Полная история «Диссергейта», или Министерство свиты наук

Статья профессора, доктора философских наук Татьяны Пархоменко появилась не на пустом месте. Она зрела в ней с февраля, когда в «Граните» было опубликовано интервью с её коллегой по «Диссергейту» Светланой Вовк, после которого Татьяна приняла решение выйти из рядов движения. Наш журналистский долг – предоставить читателю альтернативную точку зрения, как минимум.

«Диссергейт» образовался после Майдана и на протяжении всех этих лет был едва ли не единственным светлым пятном, лучом надежды, если хотите, во мраке морального разложения украинской академической среды. Они были нашими «джедаями», нашей гордостью. Многие из них лишились официального места работы в отместку за свой благородный труд. 

Профессор современной англо-американской философии Пархоменко уже два месяца безработная: 2 марта её уволили из Национального агентства по обеспечению качества высшего образования (принятая украиноязычная аббревиатура — НАЗЯВО), которое возглавил Сергей Квит, не простивший ей разоблачение плагиата Катерины Кириленко в диссертации про «лептонного бога». Татьяна Сергеевна приняла решение рассказать об обратной стороне «Диссергейта» после выхода на «Граните» статьи «А судьи кто?», в которой были высказаны неоднозначные взгляды на эту общественную инициативу. Итак, настало время расставить все точки над i.

Плагиат из студенческого реферата

Своей известностью «Диссергейт» обязан выявлению плагиата в диссертациях политиков, высокопоставленных чиновников и членов их семей. Эта известность обеспечивалась, в первую очередь, моими публикациями на материале проведенных мною же расследований плагиата в диссертациях Катерины Кириленко (супруги вице-премьер-министра Украины), Арсения Яценюка (премьер-министра Украины), Станислава Николаенко (экс-министр образования и науки и действующий ректор НУБиП – Национального университета биоресурсов и природопользования), Сергея Бабака (председатель парламентского Комитета по вопросам образования, науки и инноваций), Александра Длугопольского и других членов НАЗЯВО, Инны Костыри (проректора Киевского национального университета культуры и искусств, где завкафедрой продолжает работать Катерина Кириленко), Бориса Новожилова (экс-гендиректора лагеря «Артек»), а также статьями о «фабриках диссертаций» в Национальном педагогическом университете  им. М.Драгоманова, поставивших на поток защиту диссертаций граждан Польши и Китая с плагиатом, взятым из ранее защищённых в тех же спецрадах диссертаций. А также о других менее известных, но не менее возмутительных случаях диссертационного плагиата, когда в процесс утверждения присвоенных научных степеней было вовлечено руководство Министерство образования и науки.

Именно вокруг этих публикаций формировался дискурс в средствах массовой информации и в социальных сетях. Выйти из «Диссергейта» меня заставили исключительно ложь и лицемерие Светланы Благодетелевой-Вовк как человека, который может спокойно присвоить себе чужой труд и чужую интеллектуальную собственность за ширмой ведения борьбы с аналогичным присвоением! Но сначала нужно пояснить как возник и как функционировал «Диссергейт» до момента моего выхода из него.

13 января 2016 года на «Украинской правде» вышла моя первая статья  по поводу плагиата в диссертации доктора педагогических наук Катерины Кириленко, жены тогдашнего вице-премьера и министра культуры. Ни к публикации этой статьи, ни к моему анализу диссертации Кириленко, кроме меня, никто отношения не имел. Просто так получилось, что ещё в мае 2015 года мне случайно попал в руки учебник госпожи Кириленко «Культура и наука». Попал он ко мне в связи с тем, что госпожа Кириленко в апреле 2015 года провела презентацию этой книги в университете, в котором я работала. Это Киевский национальный университет культуры и искусств, где ректором был Поплавский, потом его статус де-юре изменился на президента, хотя де-факто он остаётся ректором до сих пор. После презентации коллеги принесли мне, на тот момент заведующей кафедрой культурологии, эту книгу для ознакомления.

Я открыла её просто полистать, читать  её я не собиралась, потому что само название уже было безграмотное, с точки зрения научного подхода. В зависимости от того, как мы трактуем понятие культура – например, в широком смысле слова, — наука является составляющей части культуры. Если их нужно противопоставить, тогда нужно сузить понятие культуры, уточнить, в каком смысле мы употребляем понятие. Например, «художественная культура», или «культура поведения», или ещё что-либо. Без этого уточнения данное словосочетание, с научной  точки зрения, некорректное. Оно, возможно, подходит для обыденного употребления, но поскольку это учебник, то категорически не соответствует требованиям, даже по названиям курсов, которые читаются в университете. 

Тем не менее, неприемлемое, с научной точки зрения, чтиво было издано на прекрасной бумаге, в прекрасном графическом выполнении, дороговатом для учебника. Я стала пролистывать его по диагонали, и вот на 88-й странице мне случайно бросилась в глаза фамилия одного ученого, которого я вроде бы знаю, но не в указанном в книге написании. Мне известен польский философ и логик Тадеуш Котарбинский, а в «учебнике» было написано – философ Котабринский.  

Решила проверить в Интернете, есть ли там что-то новое, чего я не знаю: кто ты такой, новый товарищ Котабринский. И когда я забила эту фамилию в таком написании в Google, то он мне выдал, что действительно такой Котабринский вроде бы есть, но вместе с этой фамилией высветился фрагмент текста, в котором она упоминалась. И вот этот фрагмент текста полностью совпал с тем фрагментом, который был напечатан на страницах 88-93 этой книги, и когда я открыла ссылку, предложенную мне поисковиком, то я, в общем-то, опешила. Потому что это был реферат какого-то студента, и он практически полностью перешёл  в учебник госпожи Кириленко.

Тогда я начала тогда проверять дальше, потому что, я скажу вам честно, до этого момента мне в голову не могло прийти, что преподаватель нашего вуза, жена такого пламенного «революционера», кандидат философских наук (на тот момент), может опуститься до того, чтобы плагиатить рефераты студентов. Когда это выяснилось, то я стала дальше проверять эту книгу, и постепенно выяснила, что она практически на 100%, на 99,8%, если быть точной – это плагиат. 

Тот студенческий реферат, кстати, оказался лишь «промежуточным звеном», поскольку, в свою очередь, был списан с учебного пособия Е.Подольской, В.Лыхвар и К.Ивановой «Культурологія», изданного в Киеве в 2003 году, в котором и была допущена изначально ошибка. На момент, когда я, кроме этого реферата, нашла ещё несколько фрагментов плагиата, я рассказала об этом при встрече журналисту Виктору Трегубу, который издавал на тот момент журнал «Музеи Украины». И он написал статью на эту тему в электронную версию журнала, от своего имени. Я не претендовала ни на соавторство, его просто заинтересовал этот сюжет, и вроде бы даже он направил обращение к министру образования, которым на тот момент был Сергей Квит. И на этом публичная сторона истории как бы закончилась. Я продолжила исследование, так сказать, этого учебника, и завершила его к концу лета, с выводом, что он без малого на 100% является плагиатом. 

«Ничего не можем сделать»

Никакой реакции ни на журналистскую статью, ни на обращение к министру не последовало. А в ноябре мои коллеги сказали, что госпожа Кириленко защитила докторскую. Защищалась она не в нашем университете, в котором она стала завкафедрой философии сразу же после того, как её супруг вошёл в правительство весной 2014 года, а в НУБиП (ректор С. Николаенко). «Утечка» информации о защите произошла в связи с тем, что готовились выборы ректора у нас (Михаил Поплавский, став народным депутатом, оставаться ректором не имел права), и выяснилось, что Катерина Кириленко является главным претендентом на этот пост – в связи с чем, очевидно, ею и была срочно защищена плагиатная диссертация. 

27 ноября, зайдя на сайт спецрады НУБиП и открыв эту размещённую там диссертацию, я увидела всё тот же плагиат, который был в её учебнике. За исключением фрагмента с «Котабринским», который, очевидно, убрали после публикации в «Музеях Украины».  

С ходу я выявила на 100 страницах плагиат, а всего в докторской Кириленко было около 300 страниц основной части. 27 ноября произошло моё знакомство с этой диссертацией – а меньше чем через неделю меня пригласили в Министерство образования. Заместитель министра Андрей Гевко выразил желание поговорить на какую-то интересующую их тему, и я пришла на прием, где меня крайне вежливо спросили о том, не соглашусь ли я стать экспертом по анализу диссертаций. Я сказала, что в принципе не возражаю, но у меня есть такой вопрос: с какого времени мне предлагается вступить в полномочия? Он сказал, что с начала следующего, 2016 года. На что я ответила, что это очень жаль, ведь если бы раньше, то я могла бы официально заявить о наличии плагиата в диссертации госпожи Кириленко. 

ФОТО Татьяна Пархоменко на заседании рабочей группы Верховной Рады по разработке законопроекта, предусматривающего внесение изменений в закон Украины «Об авторском праве и смежных правах».

На это замминистра мне ответил, что ничего уже сделать они всё равно не могут. Я не унималась: поскольку, говорю, я уже у вас в кабинете, давайте я в вашем присутствии напишу заявление об обнаружении плагиата в диссертации. Он сказал – нет, этого делать не стоит. Причина следующая: на 16 декабря уже назначена аттестованная комиссия коллегии, которая будет утверждать ее диссертацию, вопрос этот решен хотя бы потому, что половина членов этой аттестационной коллегии – ректора «эстетских» вузов, которые напрямую подчинялись ее супругу, поскольку Вячеслав Кириленко на тот момент совмещал должность министра культуры и вице-премьера по гуманитарным вопросам. А вторая половина ректоров подчинялась тому же Кириленко опосредованно, как вице-премьеру, который курировал Министерство образования и науки. 

Мужу госпожи Кириленко напрямую подчинялся  министр образования и науки Сергей Квит. 

В общем, если свести довольно откровенное объяснение замминистра к трём тезисам, то они были такими: мы сделать ничего не можем, поэтому писать заявление не имеет смысла, вопрос решен. 

И вот когда я вышла от него, я всё-таки подумала: ну что я могу сделать, если само министерство отказывается от этого? Я посчитала тогда, что если даже я напишу и вышлю официально своё заявление в МОН о том, что выявлен плагиат госпожи Кириленко, я просто не успею к 15 числу. Моё заявление просто не будут рассматривать. Ведь заявления физических лиц рассматриваются около месяца, согласно закону «Об обращениях граждан».

Тем более, что мне открыто было сказано, что «сделать ничего нельзя», то есть делать никто не собирается – за что я, в принципе, благодарна господину Гевко: он, по крайней мере, не юлил, а сказал как есть. Добавив: «Вы же понимаете, кто её муж. Может быть, удастся когда-нибудь потом».

«Когда-нибудь потом» — и это после Майдана! – меня не устраивало. Я вспомнила, что месячный срок рассмотрения не распространяется на депутатские обращения: согласно закону Украины «Про статус народного депутата», органы государственной власти обязаны давать на него ответ в срок до 10-ти дней «с момента получения». Нужно было найти народного депутата, который согласился бы подать такое обращение.  Мне удалось выйти на  народного депутата от «Самопомощи» Ирину Подоляк, которая согласилась со мной встретиться. Выслушав меня и ознакомившись с предоставленными мной материалами, таблицами, подтверждающими наличие плагиата в диссертации Катерины Кириленко, она согласилась от своего имени сделать запрос народного депутата,  за что я ей глубоко благодарна.

10 декабря после обеда заявление народного депутата Ирины Подоляк было передано в МОН. Более того, насколько мне было известно, перед этим она ещё и позвонила Квиту и предупредила, что придёт ее обращение.

«Анонимный» депутатский запрос

11-го декабря (это была пятница) через Фейсбук замминистра А.Гевко попросил прислать  ему  материалы по источникам плагиата в диссертации Катерины Кириленко. 

Попробовав на следующий день пересылать ему через Фейсбук pdf-файлы, я поняла бессмысленность этой затеи, потому что не все они использовались для плагиата полностью. Засомневавшись в том, что  замминистра сам в них разберется за такой короткий срок, который оставался до заседания Аттестационной коллегии МОН, я написала, что будет лучше, если я лично принесу распечатки с выделенными фрагментами плагиата в диссертации Кириленко и в тех статьях и книгах, откуда они были заимствованы. 

Замминистра согласился и назначил мне встречу на 14-е декабря. В этот день я положила на стол перед  Андреем Гевко огромную пачку распечатанных документов, где жёлтым маркером были выделены заимствованные фрагменты, против которых на полях указаны страницы и даже абзацы диссертации Катерины Кириленко, где находятся эти фрагменты без ссылок или со сфальсифицированными ссылками.

Где-то через час после встречи замминистра мне позвонил и сказал следующее: «Сергей Миронович просит разрешения показать Ваши материалы её мужу». 

Я уточнила: «То есть, Вячеславу Кириленко?»  Последовал утвердительный ответ.

Тогда я задала риторический  вопрос: «Для чего – для того, чтобы они внесли изменения в диссертацию и потом диссертацию подменили, что делается элементарно? Чтобы оказалось, что никакого плагиата нет, а я являюсь клеветником, порочащим  жену такого — «уважаемого»- человека?!». И отказала в категорической форме, попросив вернуть переданные мною бумаги. 

При прощании замминистра заверил, что они ничего передавать Кириленкам не будут. Как выяснилось позже, обещание это не было выполнено, все мои бумаги было отксерокопированы и переданы тем, о ком шла речь. Я не знаю, кто именно их передал, но то, что это несомненно было сделано кем-то из Министерства, подтверждает изданная задним числом монография Катерины Кириленко, в которую были внесены ссылки под теми фрагментами, которые были мной выявлены до визита в МОН (а это плагиат на 100 страницах диссертации), но отсутствовали под теми фрагментами плагиата, которые были мной обнаружены уже после этого визита и в переданных материалах не значились.  

15 декабря 2015 года состоялась Аттестационная коллегия.  Результаты её заседания довольно долго не публиковались. Поскольку от ответа на задаваемый в переписке вопрос к Гевко о том,  утвердили ли госпоже Кириленко степень доктора наук или нет, замминистра уклонялся, я поняла, что утвердили, и попросила вернуть мои бумаги. Когда они ко мне вернулись, я сразу увидела, что все документы были отксерокопированы: все уголки страниц, скреплённых скоросшивателем, были заломлены. Для того, чтобы ксерокопировать, требовалось документы либо расшивать, либо заламывать уголки.

В конце декабря на сайте МОН, наконец, появилось решение об утверждении  Екатерине Кириленко научной степени доктора педагогических  наук. 

После этого я написала Квиту в Фейсбуке: «Передавал ли Вам Гевко мои бумаги?». (А вдруг  не передал…) 

— Да, ответил Квит, передал. 

На мой следующий вопрос, «Почему же тогда утвердили присуждение научной степени госпоже Кириленко?» — был ответ: «Потому что мы  рассматриваем только официальные обращения, а не анонимные и неформальные сообщения». 

Вот так обращение народного депутата и мое официальное заявление были признаны  Министром МОН «анонимными и неформальными».  

«Вы не успели»

Ирине Подоляк, которая была шокирована не меньше меня, Квит ответил, что её заявление народного депутата «прийшло синхронно із засіданням Колегії, тому ми його не встигли розглянути». Хотя повторяю, заяление поступило в МОН 10 декабря, а коллегия была 15 декабря.

И поскольку  ничего не удалось сделать, потому что решение было принято и все попытки воспрепятствовать ему официальными средствами были проигнорированы, надеяться на восстановление справедливости институциональным путем было бессмысленно. Так было  решено сделать эту постыдную историю достоянием общественности, обратившись за помощью к средствам массовой информации.

Стало окончательно понятно, что министерство делать ничего не будет, что все эти лозунги, с которыми люди ходили на Майдан – вот это всё было только для того, чтобы вместо Януковича пришли Кириленки, которые по своим моральным качествам абсолютно ничем не лучше, а возможно, и хуже. Потому что получилось так, что ради того, чтобы они пришли к власти, погибли люди, в том числе и студенты. 

И меня это настолько «прибило» – я не могу даже передать, какие  это были ощущения и чувства, это было смешение негодования, возмущения, боли, чувства оскорбления – это было очень сложно! И поскольку институционно ничего не удалось сделать, потому что решение было принято и все попытки воспрепятствовать ему официальным путём были проигнорированы, то я решила написать статью. Честно говоря, даже не рассчитывая, что ее опубликуют, принимая во внимание то, какой пост занимал Кириленко тогда, и своё положение: всего лишь доктор наук, профессор, известный в основном в своем университете, как большинство нашей профессуры. Поэтому я безмерно благодарна редакторам «Украинской правды» за то, что они осмелились её напечатать. 

«С вами хотят связаться»

После выхода статьи мне позвонила моя давняя знакомая и сказала, что со мной хотели бы связаться какие-то две женщины. Она упомянула в разговоре с ними, что со мной знакома, и они стали просить её, чтобы она дала им мой телефон. Я согласилась, и так на меня вышли Светлана Вовк и Ирина Егорченко. Они сказали что читали статью и хотели бы встретиться и её обсудить. Мы встретились в кафе недалеко от метро «Университет» в Киеве, они высказали свое восхищение моим мужеством, смелостью и так далее – и предложили: давайте мы что-то сделаем вместе, чтобы донести текущее положение вещей в науке до общества. Например, проведём пресс-конференцию. Хочу подчеркнуть, я не искала этих женщин, это они были заинтересованной стороной во встрече со мной. Потому что впоследствии Светлана Вовк всё представляла публично в другом свете – и представляет до сих пор, приписывая в интервью мой труд себе. Труд, из-за которого я на сегодняшний день дважды уволена: в первый раз из Университета культуры, а во второй раз – совсем недавно, 2 марта, из НАЗЯВО, поскольку туда пришёл Сергей Квит, который, безусловно, не простил мне того выхода, который начался после выхода моей статьи.

Пресс-конференцию Светлана Вовк действительно организовала. Это было информационное агентство «Интерфакс». По моему предложению, тема пресс-конференции была обозначена так: «Кириленкогейт» як прояв морально-етичної  кризи  української науки і суспільства». По аналогии с известным политическим Уотергейтским скандалом, вследствие которого Никсон был исключён из президентской гонки на повторный срок. 

После пресс-конференции 8 февраля 2016 года, которая была, надо сказать, достаточно широко освещена, мы с группой других учёных, среди которых были, кроме Вовк и Егорченко, ещё кандидат философских наук Алла Сингаевская, доктор физико-математических наук Сергей Шарапов и кандидат физико-математических наук Дмитрий Якубовский, решили, что нам стоит координировать свои движения, чтобы совместными усилиями попытаться сдвинуть с места ту ситуацию с плагиатом, которая, как это ни печально, но факт, сложилась в украинской науке. Лично я на тот момент даже не представляла себе масштабы распространения плагиата… Конкретно на тот момент шла речь о том, как всё-таки заставить государственную институцию, которой является Министерство образования и науки, лишить Кириленко незаконно полученной ею научной степени. 

Потом добавились ещё люди, уже в онлайн-варианте, и в конце концов было предложено такое название для нашего движения, как «Диссергейт» — по аналогии с российским «Диссернетом», являющимся, в отличие от нас, очень мощной организацией. «Диссергейт» же никогда не был юридическим лицом, это просто такое самообозначение, что я принадлежу к неким активистам, которые в совокупности приняли на себя такое название. 

Подмена понятий

Наше движение набрало мощи, когда присоединились Элеонора Шестакова, это очень известная доктор филологических наук из Донецка (она даже выиграла суд по делу, связанному с плагиатом), и Олег Смирнов из города Сумы. Мы трое и делали основную работу по анализу диссертаций – причём каждый по отдельности. Что же касается публичного аспекта деятельности «Диссергейта», представительство группы, все выступления, заявления или обращения от имени группы обязательно должны были предварительно обсуждаться и только в случае общего одобрения реализовываться.

Несоблюдение данного принципа со стороны Вовк привело к тому, что уже в начале 2017 года Элеонора Шестакова в знак протеста вышла из группы. Я продержалась до февраля этого года, хотя последние год-полтора меня удерживало только то, что есть общая цель борьбы с плагиатом, и ради этой общей цели надо «потерпеть», надо наступать на свои амбиции, соглашаться с тем, с чем сложно в принципе согласиться… Мне этого терпения хвалило дольше, чем Шестаковой и кое-кому ещё, но в конце концов, лопнуло оно и у меня.

Что такое «Диссергейт» и как он существовал? Ещё раз повторю: это не юридическое лицо, и никогда юридическим лицом он не становился. Это, в действительности, деятельность нескольких людей, совершенно не зависимых, самостоятельных учёных, потому что у нас большинство членов были доктора наук. Достоинство «Диссергейта» именно в том, что это была не формализованная инициатива нескольких человек, которые выполняли работу по проверке диссертаций на свой страх и риск. У нас никогда не было никакого руководителя, это в принципе было невозможно. Потому что устойчивость этой активности была как раз в том, что это самоуправляющаяся, саморегулирующаяся активность. Поэтому, конечно, никогда Вовк никаким ни руководителем «Диссергейта» не была. 

Каждый делал свое дело так, как считал нужным. Обращалась ли ко мне Благодетелева-Вовк с просьбами? Да, и очень часто. Проверить вот эту диссертацию, посмотреть эту, верифицировать машинную проверку, ещё что-то, написать какие-то документы, обращения и так далее. Хорошо. Поскольку это общее дело, я даже не настаивала на своей подписи. Но получалось так, что она отправляла их от собственной общественной организации с характерным названием «ТРОН». Это, конечно, имеет расшифровку как «Точка роста образование и наука», но сам заход понятен. В составе этой организации три человека: она сама, Егорченко и еще одна девушка из другого города по фамилии Казак, если не ошибаюсь. Всё. Был какой-то момент, когда была предпринята попытка «принять» меня в члены «ТРОН» даже в отсутствие моего заявления. Так сказать авансом. Однако я воздержалась от этого и заявления на вхождение в  её организацию не подавала. Что, как недавно выяснилось, не помешало выставить мою  фотографию с подписью, что я являюсь членом общественной организации «ТРОН». 

Поскольку «ТРОН» является юридическим лицом, то иногда Светлана те бумаги, которые писала я – например, какие-то обращения, — отсылала от имени вот этой своей организации, которая состоит из трёх человек. Это была некая подмена в юридическом смысле. Но в её интервью  «Граниту науки» сквозило настолько неприкрытое желание отождествить ГО «ТРОН» и «Диссергейт», задать фрейм восприятия «ТРОНа»  как управляющей «Диссергейтом» компании, что меня это возмутило, и я на следующий же день публично объявила о выходе из движения. Это то, что стало последней каплей. 

Ещё в конце апреля прошлого года, увидев информацию в Фейсбуке, что Светлана Вовк от «Диссергейта» вошла в наблюдательный общественный совет при НАЗЯВО, я поставила в закрытой группе «Диссергейта» вопрос, а делегировала ли группа ей эти полномочия? Никто из членов «Диссергейта» этого не подтвердил, а сама Вовк уклонилась от ответа и перешла на личности. Также не было  обсуждения в общей группе и относительно мандата Благодетелевой на представительство «Диссергейта» в рабочей группе совместно с Агентством, о чем она заявляет в интервью: «НАЗЯВО на сегодняшний день вместе с нами  подготовили положение о «Порядке отмены решений специализированных учёных советов о присвоении научных степеней». 

Лично я считаю соавторство «Диссергейта» в таком проекте «Порядка скасування рішення спеціалізованої вченої ради про присудження наукового ступеню» постыдным! Что в первом варианте проекта, который отводил два (!) месяца для подачи заявлений про плагиат в диссертации, что во втором и третьем вариантах, в которых к диссертациям с плагиатом, защищённым до 6.09.2014 года, санкция про лишение научной степени через отмену решения спецрады не применяется. 

Мои публичные выступления  в печати  по этому поводу заставили внести изменения в проект, сначала убрав двухмесячный срок, потом приостановив принятие второго варианта,  где речь шла  фактически об амнистии  плагиаторам, защитившимся до 6.09.2014 года. Результатом этой критики стало обвинение со стороны руководства НАЗЯВО в том, что я фальсификатор и манипулятор. 

Благодетелева-Вовк, пламенный борец с плагиатом, не постеснялась даже сплагиатить идею развития движения у российского «Диссернета». Цитирую: «нужны ресурсы для того, чтобы реализовать нашу идею Независимой базы данных учёных, которая поможет выяснять разные связи между теми, кто находится в процессе аттестации: кто кому «мама», «папа» и оппонент». 

На самом деле эта идея не «наша», поскольку  принадлежит российскому «Диссернету». И не только принадлежит, но и «Диссернетом» реализована (в том числе в сегменте украинских диссертаций). Достаточно воcпользоваться соответствующей опцией программы dissercomр.ru, благодаря которой давно существует блок информации с графической визуализацией связей «научный руководитель – оппоненты – диссертант».

Люди чести нынче «лохи»

За время участия в «Диссергейте» на меня клеветали, оскорбляли меня публично, как только можно. Я и агент КБГ, я и фальсификатор, я и манипулятор, и даже плагиатор (своего собственного текста) – словом, всё, что только можно. Хотя, наверное, ещё не всё: я так полагаю, фантазия человека, который решительно настроен защитить свою докторскую или кандидатскую степень, полученные за плагиат, а тем более заинтересованность людей, делающих на плагиатных диссертациях бизнес, неисчерпаема. Кстати, диссертации для проверки, если они не выкладывались на сайте, я покупала за свои деньги. В интернете есть ряд сервисов, которые предлагают подобную услугу. Сколько было потрачено на это моих личных средств, я уже не считала. 

В интервью «Граниту науки» Благодетелева-Вовк сокрушается, что отправила много заявок на гранты для деятельности «Диссергейта», но никто ей ничего не дал. Я сейчас выскажу свое личное мнение: я считаю, что просто таким образом человек пытался приспособиться в новых условиях. Имитируя бурную деятельность, получить грант. Ни мне, ни Шестаковой – тем, кто, собственно, работал над разоблачением плагиатных диссертаций – никакие гранты были не нужны: мы делали это, потому что просто не могли не делать, честь и достоинство учёного не позволяло бездействовать. 

Остальные в «Диссергейте» занимаются чем-то другим, иными направлениями. Шарапов специализируется на борьбе с «псевдонаукой», Досенко занят приблизительно тем же плюс, как и Алексей Болдырев, популяризирует новые разработки в сфере науки. Чем занимается Светлана – это, как я уже сказала, очень интересный вопрос. Она ходила по всем эфирам и представлялась фактически нашим руководителем. Не хватало ещё, чтобы она сказала, что раздаёт нам задания, что мы «исполнители». Собственно, в последнее время она именно к этому и вела…

Главный редактор «Гранита» спросила меня в беседе перед этой статьёй: а какой у меня лично мотив тратить своё время безоплатно на всю эту проверку диссертаций? Ведь я занимаюсь этим до сих пор. 

Мой ответ будет, наверное, сейчас звучать грубовато, но после всего, что я пережила, глядя себе в глаза могу ответить, что… знаете, есть такая категория людей, называется «лох». Вот я «лох». Просто «лох», несмотря на то, что я доктор наук, я профессор, я всю жизнь проработала, так меня воспитали, что я не брала никогда взяток сама и никогда не вымогала их у студентов, не использовала своего академического положения и не могу мириться с той ложью, которая происходит у нас сейчас повсеместно в академической среде. Я никогда не крала ничего у других в виде плагиата, хотя клеветали на меня впоследствии и таким образом. Я такой человек, у меня отец было осужден как враг народа, по 58-й статье, на 10 лет. У меня мама пережила голодомор, еле осталась жива. У меня есть история моей семьи в прошлом. Я не могу выйти к студентам и говорить о высоких моральных принципах, а сама идти и присваивать чужое, как Катерина Кириленко. Последнее, что меня толкнуло на это – Майдан. У меня сын прошел Майдан, он чудом остался жив. Там были мои студенты. Я их не агитировала, этого нельзя делать, но когда мы там встречались, мне было приятно. 

И вот: там погибли люди, студенты, а Кириленко залез на эту трибуну, высокопарно разглагольствовал про справедливость, про какие-то высокие моральные ценности, его жена «тырила» – более точного слова не подберёшь – чужие работы. Ведь кроме диссертации и учебника, о котором я написала вначале, у неё четыре учебника, которые списаны почти с русских почти на 100%, и где-то около десятка статей, которые тоже состоят из плагиата – и она считает возможным после этого выходить к студентам и рассказывать им про моральные принципы конфуцианства! Я бы сгорела со стыда на её месте. А ей нипочём. Кириленко-муж в своей декларации, и в том числе в 2019 году, заявляет об авторских правах своей супруги на диссертацию, монографию и на учебник с «Котабринским»: они декларируют авторские права на украденное – вдумайтесь! Гуманитарный вице-премьер, отвечавший за охрану прав интеллектуальной собственности, использовал свое служебное положение для прикрытия  массового плагиата своей жены. Цинизм и лицемерие.

Почему или зачем?

Вот причина, хотите верьте, хотите нет, почему я занимаюсь проверкой диссертаций. Кроме огромных для меня и моих родных проблем, я с этого ничего не имею. К тому же, это действительно тяжёлый труд, поскольку работа проводится мной вручную: я не пользуюсь поисковыми программами, которые на самом деле дают недостоверную информацию и требуют экспертной верификации. И мне неприятно, когда моё имя и мою работу кто-то пытается использовать в своих личных корыстных целях. Были тяжёлые моменты, когда я больше месяца пролежала в больнице, и Вовк мне ни разу даже не позвонила, хотя знала, что я попала в больницу, в первый же день. Вот такая «координатор движения».

Когда ещё проходила первая акция в Интерфаксе, там была одна женщина, которая всё снимала на мобильный телефон. Когда её спросили, зачем она это делает, ответ был такой: «Для отчёта». Тогда мы не придали этому значения, но позже несколько людей заводили со мной разговор: может, это было для отчёта пани Вовк за полученный ею грант, и она просто нас использовала? Может быть, Светлана Вовк на тот момент уже имела какой-то грант, когда они вместе с Ириной Егорченко вышли на меня и использовали историю «Кириленко-гейт» для отчета своей собственной организации? Не повставив меня в известность об этом «нюансе»? Я не могу исключить того, что меня использовали на тот момент для того, чтобы отчитаться о якобы ими проведенной работе. Ощущаю что меня могли использовать –да. Такое чувство дополнительно появилось после того, как Вовк на одном общем собрании однажды озвучила, что подаётся на гранты, и Элеонора Шестакова, которая в этом что-то понимала, попросила объяснить, что за гранты конкретно. Так вот Светлана ей не ответила. И Шестакова именно после этого вышла из «Диссергейта», сказав, что невозможно общаться с людьми, которые что-либо скрывают. 

Я сейчас пишу свои замечания по документам, которые готовились Министерством, потом Национальным агентством. Это то, что предполагает системные шаги. Дело в том, что если не будет работать институция, мы ничего не можем сделать. Но обе эти институции полностью заблокировали то, что возможно сделать. Безусловно, нужно бороться с системой. Просто когда начиналось, я думала, что это единичный случай, потом оказалось, что это не единичный, а система. Потом, наконец, до меня дошло, что это на самом деле бизнес, огромный, как вы сами сказали. Что значит лишить большого количества народа левых заработков?

Как говорил товарищ Маркс, «идея всегда посрамляла себя там, где она сталкивалась с денежным интересом». А и МОН, и НАЗЯВО как раз представлены теми структурами, которые на этом делают очень большой бизнес. Раньше была какая-то иллюзия, что мы – условно говоря, «Диссергейт» — что-то можем сделать, сдвинуть украинскую академическую среду с точки морального дна. А сейчас – сейчас каждый занимается этим, что называется, для очистки совести. Если нам ещё хватит сил когда-нибудь собраться, объединиться, то сама концепция этой борьбы должна быть другая. А «Диссергейт» уже в последний год стал совсем бесперспективным.

В завершение этой статьи хочу процитировать ещё одну сентенцию Благодетелевой-Вовк из интервью: «Нам говорят: «Вот вы разоблачили Яценюка, ну и что? Реакции никакой не было!» А я говорю: как это не было? Мы реально тогда думали, что нас запихнут в каталажку».

Это кого же «нас» якобы собирались «запихнуть в каталажку»?! 

Уж не Светлану ли Вовк, не имевшую никакого отношения к раскрытию мною плагиата в кандидатской диссертации Арсения Яценюка (как и к какому либо иному моему расследованию)? И уж не тех ли это «реально думающих мы» –  членов «ТРОН» и «Диссергейта» в одном лице, – которые  в ответ на мой вопрос в группе: нельзя ли поставить под разоблачительной статьёй о плагиате Яценюка, кроме моей подписи, еще и подпись «Диссергейта», чтобы как-то меня обезопасить от возможных преследований, заявили, что «надо посмотреть», ибо они к этому «отношения не имеют и не в материале»?!

Так вот: 

— это не у  Светланы Вовк, думающей про «запихивание в каталажку», а  у меня после данной статьи взломали электронную почту, с которой готовили рассылку сфабрикованной переписки якобы между мной и «Партией регионов» о «платном заказе» по плагиату Яценюка (ещё раз благодарю тех, кто предупредил о готовящейся провокации, что дало возможность ее вовремя дезавуировать);

— это не у дочери Светланы Вовк, а у моей дочери вскрыли Фейсбук и разместили сфальсифицированные фотографии оскорбительного характера;  

— это не Светлана Вовк, а я после этого была вынуждена писать заявление в Киберполицию, которое футболили по разным инстанциям;

— это не Светлану Вовк, а меня объявили «агентом КГБ» на том основании, что я закончила МГУ им. М. Ломоносова и защитила там кандидатскую диссертацию, как утверждал пасквилянт, «в 25 лет», что, по его мнению, было возможно только при покровительстве КГБ (МГУ я действительно закончила и кандидатскую диссертацию там защитила. Только не в 25 лет, а в 28, что было стандартным для защит того времени);    

— и это не Светлана Вовк, а я для сохранения своего доброго имени была вынуждена  официально обратиться к СБУ с запросом «где, когда и кем я была завербована?»

А  Светлана Благодетелева-Вовк в это время, очевидно, «сушила сухари», ожидая, что это её «запихнут в каталажку».

Но дрожь прошла, и Вовк снова пафосно выступает в СМИ, заявляя, что оказывается, это не я, Татьяна Пархоменко, единолично перелопатившая кучу книг и журналов в Вернадке, а анонимные «мы» разоблачили Яценюка! И в «соавторы» ко мне нужно вписать всех, кто «смотрел» диссертацию Яценюка. 

Смотреть не вредно. Но смотреть – не значит видеть. А требовать записывать всех «смотревших» в соавторы  –  то же самое,  как если бы от Ньютона  требовали огласить соавторами его открытия закона всемирного тяготения всех, кого когда-либо стукнуло яблоком по голове.

И в то время, как Светлана Вовк блуждает по эфирам и дает пафосные интервью о том, как она и возглавляемый ею то ли «ТРОН», то ли «Диссергейт» «борется с системой», я вынуждена в качестве расплаты за свои расследования, на которых она пиарится, собирать документы, подтверждающие, что я: 

— не агент КГБ, 

— не плагиатор (своего же собственного текста, опубликованного без согласования со мной), 

— не фальсификатор (размещенных на официальных сайтах НАЗЯВО и МОН проектов подзаконного акта, амнистирующего часть плагиаторов)

— и, наконец, что я  не «тронувшаяся умом» – как это, «сочувствуя», попыталась представить одна из симпатиков Благодетелевой-Вовк  в ответ на мой отказ снять свое заявление о выходе из Диссергейта, размещенное в Фейсбук-сообществе Ukrainian Scientist Worldwide. 

Это плачевная особенность нашего менталитета, когда можно спокойно присвоить себе чужой труд, чужую интеллектуальную собственность за ширмой ведения борьбы с аналогичным присвоением. Только то «не наши», а это «наши» – вот и всё.