«Человек – это состояние усилия быть человеком… это не естественное состояние, а состояние, которое творится непрерывно» (из доклада М.К. Мамардашвили «Европейская ответственность» в Париже в январе 1988 года на симпозиуме «О культурной идентичности Европы»)
Мераб Константинович Мамардашвили родился в одном городе с «вождём советского народа» Иосифом Сталиным: грузинском Гори. «Я формировался в противодействии к этому отпечатку», — позже скажет он. Отец философа был кадровым военным, мама происходила из старинного грузинского аристократического рода Гарсеванишвили. Семья военного часто переезжала: Ленинград, Киев, Винница (там Мераб пошёл в первый класс), Тбилиси (эвакуация в 1943 году).
Школу Мамардашвили окончил в 1949 году с золотой медалью и поступил на философский факультет МГУ, где стал одним из основателей Московского логического кружка. На 4 курсе он провалил экзамен по политэкономии социализма. В газете «Московский университет» от 6 января 1953 года сообщалось: «Отличник Мамардашвили не смог правильно разобраться в вопросе о двойственной природе крестьянского хозяйства». Философа больше интересовали другие вопросы…
Мамардашвили вспоминал «переживание», из-за которого он стал заниматься философией – непонятное, приводящее в растерянность переживание: «слепоты людей, которые стоят перед тем что есть, нос к носу, и этого не видят; ситуация, когда мы не извлекаем опыт; это дурное повторение, когда раскаяние не мешает нам снова совершать то, из-за чего мы раскаялись». Всё дело в отсутствии структуры, в которую можно «извлечь опыт», полагал он, и философия может это исправить.
«Надежда – это бастард, незаконное дитя воображения»
После аспирантуры Мераба Константиновича приняли на работу в журнал «Вопросы философии» редактором-консультантом. В 1961 году в Москве состоялась защита его кандидатской диссертации «К критике гегелевского учения о формах познания». Тогда же он вступил в члены КПСС, и международный отдел ЦК направил философа в Прагу на работу в журнал «Проблемы мира и социализма», где он заведовал отделом критики и библиографии, до 1966 года, и имел командировки в Италию, ФРГ, ГДР, на Кипр и в Париж. В Париже он изъявил желание задержаться на неделю, и тут же был отозван в Москву, на несколько лет став «невыездным».
Именно в этот период Мамардашвили читает цикл романов Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Впоследствии, в 1982 и 1984-5 годах, он проведёт цикл лекций о Прусте на факультете искусства и гуманитарных профессий Тбилисского государственного университета, которыми зачитываются до сих пор. Как и, впрочем, остальными лекциями Мераба Константиновича.
«Пространство истины может быть расширено только трудом, а само по себе оно – мгновение»
В 1966-1968 годах Мераб Мамардашвили заведовал отделом в Институте международного рабочего движения АН СССР, пока главный редактор журнала «Вопросы философии», титулованный академик Иван Фролов не пригласил его стать своим заместителем. Тогда же он прочитал цикл лекций «Проблемы анализа сознания» на психологическом факультете МГУ, параллельно преподавал в Институте кинематографии, на Высших курсах сценаристов и режиссёров, ездил с лекциями в страны Прибалтики по приглашению или рекомендации друзей. Все эти лекции («беседы», как Мамардашвили сам их называл), по большей части записанные им на магнитофон, составили основу его творческого наследия.
В 1970 году в Тбилиси философ защитил докторскую диссертацию «Формы и содержание мышления», а через два года ему присвоили звание профессора. В 1974-1980 годах Мераб Константинович — старший научный сотрудник в Институте истории естествознания и техники АН СССР. Отметим здесь, в какой степени название НИИ перекликается со столь претившей философу «механической скрежещущей имитацией человеческих проявлений»!
— Для чего я живу? – Ты уже живешь. Так передай смысл своей жизни!
В 1980 году принципиального Мамардашвили «выдавили» из Москвы, и он переехал в Тбилиси работать в Институте философии Академии наук Грузинской ССР, по приглашению директора института академика Нико Чавчавадзе. Работал он там в должности главного научного сотрудника до самой смерти от сердечного приступа в накопителе аэропорта Внуково, от «сердечной недостаточноти». Читал спецкурсы о Декарте, Канте, феноменологии… Все прочие встречи и беседы проходили в домашнем кругу – но при этом уже тогда Мамардашвили был философом с мировым именем. Он владел, кроме грузинского и русского, английским, немецким, французским, итальянским и испанским языками, также мог изъясняться по-гречески и по-чешски.
В 1986 году Мераб Константинович выступил в качестве ведущего с советской стороны (участники – актёр Ролан Быков, публицист и биограф Рой Медведев и социолог Юрий Левада) в телемосте «Москва — Бостон» между МГУ им. Ломоносова и Университетом Тафтса по теме «Ядерный век. Культура и бомба». Американскую сторону представляли ведущий Мартин Шервин, писатели Курт Воннегут и Эдгар Доктороу, а также психиатр Роберт Лифтон.
«Человек может состояться как личность только через вглядывание в тайну… когда за бездной несправедливости и жестокости увидит скрытую гармонию».
Мамардашвили никогда не хотел уехать из страны. «Здесь видна суть вещей», — объяснял он своему другу Луи Альтюссеру, enfant terrible французского марксизма. В любом месте он чувствовал себя как дома – что проверил, когда снова стал «выездным». И в то же время: «Почему мы должны уехать? Пусть уезжают те, кто нам мешает нормально жить».
Прожив на этом свете 60 лет, Мераб Константинович называл себя «метафизиком», что значило как бы следующее: я занимаюсь самыми глубокими вещами, не ищите во мне поверхностного и политического. «Не представляю себе философию без рыцарей чести и человеческого достоинства. Всё остальное — слова»… Он был одиночкой, индивидуалистом, и отчасти поэтому не мог стать диссидентом. «Уважение законов и отсутствие желания обязательно носить какой-либо отличительный колпак и ходить на манифестации протеста всегда давало и даст, представьте, возможность свободно мыслить», — почти запальчиво отвечал он на вопросы читателей журнала «Юность» в 1988 году. Мамардашвили принципиально не принимал подполья, считая, что культура может быть только открытой. «Одиночество – моя профессия», — суммировал грузинский Сократ в интервью рижскому режиссёру Улдису Тиронсу за несколько месяцев до смерти.
«Когда мы поймём всё – мир исчезнет»
