О разнообразии научной методологии и скудости её применения

Чудовищный дилетантизм современного научного сообщества имеет свои истоки в доверии к мнимым источникам информации и сведении методов исследования в науке до математики и статистики. Учёный теряет то, чем отличается от других людей: владение инструментами исследования поля неизвестного при помощи специальных научных инструментов. Данная проблематика поднималась на рабочем обсуждении темы источниковедения в Украинской академии наук. По материалам выступления руководителя Одесского регионального отделения академии, кандидата психологических наук О.В. Мальцева, подготовлена эта статья.

Для того, чтобы полнее вникнуть в тему, рассмотрим историю методологии, то есть науки, связанной с источниками научных доказательств и обоснований. Её развитие (а впоследствии и упадок) можно поделить на определённые этапы.

Начальный этап приходится на период до появления книжной индустрии. На нём источниками информации служили рисунок и надписи. С появлением рукописей начинается второй этап, однако простое их изучение не является аналитическим методом познания: при чтении мы просто принимаем то, что написано. Мы можем сопоставлять написанное, сомневаться в его подлинности, но никаких других методов, на тот момент, не существует.

Третий этап развития методологии наступает в эпоху античности, когда, на фоне превалирующих письменных источников возникают эвристические методы. В этот же период появляются первые измерительные приборы, которые позволяют что-то определять. Античность становится эпохой открытий, именно поскольку была создана эта триада предпосылок к ним. В Средиземноморье жили люди, которые оставили значительный след в академической науке, на их выводы ссылаются по сей день как на авторитетные источники. Тогда же появляется математика, которую мы знаем, геометрия, начала анализа. Эксперимент становится главным источником информации. У Аристотеля в распоряжении – приборы и построение эвристической модели (то есть создание условий для инсайта). 

Начиная со Средних веков ключевым становится засилье извлечения информации методом рассуждений. Телескоп, линейки, углы, методы наблюдения – да, всё это существует, но главным является рассуждение, логика, которая позволяет проникнуть дальше в предмет исследования. Факты начинают ретрансформироваться в обоснования гипотез. Верха рассуждения человечество добилось в эпоху Просвещения, когда «большая пятёрка философов» — Декарт, Локк, Спиноза, Юм и Кант – довели его до высшего пилотажа как исследовательского инструмента. Логика стала центральным аппаратом науки.

Дальше произошёл раскол. Норманнская и греческая философии между собой никак не ладят, не компилируются, просто существуют одномоментно. Одни утверждают, что, кроме эксперимента, в науке ничего не работает, наблюдение эксперимента это самое важное. Другие им отвечают: нет, все эксперименты дают разные результаты, поэтому брать этот метод получения информации в расчет можно лишь с какой-то долей вероятности. Логика безупречна, говорят они, поэтому логический аппарат заменяет любой эксперимент. Так метрика идеальный источник – или эвристические показатели важнее математических? Так в этом споре возникла академическая наука, которая в итоге посчитала, что, в зависимости от категории науки, нужны оба метода.

Впоследствии сторонники категориальности посчитали, что у каждой науки должен быть свой аппарат и для того, и для другого. Философия оставила как основной аппарат категории, физика настаивала на эксперименте, математика на вычислениях, а психология и прочие гуманитарные науки – на инсайтовом методе исследования истины, то есть эвристическом подходе. Споры, что же лучше и надёжнее, не утихают и по сей день. 

А потом учёные решили развлекаться: методы, присущие одним наукам, начали применять в других. То, что когда-то договорились применять в физике, начали применять в психологии. Потому психология сегодня и сводится к вычислениям, что в неё пришла математика. И чем дальше, тем методы становятся более формализованными. Психометрический тест, например, не дает никаких данных, но при этом он становится главным в психологии, потому что можно «посчитать», то есть, не надо интерпретировать, всё просто. А тесту Сонди надо учиться 5 лет, тесту Роршаха 3 года – в этом причина того, что эти тесты становятся невостребованными. Хорош лишь тот тест, который можно провести, не занимаясь обучением людей. Время обучения становится краеугольным фактором применения измерителей. Засилье математических методов исследования в науке обусловлено определёнными причинами, и выдающийся немецкий психолог Герд Гигеренцер описывает их в своей книге «Адаптивное мышление». 

Наша цивилизация – цивилизация массового потребления. Коммерциализация науки приводит к желанию огромного числа потребителей её использовать. Раньше учёный не был массовым, и потребности в упрощении методов исследования не было. А чем ближе к нашему периоду, тем беднее становятся инструменты прояснения поля неизвестного, и в конце концов они сведены к математическим – что даёт поражающее искажение действительности.

Исследовать может кто угодно. Но научное познание тем и отличается от общечеловеческого, что имеет специальный аппарат научного исследования, то есть прояснения поля неизвестного. На сегодня подавляющее число «учёных» даже не пытается при помощи научных методов прояснять поле неизвестного, большинство исследований – это просто мнения, основанные на личном опыте, вот и всё. Те алгоритмы науки, которые применяются сегодня, ведут к очень слабым исследовательским результатам. Ещё в 1930-х годах количество и значимость научных открытий были в разы больше, чем на теперешний день. Увы, качественные достоверные методы в науке сейчас используют единицы, просто по той причине, что об их существовании никто не знает, они забыты.

На рабочем совещании в УАН, посвящённом теме источниковедения, Олег Викторович Мальцев рассказал о том, как он реставрировал эти методы и как их применял в написании своей докторской диссертации «Философия юга Италии».

Когда учёный впервые задался таким предметом исследования, как Калабрия, он уже располагал определённого рода информацией, поскольку использовал «побочный» метод исследования – прототипологическую параллель. В её выведении учёному помогла фигура Каса д’Амато, лучшего в истории тренера по боксу (Майк Тайсон – его шедевр), калабриец по происхождению. «Мне нужен был этот метод для того, чтобы понять, что я собираюсь исследовать», — говорит Мальцев.

Уже приехав в Калабрию, Олег Викторович применял в качестве основного инструмента исследования эвристическую модель, а во второй раз — счётно-решающую машину, разработанную им на основе теста Сонди (подробнее о применении СРМ можно почитать в книге «Обманчивая тишина», написанной по результатам этой экспедиции).

Третья поездка на юг Италии ознаменовалась применением «исследовательской амальгамы» – метода, выведенного академиком Г.С. Поповым, одним из основных, но негласных строителей СССР. «Амальгама – это метод разрушения мифа», — говорил Григорий Семёнович. Ища поле вариативности, учёный сводит это к варианту, который фактически существовал; симулякр, пользуясь терминологией Жака Бодрийяра, превращает в действительность. Об использовании этого метода можно больше узнать из книг О.В. Мальцева «Мой Бог Франческо Виллардита» и «Мина замедленного действия».

В следующей калабрийской экспедиции учёный применил метод исследовательских концепций. Как писал академик Попов, «исследовательская концепция – это ни что иное, как идея, превращённая в методологию исследования: доведенная научными преобразованиями до надлежащего технологического приемлемого уровня».

Исследование, начатое О.В. Мальцевым на юге Италии, потребовало организации экспедиции в Мексику, на Юкатан. Почему – тема для отдельной статьи. Здесь нам важно, что на Юкатане учёный использовал тест Роршаха как метод расчёта объёма территории.

Разумеется, учёный использует и такие методы, как интервью с экспертами, изучение письменных источников, культуры, обычаев, философии, оружия, фехтования, архитектуры. Всё это являлось для него источниками информации. Но в какой-то момент Олег Викторович пришёл к фотографии как наиболее точному источнику научной информации. «Когда я понял, что камера не обманывает, и что мне нужен фотограф, который снимал сицилийскую мафию, я нашёл Летицию Батталья. Её альбомы дали мне огромное количество информации о мафии», — рассказывает учёный. 

Мальцев обращает внимание на то, что если взять все источники, их можно поделить строго на две категории: на мнимые и достоверные.

Интервью в социологии является мнимым источником информации, потому что это мнение человека, а оно к правде не имеет никакого отношения. Интервью рассказывает определённую «симуляцию» этого человека, и уже сам учёный решает, что правильно, а что неправильно. Но если он изначально ошибся в объекте интервью и разговаривает с человеком, который ничего не понимает в предмете – разве оно является источником объективной научной информации?

Исследование архитектуры – также мнимый источник: изучая храм, например, нужно много разбираться, как его перестраивали, когда повесили герб и так далее. Например, рассказывает Мальцев, он точно знает, что в Реджо-ди-Калабрия не осталось ни одного храма, потому что они сняты разваленными на старинных фотографиях. Все, что стоят новые – исследовать нельзя. Или, например, старинная фотография показывает, что собор выглядел иначе, а значит к нему уже у настоящего учёного скептическое отношение… Блаженны неведущие, как говорится. 

При этом на Канарах (Олег Викторович побывал с экспедицией конкретно на острове Тенерифе) храмы как стояли тысячу лет назад, так и остались. В Мексике сами храмы старые, а «начинка» какая-то дизайнерская, причём видно, что люди вообще не разбираются, просто заказали наборчик чего-то и поставили, как им понравилось. Поэтому все объекты внутри храма превращают сам храм в абсурд. Заходишь в него – и как будто попадаешь в сумасшедший дом, напичканный просто бутафорией. Но самое смелое дизайнерское решение это Флоренция: там полностью весь город ложь. А там, где была правда, всё стёрто; вплоть до того, что били топорами, мечами, затирали всё, что правда. Флоренция – это полностью стёртая история. А Пиза вообще «сделана» в ХХ веке. Оригинальный город был целиком уничтожен, просто рядом построили диснейленд, зарабатывающий деньги, причём он полностью повторяет Равенну с её падающей башней. При этом сама Равенна – это некая претензия на Гейдельберг, где полностью всё сохранилось. Кстати, ни в Равенне, ни во Флоренции нет могилы Данте, но все «знают», что она существует в этих городах. Так было выгодно францисканцам, которые похоронили поэта. 

Учёному необходимо научиться отличать фактические вещи от теоретических. В отличие от этих методов, прототипологический и эвристический методы извлечения научной информации абсолютно достоверны, потому что чётко показывает, так это или не так. Мнение о чём-то и фактическое положение дел – разные вещи: люди могут думать о чём-то очень долго после того, как всё давно изменилось, но им хочется верить, что всё осталось.

Точно так же достоверностью отличаются амальгамный метод ликвидации мифа и использование СРМ психологических моделей теста.

Оружие – мнимый метод получения научной информации, ведь было ли это оружие на данной территории и использовали ли его, доподлинно неизвестно. Учёный О.В. Мальцев нашёл для себя такой выход: нужно оружие сравнивать с содержанием архива. «Я вижу оружие в музее, а потом беру в архиве криминальное дело и проверяю, есть ли там такие орудия преступления, использовались ли именно они здесь, на этой территории, для решения определенных тактических задач», — поделился он. Фотографии орудий преступления в материалах уголовного дела чётко показывают, чем убивали в Калабрии на протяжении последнего века; по сути, фотография это то, что исключает разговоры, некий регистратор, который совершенно чётко говорит: вот человек – вот нож.

Другой пример: как сделать достоверным источником интервью? Пойти в библиотеку и взять книги ключевого навыка эпохи. Если в них ничего о фехтовании, скажем, не говорится, то это значит, что никакого фехтования на данной территории не существовало, что бы ни говорил ваш респондент. Таким образом, при должной научной смекалке любой из методов можно сделать не мнимым, а достоверным. 

Метод исследовательских концепций также является достоверным; это некая призма, сито, через которое исследователь пропускает определенную  субстанцию и получает объективную информацию.

А вот эксперимент – это мнимый метод, потому что он требует навыка в проведении, нужно добиться чистоты эксперимента. 

Как и на методологию работы с письменными источниками нельзя положиться в полной мере. Почему люди настаивают на письменных источниках? Потому что это якобы считается достоверным. Но именно эта установка ослепляет исследователя, и он просто перестаёт видеть искажения, случайно допущенные или намеренно применённые в письменных источниках. Переписывать книжки или даже ссылаться на них, предварительно не выяснив их достоверность и какие настроения были в момент написания у автора – ничего глупее быть не может. Нужна череда источников, чтобы сопоставить между собой письменную информацию об одном и том же явлении. К примеру, изучая испанское фехтование, О.В. Мальцев обращался и к трудам Франсиско де Рады, и Иеронимо де Карранзы, и Нарваэса, и Жерара Тибо, и на источники неаполитанской школы – и при сопоставлении ему становилось понятным, почему существует то или иное мнение. 

Кроме того, следует учитывать следующее. Источник XVII века, написанный на какую-то узкую тематику, интересную не многим, скорее всего, достоверен. Если исследователь видит, что книга написана так, что интересует определённый контингент личностей, а больше всё равно никто не поймет, что в ней написано, то на такой источник можно опираться с уверенностью в его истинности: зачем кому-то его подделывать? Водку за 2300 евро никто подделывать не станет, потому что её не будут покупать, её купят всего 3-4 человека. Есть смысл подделывать только массовое. К примеру, итальянские историки массово совершенно обходят вниманием тот факт, что на территории Италии существовало два государства: сначала была Испания, а потом Италия. Итальянцы ненавидят испанцев, и был период, когда уничтожалось всё испанское, что только можно уничтожить. Поэтому следует очень осторожно относиться к письменным источникам, особенно того государства, на территории которого они были написаны. Учёные, воспитанные в определённой школе, всегда субъективны относительно предмета исследования, по сути, эти люди лгуны, поневоле, потому что им подсовывали источники, которые говорили, например, что Италия – это самое древнее государство, и что здесь никогда не было Испании. Но это обман.

История Европы вообще вся искажена в пользу Британии и Франции, и если разобраться хорошенько, то станет понятно, кто это сделал, и за что – за унижение католической церкви Карлом Пятым, который Папу Римского загнал в подвал, а его рыцари собирались повесить Папу на верёвке, и он полностью потерял тогда свою политическую власть. Вот почему была поставлена задача обходить вниманием в письменных источниках величие Испанской империи и вымарать его из существующих. 

Опираться на сообщения в газетных вырезках, разумеется, тоже неумно, потому что это, возможно, самый сомнительный источник информации: за деньги можно что угодно написать. И когда Денис Черевичник в своей книге «Всемирная история поножовщины» опирался на газетные вырезки, то в итоге у него выводы строго противоречат его посылкам. 

Таким образом, источники как таковые могут не являться достоверными, а методологические формы работы с ними – являются. Разница в механизме извлечения информации: в книгах как таковых информация уже существует, и мы должны её съесть как она есть. А кто не согласен, должен научиться методам работы с источниками информации, чтобы отделять правду от неправды. То, что мы извлекаем методологически, всегда является достоверным. То, что мы извлекаем, не подвергая методологии, является мнимым.

Метод, который объединяет оба качества, и достоверности, и мнимости, это метод исследования фотографии. С одной стороны, есть замысел автора, то есть что он хотел снять: это вещь мнимая. Но при этом существует и предмет съёмки, и это вещь крайне достоверная. Исследователю достаточно не смотреть на замысел, а смотреть на предмет – на мафиози за решёткой, например, на выражение его лица, во что одет, что у него нататуировано на руке. О.В. Мальцев, чтобы начать извлекать информацию из фото, проделал огромное количество экспериментов, чтобы разработать для себя методику работы с фотографией.  Он исследовал знаменитейшее фотоагентство “Magnum” как психолог, исследовал Палермо при помощи фотоаппарата, сличал взгляды разных фотографов на один и тот же предмет исследования. «Фотография и сама по себе даёт нам дает некий оттиск правдивости сразу, а если у меня есть их несколько, то я уже могу превращать это в нейропсихограмму и в данные, которые мне необходимы, специальными научными методами», — объясняет учёный ход создания своей методики.

Фотография (на плёнку) может стать основным источником научной информации для наших потомков. Она позволяет извлекать из неё информацию, которая не может быть извлечена из других источников. Мы уже встречали этот пример в «Собаке Баскервилей»: как говорил Шерлок Холмс, когда он нашёл убийцу в лице учителя, а в то же время конкурирующего с сэром Генри наследника миллиарда, «вот так начнёшь изучать фамильные портреты, и Бог знает что выяснится». Интересно, что именно таким методом О.В. Мальцевым вместе с фотографом Алексеем Самсоновым был обнаружен фамильный замок Г.С. Попова (который фигурирует в интереснейшей книге учёного «Рыцарский орден русских воров»). Замок разыскали из трёх вариантов, выяснив абсолютное сходство размещённых в нём династических портретов с внешностью самого Попова. Это было не единственным, но одним из доказательств, причём не самым слабым.

В условиях существования методов искажения данных, если учёный не создаёт многовекторную систему исследования, где один вектор проверяет другой, то правду найти практически невозможно. Возьмём прототипологическое искажение. К примеру, исследователь ставит себе задачу провести прототипологический сравнительный анализ воинов Британии, Франции и Испании. Что ему сразу бросается в глаза? Что в Британии и Квентин Дорвард, и доблестный рыцарь Айвенго, и король Ричард, и король Артур – прямо одни звёзды! Франция: граф Монте-Кристо, Д’Артаньян, «Учитель фехтования», Марвель, Лиамоль, Коконас, Бюсси – просто засилье европейского рыцарства! А в Испании один Дон Кихот, карикатура на рыцаря. 

А потом учёный открывает фактаж и видит, что никогда никаких «звёзд» в Британии не существовало, все источники говорят о том, что британское фехтование было самым худшим из всех видов фехтования. Но прототипология-то буквально орёт обратное! А французы? Стоит напомнить, что их короля вообще лишили рыцарского статуса. Испанские рыцари в Италии говорили, что «француза можно палкой забить», настолько низкий был у французов уровень фехтования. Вот что говорит фактаж. Это и называется прототипологическое искажение: когда намеренно, под заказ, создана прототипология, которая противоречит фактам истории.

Из этой коллизии, кстати, учёный может сделать точный вывод, когда в Испании исчезло рыцарство – до написания «Дон Кихота». Зная испанцев, появление такого произведения немедленно повлекло бы за собой для автора триста вызовов на дуэль за один день. Как только книга издана – всё, полетела бы перчатка сразу: «Я вас постараюсь переубедить, сударь, что рыцарь комедийным персонажем быть не может».

Точно так же, когда речь идёт о криминале, мы совершенно не видим в литературных произведениях испанцев, только британцев и французов: «Парижские тайны», «Граф Монте-Кристо», «Нотр-Дам де пари»… Дюма изгалялся как только мог про французских воров и убийц. Испанцев на этой сцене как бы нет. Но фактаж показывает обратное: три самые сильные преступные организации в мире, Каморра, Мафия и Ндрангета, испанского происхождения, а не британского и не французского. И уже потом, только в ХХ веке, написали «Крёстного отца» и «Сицилийца», причём там тоже ни слова про Испанию, действие происходит вообще в Америке. 

Сегодня в науке появился новый метод исследования, который называется «информация из Интернета». К науке он не имеет вообще никакого отношения, но это удобно. Если американские конгрессмены ссылаются на информацию из Интернета, куда катиться дальше? Современному «учёному» не кажется смешным исследование, проведенное на основе Википедии. Но это смешно, потому что данный источник переменчив, прежде всего. Статьи правятся, дописываются, могут быть вообще кардинально изменены.

«Всякий раз, когда встает вопрос об источниках информации или исследовательских методах, у любого учёного это вызывает страшный ступор, как будто я сказал им что-то ругательное. Надо сказать, что сегодня мало какой учёный владеет подлинными исследовательскими методами. Кроме того, каждая установка науки влияет на те источники и методологии, которые используются учёными, хотят они этого или нет. К сожалению, сегодня методологическая научная модель зашла в тупик: кроме статистических и математических, никакие другие методы не существуют. Они, безусловно, существуют, просто учёных им не обучают. Что породило чудовищный дилетантизм научного сообщества. Отсюда это изумление, которое я каждый раз вижу в глазах оппонентов: “Что это за методы такие, где вы их взяли?” Известно где, в науке!», — рассказывает О.В. Мальцев.

И поэтому, когда учёный едет в экспедицию, у него всегда есть с собой аппарат, который он будет использовать для исследовательской работы. Именно применение этого аппарата даёт данные, которые можно потом обосновать и доказать, и вывести научное открытие.

__________________________
Читайте нас в телеграм 
https://t.me/granitnauky