Продолжение интервью с Катериной Зорёй о постсоветской эзотерике в Украине. Во второй части — разговор о связи между техническим прогрессом и эзотерическими идеями и ответ на главный вопрос: «а работает ли магия?»
— Катерина, в первой части интервью о Вашем исследовании мы остановились на рецепции эзотерического нарратива рабочим классом и первым поколением новой технической интеллигенции.
— Да. Помимо функции подспорья в противостоянии идеологическим врагам, второй ключевой причиной заинтересованности руководства СССР в сохранении эзотеризма была необходимость освоить огромную территорию, богатую природными ресурсами, и попытаться перегнать соперников в технологической гонке.
При этом катастрофически недоставало людей, имеющих соответствующее образование.
Комбинация этих двух факторов дала в результате следующую стратегию:
1) Народное, практическое знание — «зерно» знания научного. Носители его — сельские старожилы, травники, охотники — могут не знать теоретического обоснования того, почему действует та или иная трава, какая биология у ценного зверя или какая ценность того или иного металла в индустриальном масштабе. Но они могут обладать накопленными наблюдения, которые можно переработать и включить в знание советское.
2) Наиболее толковых людей «на местах» нужно включать в систему производства советского знания так быстро, как это только возможно.
На бумаге стратегия была неплоха: огромный объём народного знания просеивают локальные эксперты, которые в то же время обучаются сами и делают свой вклад в более сложную общесоветскую систему. Но на практике возникло несколько нюансов.
— Очень интересно! Каких же?
— Приведу пример, известный всем, кто помнит советские аптеки и аптеки ранних 90-х: травяные сборы, например «Грудной сбор №1». Во всём мире травяное сырьё без обработки почти не используется в фармацевтике, поскольку в нём очень сложно удерживать на точном уровне количество активного вещества, а также исключать лишние добавки. В СССР же травяные препараты составляли немалую долю лекарств.
Дело было в том, что фармацевтическая индустрия категорически не покрывала потребности населения, и этот вопрос надо было как-то решать. Поэтому процесс создания в СССР фармацевтической индустрии включал в себя не только развёртку промышленных мощностей, не только работу фармацевтов в аптеках (зачастую перерабатывающих лекарственное сырьё самостоятельно), но и обучение неспециалистов основам сбора лекарственных трав — преимущественно используя книги с детальными описаниями и красочными иллюстрациями. Расчёт шёл на то, что обученные посредством книг неспециалисты могли как самостоятельно минимально восполнить нехватку лекарств, так и быть задействованными на производстве при необходимости. И понятное дело, что в этой ситуации большую роль играли люди, уже владеющие эмпирическим знанием — то есть, знахари. Несмотря на всю стигму против суеверий, сельская бабушка-травница была скорее полезным элементом для советской власти.
Авторы советских книг о лекарственных растениях собирали свои рецепты посредством полевых исследований — отчасти строго этнографических, отчасти проводимых естественнонаучными институтами. А потом эти книги издавались огромными советскими тиражами и сами становились, как и планировалось их авторами, источниками народного знания. Так происходил процесс, аналогичный «вторичной фольклоризации», но в сфере знания. К примеру, широкое распространение среди практиков народной медицины получил отчёт 1970-х годов сотрудника ВИЛАР («Всероссийского научно-исследовательского института лекарственных и ароматических растений») Андрея Николаева. Николаев указывает, что за период с 1960 по 1970 год он обработал 8850 писем, уведомляющих о лекарственных свойствах тех или иных растений, и в своём отчёте упоминает наиболее интересные рецепты, полученные им в 1970-м году. Рецепты эти применяются по сей день.
— Пока что не вижу, какое отношение это имеет к эзотерике…
— Самое прямое. Дело в том, что народное знание само по себе консервирует теоретические концепции предыдущих веков. Можно сказать даже так: ключевое отличие так называемой «нормальной науки» от народного знания в том, что «нормальная наука» ставит на поток процедуру обновления теорий. Если оставить этот процесс на самотёк, то он неизбежно будет сохранять больше устаревших решений, чем нужно, поскольку человек в принципе склонен цепляться за однажды найденные решения.
Народное знание не отбрасывает ничего, никакие устаревшие подходы, хотя информация сохраняется преимущественно практическая и фрагментарная. В Украине можно найти магические процедуры, берущие своё происхождение из античности, хотя, конечно же, мы не древние греки и не верим в то же, во что и они.
Минус подхода «сохранить всё, что имеет хоть какой-то шанс сработать» — масса ложноположительных результатов, на которые в критической ситуации уходит драгоценное время. Утопающий и за соломинку хватается, знаете?
Наука же, как указано у Льюиса Вольперта, является контринтуитивным занятием. В частности, вместо того, чтобы напрямую устанавливать истину, наука сосредотачивается в первую очередь на том, чтобы максимально отсеивать не работающие процедуры, оставляя только те, в которых наиболее уверено научное сообщество.
Очень важно, что за аксиому принимается идея о том, что один человек не в состоянии самостоятельно провести процедуру верификации, и ему для этого требуется помощь коллег. На этом построена вся практика двойных и тройных проверок на всех этапах исследования (например, двойные слепые исследования), а также практики рецензирования и в целом работы в научном сообществе.
Конечно, если мы делаем упор на то, чтобы убирать всё, что не строго доказуемо, то мы получаем очень медленную верификацию знания и потенциально жертвуем возможностью помочь людям, когда ответ был под рукой.
При этом в реальности такая «алгебра человечности» может доходить до совершенно жутких результатов. Возьмём печально известный эксперимент в Таскиги (штат Алабама, США), где больным, происходившим из социальной группы, неспособной дать отпор, десятилетиями не оказывали помощь и вводили в заблуждения, чтобы запротоколировать все стадии развития сифилиса. И нет ничего удивительного в том, что пережившие подобное обращение люди и их потомки зачастую выбирают народную медицину вместо официальной.
Хотя нормальная наука и выбирает метод отбрасывания неработающих теорий как основной, нельзя сказать, что это единственно возможный метод сортировки знания. Какой подход выбирать — это вопрос и общественных ценностей, и личной этики учёных, и задач, стоящих перед ними в силу внешних обстоятельств.
Подводя итог, в современных условиях существует некоторый объём теорий и практик, которые уже выпали из научной обоймы, но ещё не выпали из народного обихода. И связь с эзотерикой в том, что изрядная часть такого народного знания имеет под собой то или иное понимание мира, характерное для предыдущих эпох: античности, средневековья или эпохи Возрождения. То есть, оно прекрасно укладывается в те самые концепции, которые советская идеология продвигала как идеал научного познания в силу идеологической войны с католической церковью. И именно эти идеи дополнительно «всасывались» из народного знания и вносились в советскую науку «снизу».
— Получается, эзотерические идеи питали СССР и «сверху», и в силу технологической необходимости им было дозволено проникать из народа?
— По сути да. Задача, поставленная перед советской наукой — как можно быстрее получить технологическое преимущество.
Колоссальное административное давление вынуждало учёных делать упор на нахождение и сохранение перспективных подходов, а не на отсеве бесперспективных, то есть сближало советскую науку с народным знанием.
И после распада СССР большая часть подобного рода попыток оставалась в рамках «нормальной науки», пусть и на её границе. Так, существует Киевский медицинский университет Украинской ассоциации народной медицины, а в Политехе на ФАКСе (факультет авиационных и космических систем), есть Украинский научно-исследовательский Центр изучения аномалий «Зонд».
Поэтому же в начале 90-х ряд сотрудников киевских музеев-церквей – Софиевского собора или Кирилловской церкви, например — проводил биолокационные обследования помещений. И поэтому донецкий математик Витольд Витольдович Пак, специалист по шахтным вентиляторам, лауреат государственной премии СССР и автор учебника по высшей математике (изданного в преимущественно эзотерическом издательстве «Сталкер»), в 1997 году совершенно спокойно работал с горловским знахарем Александром Аксёновым (автором книги «Я не колдун, я знахарь») для того, чтобы написать книжку «Знахарь и учёный о чистой и нечистой силе».
Повторюсь и подчеркну: в рамках советской науки исследование того, что могло дать хотя бы минимальное технологическое преимущество, было совершеннейшей нормой. И та, советская норма во многом сформировала нашу современную.
— Знаете, какая мысль пришла сейчас в голову: именно когда в Украине происходит десоветизация, важно понимать, чем, собственно, была «советизация».
— Абсолютно с Вами согласна. В разрезе моей темы самый важный аспект советизации — это как раз индустриализация, вот эта попытка «выжать» из народа максимальную технологическую продуктивность и не отбрасывать ничего, что может быть хотя бы минимально полезно. В Украине этот процесс также имел свою политическую специфику: после Второй Мировой Войны индустриализация была неразрывно связана с русификацией.
Образование в СССР делало упор на техническую интеллигенцию, которую должно было быть легко перемещать с производства на производство по необходимости. Тут как раз вступает в игру вторая задача, о который я упомянула вначале: массово вовлечь наиболее толковых людей в образовательную систему. Делалось это посредством всевозможной популяризации научных знаний, вовлечения людей в технические кружки и провозглашения идеи: «любой человек не только может быть учёным, но и имеет долг перед народом сделать свой вклад — если видит, как». Естественно, отбор в советскую науку проходили далеко не все, но установка оставалась и применялась в жизни. А тем, кто фильтр всё-таки проходил, в первую очередь давалось то или иное практическое техническое образование, поскольку именно техническая компетентность рассматривалась как приоритетное направление.
То есть, стратегия была следующей: берём людей, учим их инженерному делу, русскому языку — в Украине одновременно выставляя украинский язык «языком сёл» и необразованных людей, — а также общефилософскому подходу, который говорит, что главный приоритет науки — находить новое знание, в том числе просеивая старое, и что каждый человек в принципе способен сделать научный вклад даже в условиях активного репрессивного аппарата.
Официальный подход к научному знанию в СССР создал хорошие условия для аматорской науки, а следовательно — и для эзотерики.
Полушутя можно даже добавить, что не зря среди эзотериков такое количество «технарей», и не зря даже инженеры, не имеющие никакого отношения к эзотерике, во всём мире так любят магические метафоры — от западного computer wizard до постсоветского символа системного администратора, шаманского бубна, а также «плясок с бубном» как расхожей метафоры работы со сложными техническими системами.
Как у Стругацких звучит подзаголовок повести «Понедельник начинается в субботу», помните? «Сказка для научных работников младшего возраста».
Есть между эзотериками и инженерами что-то глубоко общее, некоторая ментальность, сформированная необходимостью ежедневно иметь дело со сложными механизмами, где результат нужен уже сегодня, а для полного анализа зачастую нет возможности. По сути, и эзотерик, и инженер на лишние вопросы клиентов совершенно одинаково скажут «работает — не трогай!».
— Катерина, наконец я дождалась возможности уместно задать этот вопрос: а работает ли? У них, ваших исследуемых, «что-то получалось»? Каков был результат их увлечения магией в практическом смысле? Денег наколдовали, чью-то волю подчинили, от своих болячек избавились?
— А я, в свою очередь, ждала этого вопроса, поскольку он интересует всех и буквально неизбежен в публичных лекциях.
— Так это же главный вопрос, чем бы ты ни занимался: «А оно работает на самом деле?».. Сейчас я вспомнила, впрочем, улыбку на лице Руслана Халикова, который издаёт книги по алхимии и Таро, в ответ на аналогичный вопрос во время одной из презентаций.
— Дело в том, что ни конкретно меня как религиоведа, ни других коллег по социальным наукам этот вопрос не интересует, потому что в рамках социальной динамики, которая является основным предметом нашего изучения, это совершенно не важно. Есть такая эвристика, как «теорема Томаса»: «если люди определяют ту или иную ситуацию как настоящую, то она будет настоящей по своим последствиям». Приводя грубый метафорический пример – если человек считает, что в кустах сидит тигр, то он будет бежать от него, как от настоящего, и место, где он в итоге окажется, будет одним и тем же вне зависимости от того, успешно ли он сбежал от существующего тигра или же тигра попросту не было. Для нас, исследователей человеческого поведения и его социальных последствий, важно то, где человек в итоге окажется, а условными «тиграми» занимаются условные «биологи», то есть естественные науки, от физики до медицины.
То есть, для эзотериолога важно следующее: если человек считает, что магия работает, то он будет вести себя так, как если бы магия работала. И вот у этого уже будут совершенно конкретные социальные последствия.
(Окончание интервью читайте во вторник 21 декабря 2021 г.)
Читайте также статью «Гранита науки» об эзотерике в раннем СССР в связи с фамилиями Троцкий, Бокий, Барченко и Блюмкин