потом отвергал, говорил, что была у него от нервного перенапряжения обычная несильная неврастения.
Так состоялось в больнице его знакомство с молодым палатным врачом, недавним выпускником академии Иваном Сикорским. Сорок лет после этого длилась их приязнь и дружба, а когда однажды они сразу и вдруг оказались непримиримыми врагами, о предмете их розни узнал весь мир.
Интересная судьба, не правда ли. Бехтерев ведь ну вообще не планировал поступать в медико-хирургическую академию. Он планировал поступать именно в университет на естественные науки, у него к этому и склонность была. Но, обстоятельства сложились таким образом, что сама жизнь, как говорится, распорядилась, где ему быть и где он максимально может проявить свой талант.
Итак, по окончании курса в 1878 году Бехтерев посвятил себя изучению душевных и нервных болезней и для этой цели работал при клинике проф. И. П. Мержеевского. Кафедра, на которой работал будущий великий учёный, можно сказать, была всегда ориентирована на вызовы военного времени, на наиболее актуальные проблемы военной психиатрии. Но это было потом, а пока, в 1877 году, Владимир Бехтерев отправился на русско-турецкую войну (ему было тогда 20 лет).
Участие в войне. Болгарская кампания
Император Александр II в ставке
русского командования в городе Кишиневе 12 апреля 1877 года подписал манифест о
войне с Турцией.
Общественность России восприняла объявление
войны в основном сочувственно. Многие представители интеллигенции были
воодушевлены возможностью борьбы за свободу если не у себя на родине, то хотя
бы в братских славянских странах. Для лечения раненых на русско-турецкий фронт
добровольно отправились многие врачи и профессора. По призыву Боткина изъявили
желание отправиться на войну и некоторые студенты старших курсов
Медико-хирургической академии. Среди них был и двадцатилетний Владимир
Бехтерев.
«Незадолго до отправления на фронт Бехтерев принял предложение одной из вновь организованных газет, названной «Северный вестник», быть ее внештатным военным корреспондентом. Первый номер газеты вышел 1 мая 1877 года. Более двадцати корреспонденций Бехтерева, опубликованных в этой газете под псевдонимом «Санитар», позволяют проследить этапы боевого пути отряда Рыжовых и личные впечатления молодого Бехтерева о событиях, в которых ему довелось принимать участие…
«Лето 1877 года я провел в действующей на Дунае армии в санитарном отряде. В первый раз госпиталь наш начал действовать в Зимнице, в сражении при переправе русских войск через Дунай. Здесь-то именно и пришлось убедиться всем нам воочию, что как не ужасна война сама по себе, она становится вдвойне ужасною при недостатке врачебной помощи». Подробности о военных событиях, в которых нам приходилось участвовать, можно найти в моих письмах с войны, помеченных в газете «Северный вестник» под псевдонимом Санитар».
Это были годы, когда студенчество кипело и волновалось, когда не было ни одного землячества, где не читали бы подпольную литературу. Только что закончилось арестами массовое «хождение в народ» — заведомо обреченная, но святая в своей жертвенности и наивности попытка таким путем переменить удушливый климат страны. Уже более тысячи сидели в тюрьмах, и готовились судебные процессы над ними; уже сколачивалась новая «Земля и воля», из которой вскоре вышла «Народная воля», свершившая свой суд над царем. Очень трудно было не вовлечься в эту неравную борьбу, да еще с азартом Бехтерева, да еще с его готовностью не раздумывая сложить голову за любое светлое дело — готовностью, воспитанном чтением всего, что читала в те годы молодая Россия.
Но идея, всецело завладевшая Бехтеревым в больнице, идея, что мир перевернет и переделает НАУКА, особенно наука о человеке, увела его бесповоротно от разделения судьбы точно таких же, как он — по горячности, по образу мыслей, по одержимости — увела от арестов, ссылок и казематов…
И все же летом, после третьего курса, он уехал в Болгарию на войну. Уехал так же просто, как недавно в Петербург из Вятки. Никто не побуждал его и не уговаривал подставлять свою голову под пули. Предложили просто, и все. Двое братьев на собственные деньги, доставшиеся им по наследству, организовали санитарный отряд и предложили ему присоединиться. Не хочешь — пригласим другого. А разве три года назад уговаривали? Тоже просто предложили: «Едем?» — «Едем!» И еще много таких поступков было в его долгой жизни. Он откликался с полной готовностью. Военная кампания его длилась всего четыре месяца — началась на переправе русских войск через Дунай и закончилась жесточайшей лихорадкой от ночлега на сырой земле после тяжелейшего боя под Плевной. Здесь, под Плевной, они развернули свой добровольческий госпиталь на сорок коек. Недалеко расположился и регулярный лазарет — он был всего лишь вдвое больше. К вечеру с поля боя поступило свыше полутора тысяч раненых. В палатках, на голой земле, ибо носилки-кровати служили в это время лишь носилками, разместилась только треть них.
«Они лежали не перевязанными,— вспоминал потом Бехтерев,— бок о бок друг с другом, а нередко с умирающими или уже с умершими. Теснота была такая, что трудно было проходить между ранеными, не рискуя наступить кому-нибудь на поврежденную руку или ногу. Но все те, которые помещались в палатках, при таких условиях были положительно счастливцами по сравнению с теми, кто за неимением места оставался прямо на размытой грязной под открытым небом, сыпавшим мелким дождем… и притом часто даже без верхней одежды, которую раненые покидали ради своего облегчения еще на поле сражения. Все эти несчастные, дрожа от холода и сырости, мучимые страшными болями от ран, ползком добирались до палаток, громоздясь друг на друга и моля врачей о жалости. Но что можно было сделать, когда не было возможности даже взять откуда-нибудь соломы, на которую можно было бы укладывать постоянно подвозимых раненых? Общий стон и вся картина были вообще так ужасны, что ум человеческий и вообразить этого не может… Лишь на третий день после сражений все принятые в нашем пункте раненые были перевязаны, а некоторые из них и оперированы».
Три эти дня, полные бессонной и непрестанной работой, мучительным бессилием облегчить участь стонущих и кричащих (медикаментов тоже не хватало) даром для Бехтерева не прошли. Он вернулся в Петербург совершенно иным, нежели покидал его, и главное в этом изменении было чувство сострадания, более не оставлявшее его никогда. Он навсегда научился сострадать чужой боли за те трое кошмарных беспрерывных суток, когда суетился, как все, что-то делал, как все, а сам изнемогал, пыточно изнемогал от того, что помочь бессилен. Похоже, он научился сострадать намного раньше, чем научился лечить,— не потому ли он и стал таким необыкновенно помогающим врачом? Почитайте только, как ему писали потом, много позже люди:
«Истинно душевно уважаемый, один из достойнейших, только подобные вам, умеющие сочувствовать, имеющие светлую голову, доброе сердце и огромный опыт могут дать совет, как спасти гибнущую жизнь сына», «Верный наш прекрасный и богом избранный друг профессор Бехтерев»…
Он вернулся спокойный, повзрослевший, отвердевший. Риск и самоотвержение — они ведь не только победою или удачей красны; непременно возмужанием они чреваты, куда более крупным шагом к зрелости, чем дается любым сроком спокойного созревания. За какие-то короткие минуты, для самого себя незапамятные, он стал мужчиной. А еще, что весьма существенно, — мужчиной стал человек, уже отлично знающий, чего хочет. Оттого, быть может, столь велики оказались работоспособность и целеустремленность Бехтерева в последние два года учебы.
Сдав блестяще три десятка экзаменов, он был приглашен на конкурс, чтобы остаться при академии (так готовили будущих профессоров), написал экспромтом работу о лечении чахотки и, после тайной баллотировки, оказался избранным для подготовки к профессуре. Появились первые больные, первые койки в военной клинике, появилось первое ощущение, более не оставлявшее его никогда, что вышел на большую дорогу. Заканчивая обучение, молодой доктор Бехтерев, как и все его соученики, перед получением диплома, не вдумываясь по молодости в суть, дал факультетское обещание врача — знаменитую клятву Гиппократа.
Денег не хватало чрезвычайно, Бехтереву пришлось урывать время на частную практику, и она пошла очень успешно, к счастью.
Знают прекрасно устройство мозга только двое: Бог и Бехтерев
Ф. Копш, немецкий анатом, современник В.М. Бехтерева
Бехтерева уже было не остановить. В 1884-м он отправился за границу учиться у ведущих европейских психологов. Там освоил гипноз, который потом внедрил и в российскую практику. Именно во время своей первой поездки заграницу в Парижской клинике доктора Шарко, Бехтерев освоил технику гипноза, и впоследствии разработал особую методику лечения. Сегодня её применяют тысячи психотерапевтов по всему миру.
С этой поездкой было не все так просто. Конкуренция с Павловым.
Когда руководство Военно-медицинской академии (как теперь именовалась Медико-хирургическая академия) решило определить две кандидатуры для годичной научной командировки за границу, выбирать надо было из трех претендентов: Бехтерева, клинициста С. В. Левашова и физиолога И. П. Павлова.
И. П. Павлов был самым старшим по возрасту (он был старше Бехтерева на 9 лет). К этому времени он окончил Петербургский университет, прошел курс в академии и успел поработать в ней в физиологической лаборатории при кафедре терапии, возглавляемой Боткиным. Но у него было мало публикаций — всего 12. У Левашова было 18, а у Бехтерева – 58.
Несмотря на небольшой стаж работы, Бехтерев уже приобрел широкую известность в среде русских неврологов и даже за рубежом. Его избрали в 1883 году в действительные члены Итальянского общества психиатров.
На этом основании было решено послать в Европу Левашова и Бехтерева. Вероятно, это не могло не ранить самолюбие Павлова. Возможно, этот инцидент и положил начало научному соперничеству Павлова и Бехтерева, которое приняло серьезный оборот, когда они возглавили научные школы.
Позже Павлову конференция академии все — таки разрешила, по ходатайству Боткина, выезд за границу на полтора года с начислением ему в этот период жалованья «по шестому разряду», но без дополнительного денежного обеспечения. Позже это «противостояние» или обида Павлова приняла действительно серьезный оборот.
Стоит отметить, что сегодня, когда речь заходит о рефлексах, обычно вспоминают Академика Ивана Павлова, первого в России лауреата Нобелевской премии. Именно ему приписывают авторство в учении об условных рефлексах. Но мало, кто знает, что условными рефлексами занимался и Бехтерев. Он их называл «сочетательными».
Примечательно. Два гения, два великих человека, оба занимались изучением функций головного мозга, высшей нервной деятельности. Оба посвятили свою жизнь науке и изучению условных рефлексов. Но какие разные судьбы. Павлова еще при жизни превратили в идола советской науки. Бехтерева забыли на много лет.
«Есть Павлов и нет пророка, кроме Павлова. Поэтому все должны изучать Павловское учение, развивать вы должны Павловское учение», — сказала в своём интервью внучка Владимира Михайловича — Наталья Бехтерева. Такова была ситуация.
Почему? С чем это связано?
Может Бехтереву не могли простить, что он проник на запретную территорию и разгадал самое страшное явление? Проник на территорию, имя которой — «Внушение». Внушение и его роль в общественной жизни. К внушению я вернусь немного позже. А пока…
1885 год. В этот год Бехтерев стал профессором Казанского университета. Когда 27-летнего учёного позвали на должность завкафедрой психиатрии в университет, он уже имел докторскую степень, вес в научных кругах и изучил опыт работы клиник Лейпцига, Парижа, Мюнхена и Вены, пройдя стажировки у известных профессоров.
Его лекции в Казанском университете и окружной лечебнице, где при нём открыли клиническое отделение, были настолько увлекательными, что собирали не только медиков. Его слушал даже Алёша Пешков (будущий писатель Максим Горький). Он ездил к студентам в лечебницу (ныне Республиканская клиническая психиатрическая больница), чтобы продавать студентам булки, а потом незаметно для других слушал лекции о больных через дверную щёлку.
В Казани Бехтерев провёл девять лет, но сколько успел! Только научных работ более 300. Открыл первую в России психофизиологическую лабораторию, не хуже европейских, основал Общество неврологов и «Неврологический вестник», который выходит и сегодня.
Академик Владимир Михайлович Бехтерев, казалось, не знал усталости. Он и от других требовал такой же отдачи в научной работе. «Помилуйте, — жаловались на него за глаза сотрудники, — нельзя с ним ни пройти, ни проехаться — непременно даст две-три темы или два-три поручения, да еще и срочных». Ежегодно сам он выполнял до двух десятков научных исследований!
«…9 лет, проведённые в казанском университете, сослужили мне большую службу в научном отношении. Университет дал мне возможность устроить в его стенах первую для того времени психофизиологическую лабораторию для научных изысканий в области анатомии, физиологии, экспериментальной психологии. Благодаря этому мне удалось в Казани провести и закончить часть анатомических работ по мозгу и подготовить уже первое тогда издание «Проводящие пути мозга». Здесь образовалась и первая школа моих учеников. Первым моим делом было изучить мозг в анатомическом отношении и затем ознакомится с больными клиники и способами их содержания и лечения».
Появившиеся в разных странах в разное время приюты для душевнобольных напоминали скорее тюрьмы, чем больницы: пациентов нещадно били, заковывали в цепи и кандалы, устраивали мучительные лечебные процедуры, насильно скармливали рвотное и слабительное — все, чем обладала медицина. Побои почитались средством целебным — еще в девятнадцатом веке один довольно гуманный философ писал, что «палка заставляет помешанных снова почувствовать связь с внешним миром». Подлинную, человечную свою историю психиатрия начинает с Пинеля — человека невероятного мужества, врача, в котором поразительна не только (да и не столько) интуиция врача, сколько дар куда более редкий — способность быть Человеком, то есть сострадать и действовать во имя сострадания. Он первым в мире снял с больных цепи.
В то время, в России в том числе, больные эпилепсией считались изгоями, считалось, что в них вселяются злые духи, что они демонически одержимы, и их просто запирали в клетки и творили с ними еще бог знает что. Но, когда Бехтерев занялся этой проблемой, он призывал к тому, чтобы гуманно относиться к больному существу. Он первый заговорил об образовании эпилептологического центра. Теперь такие центры существуют во всём мире.
«Я был так удовлетворен научной работой в симпатичном провинциальном университете, что когда стали звать меня в мою альма-матер, то я внутреннее запротестовал было, но пришел приказ из академии о моем назначении.
В 1893 году возглавил кафедру нервных и душевных болезней Медико-хирургической академии. В 1900 Бехтерева избирают председателем Русского общества нормальной и патологической психологии.
Это вообще такой человек ХХ века, да я думаю и ближайшего будущего, что ни один человек не повторил того, что оставил Владимир Михайлович Бехтерев. Достаточно сказать, что практически все его научные направления до сих пор до конца не востребованы.
Он пользовался глубочайшим уважением не только у профессорского состава, но и среди студентов. Его лекции всегда активно посещались, они были открытого типа, широко иллюстрированные, с демонстрацией пациентов, больных, с разбором. Он впервые ввел в учебный процесс новые технологии.
Настолько глубоки и невероятны были знания Бехтерева, что он был как Иисус Христос, если не без частицы «как». У него слепые начинали видеть, лежачие вставали и шли. И всё это делалось при множестве свидетелей, тут же на глазах людей. Он мог ввести в гипноз целую аудиторию за несколько секунд.
«Было интересное подразделение – комната по изучению влияния цвета на нервную систему, где я проводил исследования по этой проблеме. В том числе и личные сеансы гипноза я любил проводить в этой комнате», — Бехтерев В.М.
Великий мастер гипнотического воздействия Бехтерев обучил ему сотни учеников и впервые применил групповую психотерапию под гипнозом. Бехтерев одним из первых в России начал применять гипноз в своей работе. Знаменитые Бехтеревские сеансы лечения гипнозом. Его пациенты – люди, страдающие алкоголизмом.
«В конце позапрошлого века, в начале прошлого века Владимир Михайлович был таким энциклопедистом, который владел совершенно не дилетантски, а профессионально: неврологией и психиатрией, и практической медициной, и психологией, и физиологией мозга человека. Понимаете, это такое редкое сочетание!», – Наталья Бехтерева.
«Говоря о масштабах личности Бехтерева, если мы возьмем всю медицину, все специальности, я не могу найти такую фигуру, как фигура Бехтерева. Это очень крупная, многоплановая в исследованиях фигура учёного», — Борис Карвасарский, заслуженный деятель науки РФ, доктор медицинских наук, профессор.
Люди, большинство людей, знали его, прежде всего, как врача. Он был великолепным врачом. К нему шли больные. У него лечились традиционными и нетрадиционными методами. Он занимался этим очень всерьез. Если бы он ничем другим не занимался, кроме практической медицины, вероятно, говорили бы о том, какой был великолепный врач Бехтерев Владимир Михайлович. Но Владимир Михайлович Бехтерев залезал в самые разные науки.
Он принялся за разработку вопросов, связанных со строением мозга. Делались миллионы срезов, чтобы проследить соединения и связи отдельных нервных клеток и узловых скоплений. Это была титаническая работа. Знания строения мозга являлось ключом к пониманию его функций. У Бехтерева эта работа заняла 15 лет.
Великий невролог, он будто видел насквозь, казалось, чувствовал тончайшие оттенки работы нервной системы, её норму и её срывы. Впервые в его клинике применяется фотография с целью диагностики.
У него была настоящая физиология мозга человека, когда еще существование методик, вот таких, как мы имеем сейчас, не то, что в помине не было, о них и не мечтали. Как он ухитрился это сделать?! У него совершенно удивительное мышление. Именно это мышление, я бы сказала, анатомо-физиологическое привело к тому, что он в изучении общих закономерностей работы мозга человека, выдвинул идею ассоциативных рефлексов, которые опираются на ассоциативные возможности мозга, – рассказывает Наталья Бехтерева.
Открывая первую специальную нейрохирургическую клинику, Бехтерев говорил: «Если нынешние врачи-невропатологи еще обращаются за помощью к хирургам, то будущее поколение уже не станет нуждаться в этом». Невропатологи, по настоянию Бехтерев, впервые взяли в руки хирургический нож.
Заслуга Бехтерева еще и в том, что он не рассматривал больного только с одной стороны: со стороны невролога, со стороны психиатра, или хирурга и т.д. У него был комплексный, так называемый, био-социально-психологический подход.
Помимо того, что Бехтерев умел заниматься наукой серьезно и в глубину, он умел интегрировать различные науки и получать синтетический результат, он был еще и великолепным организатором в науке. Он создал бесконечное количество учреждений. И создавал их все под определённой идеей.
«Все наши высшие школы преследуют большей частью утилитарные и профессиональные задачи. Но при этом упущены из виду, что впереди всего этого должен быть поставлен сам человек. Что для государства и общества, кроме профессиональных деятелей, нужны еще лица, которые понимали бы, что такое человек , как и по каким законам развивается его психика. Эти вопросы капитальной важности для современного человечества».- Бехтерев В.М.
Иногда связывают представление об институте человека с деятельностью Горького, якобы Горький как бы стимулировал к развитию института человека. Но, по сути, Бехтерев стремился к этому тоже — изучать человека и болезни этого самого человека в самых разных направлениях. А для этого, как вы понимаете, нужны были не только большие усилия, но и огромные деньги. Это же надо было всё организовывать. И это всё сделал Бехтерев. На его призыв о частных пожертвованиях откликнулись сотни людей. Были построены клиники, лаборатории…
Владимир Михайлович Бехтерев выступил с инициативой создания Психоневрологического института, и благодаря его стараниям в 1911 г. появились первые здания института за Невской заставой. Вскоре он становится президентом института (потом его уволят, ниже будет описано)
Телепатия
Бехтерев много чем интересовался: и телепатией в том числе. Ставил эксперименты на своих родственниках. Он интересовался тем, что в животном мире происходит, в смысле общения животных и друг с другом, и с человеком.
Есть один архивный документ от 24 января 1921 года. Протокол номер 26. Научно просветительского уголка Владимира Дурова. Почетный гость Академик Бехтерев. Этот протокол есть не что иное, как отчет об эксперименте по мысленному внушению, другими словами, по телепатии. В данном случае мысленные команды передавались животным – артистам дрессировщика Владимира Дурова.
Бехтерев первым из крупных ученых решил подойти к исследованиям внушения, телепатии комплексно. Бехтерев привлек к этой работе врача Александра Барченко. Он тоже занимался передачей мысли на расстоянии. Барченко назвал их — «мыслеформами» и даже пытался реализовать свои идеи в инженерных конструкциях, а мыслеформы пробовал фиксировать на фотопленку.
Вскоре исследованиями Барченко заинтересовалось одно из самых закрытых подразделений ОГПУ, так называемый спецотдел, который возглавлял член коллегии ВЧК Глеб Бокий. Спецлаборатория существовала до 1937 года, где велись эксперименты. Вскоре лаборатория была закрыта. 21 мая 1937 г.Барченко и его сотрудники арестованы.
Барченко Александр. зав. лабораторией Всесоюзного института экспериментальной медицины. Приговорен: ВКВС СССР 25 апреля 1938 г., обвинен в шпионаже и участии в к.-р. массонской организации «Единое трудовое братство». Расстрелян: 25 апреля 1938 г.
Наступила другая эпоха, когда подобного рода исследования, вероятно, уже были невозможны. Считается, что в середине 30х годов Сталин запретил все опыты, связанные с парапсихологией. Но так ли это?
Например Вольфу Мессингу (артист-экстрасенс, выступавший с психологическими опытами «по чтению мыслей» зрителей) позволялось публично экспериментировать в этой области. Но, когда Мессинг только родился, Бехтерев был уже знаменитым учёным. Считается, что они никогда не встречались. Но сам Мессинг в своей автобиографической работе прямо ссылается на работы Бехтерева в этой области
Внушение. Начало конца?
Бехтерев всегда активно участвовал в общественной жизни. Например, в 1913 году он принял участие в знаменитом политически ангажированном «деле Бейлиса». После выступления Бехтерева главный обвиняемый был оправдан, а экспертиза по его делу вошла в историю науки как первая судебная психолого-психиатрическая экспертиза.
Подобное поведение вызвало недовольство властей, и вскоре Бехтерев был уволен из академии, Женского медицинского института и не был утвержден на новый срок в качестве президента Психоневрологического института.
«Позитивные отношения с большевиками у Бехтерева сложились не сразу, — пишет в статье «Загадка смерти В.М. Бехтерева» Август Шерешевский, советский и российский психиатр, историк отечественной психиатрии. — Между февралем и октябрем 1917 года ученый нелестно отозвался об ими возглавляемых Советах. Еще в конце 80-х годов прошлого века, когда Бехтерев в Казани начал заниматься гипнотерапией, он стал вызывать к этой своей деятельности весьма настороженное отношение у тех, кто обладал политической властью в России. Впоследствии эта тенденция продолжалась и у тех, кто стал во главе государства после свержения самодержавия и Временного правительства. В речи, произнесенной в декабре 1897 года на праздновании столетия Военно-Медицинской Академии, оказавшейся затем сенсационной, Бехтерев на исторических примерах показал, как эффективно можно «отравить» массу людей ложными учениями, держа их в неведении и страхе, осуществляя это совсем простыми средствами — «жестами, интонацией, особым набором слов, которые непременно делаются людьми, обладающими властью, навязывающими большому количеству людей неадекватную оценку реальности.
Но вообще поддержка советской власти обеспечила ему относительно достойное существование и деятельность в новой России. Он работает в Наркомпросе, создает Институт по изучению мозга и психической деятельности. Однако альянс с властью был недолгим. Как великий ученый и независимый человек, он тяготился складывавшейся в стране тоталитарной системой.
Таинственна сила внушения, сила, которая порождает психические эпидемии и часто изменяет ход истории.
«Иногда достаточно одного брошенного слова, одной мысли или даже одного мановения руки, чтобы толпа разразилась рефлективно жесточайшим злодеянием, перед которым бледнеют все ужасы грабителей. Вот оно ключевое слово рефлекс. Когда действие производится помимо воли и желания самого человека »,- Бехтерев « Гипноз. Внушение. Телепатия».
«Путём внушения народные массы могут быть направляемы как к самым безнравственным и жестоким поступкам, так и к великим историческим подвигам. Достаточно, чтобы кто-нибудь возбудил в толпе низменные инстинкты и толпа, объединяющаяся, благодаря возвышенным целям, становится в полном смысле слова зверем, жестокость которого может превзойти всякое вероятие» (Бехтерев В.М.).
Внушение: «где бы мы ни находились, в окружающем нас обществе мы подвергаемся уже действию психических микробов и, следовательно, находимся в опасности быть психически зараженными», — Бехтерев.
По сути, весь 20й и 21й век стал подтверждением этой мысли. Чем, как не психической эпидемией можно назвать то, что было в фашистской Германии? Ведь, по сути, Гитлер действовал, как опытный гипнотизер.
«Психическая зараза, микробы которой хотя и невидимы под микроскопом, но, тем не менее, подобно настоящим физическим микробам, действуют везде и всюду и передаются через слова, жесты, движения окружающих лиц, через книги, газеты».
Бехтерев особо подчеркивал роль технических средств: «граммофона, телеграфа и телефона». Есть даже версия, что учёного пытались склонить к созданию оружия, с помощью которого можно было бы управлять толпой на расстоянии, что-то сродни Гиперболоида инженера Гарина. Такое себе психотронное оружие. Но, якобы, Бехтерев не захотел принимать участие в его создании. Это только версия.
Как отвечают на это люди, более или менее знавшие его, например внук Бехтерева — Медведев Святослав Всеволодович (сын Натальи Бехтеревой) — советский и российский физиолог, академик РАН, член бюро Отделения физиологических наук РАН, с 1990 по 2017 директор Института мозга человека — что он в эту версию не верит. И не верит не потому, что Бехтерев не мог создать такое устройство, наверное, мог — говорит Святослав Всеволодович — а потому не верю, что, если бы он создал его, то оно (устройство) существовало бы и сейчас. И во-вторых, такое открытие, которое существует – его невозможно утаить, считает он. Утаить можно что? — конкретные частоты, говорит он, а вот законы физики, законы физиологии не утаить. Они объективно существуют и поэтому через какое-то время его бы нашли. Вот и всё. И еще есть один момент, почему Бехтерев не мог принимать участия в создании такого оружия, и ответ прост: он был врачом, человеком, который лечит людей, а не убивает их.
В декабре 1927 года Владимир Михайлович скоропостижно скончался. Существует немало версий и якобы доказательств того, что смерть носила насильственный характер.
Уехал в командировку и больше не вернулся
В конце декабря 1927 года Бехтерев получил телеграмму из Лечебно-санитарного управления Кремля. В телеграмме не было никаких указаний о срочности такого визита, что в свою очередь указывало на обычность врачебной работы, которая его ожидала. 23 декабря Бехтерев с утра отправился для консультирования в Лечебно-санитарное управление Кремля, оттуда поехал для председательствования на заседании съезда невропатологов и психиатров. После завершения заседания директор Института психопрофилактики Розенштейн повел Бехтерева для осмотра института. Процесс осмотра сопровождался традиционным чаепитием, в дверь часто заглядывала молодая жена Бехтерева Берта и «довольно громко и назойливо» обращалась к группе ученых, которые вели дискуссию, с просьбой об окончании занятий, ибо «нам, Владимир Михайлович, нужно в театр».
Жена…Берта… Бехтерев в 70 лет женился на молодой племяннице Ежова, да, того самого Николая Ивановича Ежова — генерального комиссара госбезопасности. Если честно, то иногда я понимаю, что эта женитьба могла быть не случайна. Для таких людей, как Ежов ничего не стоило женить
нужного человека на нужном человеке… Но, это лишь мои размышления.
ВИНОВАТА ЖЕНА? ВОПРОС ОСТАЕТСЯ ОТКРЫТЫМ
Ссылаясь на интервью поэта и писателя Губермана американскому русскоязычному журналу «Вестник»: «Когда я писал книжку о Бехтереве, я написал письмо его дочери, жившей за границей, и осторожно спросил о версии отравления. Старушка очень бодро ответила мне: „Конечно, конечно, все это знали: его отравила мерзавка молодая жена“».
«Уточнению всех обстоятельств происшедшего с Бехтеревым до настоящего времени мешает неясность деталей, которые возможно установить путем использования документальных материалов, — сетует профессор Шерешевский. — Но часть их даже теперь остается недоступной…»
Итак, Берта очень настаивала на том, что им нужно в театр. В результате ее супруг, «очень недовольный и, не стесняясь в выражениях своего недовольства, наскоро закончил записи, встал и, простившись, вышел из кабинета вместе с мадам Б. и уехал, как потом оказалось в Большой театр… Там Бехтерев с женой смотрел „Лебединое озеро“. Там же, в буфете, скушал две порции мороженого и со второго действия вернулся в квартиру профессора Благоволина, у которого остановился в Москве, где вскоре заболел профузным поносом, был приглашен врач, который сделал уколы, а больной к утру умер», — значится в документах Ленинградского научно-исследовательского психоневрологического института им. Бехтерева.
Уже утром следующего дня о случившемся по Москве стали быстро распространяться слухи о внезапной таинственной гибели академика и обстоятельствах, предшествующих ей, носившие самый разноречивый характер. В больничных учреждениях, аптеках и даже магазинах чувствовалась растерянность, а газеты давали краткие и туманные сообщения.
Как говорят некоторые исторические документы – жена Берта после смерти сразу дала согласие на кремацию тела. Поэтому и не сохранились протоколы вскрытия.
Толпа народа провожала его. Многих из этих людей Бехтерев лечил. Были его студенты, друзья, коллеги по работе. Морозным декабрьским утром 1927 года они несли урну с прахом своего кумира, но пораженные его внезапной кончиной.
Бехтерев говорил о бессмертии человеческой личности, и когда его провожали в последний путь, вряд ли кто-то тогда задумывался, что они провожают Бехтерева в бессмертие.
«В течение своей жизни человек рассеивает свою энергию среди близких и неблизких ему лиц, которые в свою очередь передают приобретенное другим, а те третьим и так далее – до пределов человеческих взаимоотношений», — Бехтерев Владимир Михайлович.
«Посудите сами. Всё очень просто и по-научному логично. Любая психическая деятельность лишь проявление особого вида энергии. Она перетекает от одного человека к другому и не может исчезнуть по закону сохранения энергии. Ни одно человеческое действие, ни один шаг, ни одна мысль, выраженная словами или даже взглядом, жестом, мимикой не исчезают бесследно. Бехтерев называл это социальным бессмертием.
«Властелин мира»
Хочу вам кое — что рассказать еще. В 1929 году вышла в свет книга фантаста Александра Беляева «Властелин мира». Речь в ней идет о том, как можно завоевать мир, а оружием в этой войне служит аппарат для передачи мыслей на расстоянии. В книге есть несколько любопытных совпадений.
Например, изобретатель Штирнер, который создал аппарат, ссылается на рефлексологию. Как известно, это главная теория Бехтерева. Еще одним героем является дрессировщик, который успешно занимается опытами внушения животным. Зовут Дрессировщика Дугов. Достаточно изменить одну букву, и получится Дуров, коллега Бехтерева. По телепатическим экспериментам. Другой персонаж прямо заявляет, что электромагнитная природа мозговых и нервных колебаний была доказана работами профессора Бехтерева. Добавлю, что зовут этого персонажа- Качинский. И снова, если поменять одну букву и получится Кажинский. Бернард Кажинский, друг фантаста Беляева, инженер, один из ближайших соратников Владимира Бехтерева и автор исследования биологической радиосвязи.
В 1963 году вышло второе издание этой книги. Это, наверное, уникальный случай в истории советской истории, ведь выпущена книга издательством академии наук Украины, а речь в ней идёт о таком антинаучном явлении, как передача мыслей на расстоянии, о телепатии. Именно эти эксперименты, о которых Кажинский подробно рассказывал своему другу писателю Беляеву, подтолкнули фантаста к созданию романа «Властелин мира». С помощью аппарата по передачи мыслей, который изобрёл Штирнер, можно было на расстоянии загипнотизировать человека, подавить его волю, вызвать панику, в общем, покорить толпу. А помогает Штирнеру в этом, некто Готлиб, очень похожий по описаниям на Гитлера. В те годы, пока еще только вождя национал-социалистической партии Германии. Интересно, что западные спецслужбы проявляли интерес к работам Бехтерева. Например, в 1921 году управление имперской безопасности Берлина завело на него учётную карточку, то же самое сделало и второе бюро генштаба Франции, другими словами военная разведка. Некоторые говорят, что и Советские спецслужбы применяли в своей деятельности людей с феноменальными, пар анормальными, парапсихологическими способностями, а элементы гипноза и внушения входили и входят в арсенал программы подготовки специальных подразделений.
В последние годы широко обсуждается тема некоего «чудо – оружия». Якобы существуют некие таинственные мощные устройства, которые на большом расстоянии, иногда за сотни километров, могут оказывать влияние на психику человека. Психотронное оружие. Но, пока это лишь теории на уровне легенд, мифов, слухов. Хоть я и не опускаю возможное существование оного. Возможно всё.
Эпилог
Трудно и по крупицам открывается и сегодня учение великого Бехтерева, и секреты самого сложного из творений вселенной — человеческого существа. Но когда-нибудь мы разгадаем, обязательно разгадаем!
За две недели до смерти Бехтерев опубликовал воззвание к ученым всего мира в поддержку предложения советского правительства о разоружении.
Всегда ваша Хельга Браун.
_____________________________________________________
✒️Подписывайтесь на наш Telegram канал «Гранит науки»
✒️Читайте нас на Яндекс Дзен
📩У нас есть страница на Facebook и Вконтакте
📩Журнал «Гранит Науки» в Тeletype
📩Прислать статью unbelievablesci55@gmail.com
📩Написать редактору glavred@un-sci.com