Беседа Лунева Виталия Евгеньевича, Dr.H.C., Hon. PhD в области публичного здоровья Академического союза (Оксфорд, Великобритания), член Американской академии клинической психологии, Американской психологической ассоциации, Всемирной федерации психического здоровья (США), действительного члена Всемирной академии медицинских наук – Украинский офис (Нидерланды), Украинской академии наук, , кандидата психологических наук, ассоциированного профессора, члена Экспедиционного корпуса со специальным корреспондентом издания «ЛІТЕРАТУРНИЙ ВІСНИК ГРУШЕВСЬКОГО (Первый всеукраинский литературно-научный и общественно-политический журнал)
– Терминологические обороты «Моральная паника», «Массовый психоз», «Вирусная паника», «Психическая эпидемия» науке, и публицистике известны уже не первый век. Можно ли сказать, что обозначенные ими социальные феномены проявляются сейчас, во время так называемой пандемии?
– Думаю, можно. Можем говорить о том, что в отдельных случаях мы сталкиваемся с конкретным проявлением паники. В других случаях мы сталкиваемся с тщательно скрываемой тревогой, которая у отдельных людей и у целых групп, структур переходит в очень навязчивое, ритуализированное поведение. И всё это – способы снять тревогу или каким-то образом ее замаскировать. Если расщепить тревожное состояние на отдельные фрагменты, то она становится, скажем так, более перевариваемой. Поэтому сейчас многие якобы отключили свои чувства, эмоции, своё отношение ко всему происходящему и заняли некую рациональную позицию, как им кажется, в виде различных ритуализированных поступков. Какое-то, значительно большее, чем обычно, количество раз в день моют руки, соблюдают массу различных гигиенических правил. Поскольку в XXI веке абсолютное большинство людей грамотны – они знают, что абсолютное большинство масок, не помогают ни от какого вируса вообще. И что сквозь маску, не то что один, а сотни вирусов беспрепятственно пролетают в одно только микроотверстие. Но человеку так спокойнее. И что самое главное – так спокойнее другим. Заметьте, как люди сейчас реагируют друг на друга. Я сам часто наблюдаю за людьми. Когда выходишь на улицу, сразу вспоминается – как в «Матрице», «Терминатор», других фантастических кинофильмах возникает, как голограмма: «держать дистанцию… полтора метра…», «возраст человека… его заболевания… его опасность…».
В биологии поведения есть такое понятие как «фиксированный комплекс действия». Большинство аспектов социального поведения уже имеют готовые программы реагирования. Примером может послужить реакция избегания силуэта хищника. Находящееся возле речки семейство уток спокойно реагирует на тень силуэта пролетающей вверху птицы, напоминающую, условно крест – поскольку она соответствует силуэту безопасной фигуры – утки, гуся, лебедя. И мы видим, как резко повышается тревога при тени силуэта, напоминающего хищных птиц. Буквальное восприятие геометрических фигур способно через уровень тревожности существенно влиять на мотивацию.
Это всё, естественно, не озвучивается так развернуто самим человеком. Даже не допускается в его логический дискурс, когда он себе что-либо объясняет. А в самих поступках очень многое связано с попыткой преодолеть тревогу. У кого-то способ совладать с тревогой может проявляться в крайностях. Или в абсолютнейшей изоляции – вплоть до серьёзного депрессивного состояния. Или наоборот, в резко опасном поведении, когда человек всячески пренебрегает любыми рекомендациями. Рациональность позиции в том, что угроза реальна, но она требует принятия этой тревоги и рационального подхода к тому, что происходит. А не перехода на массовые рефлексы, на массовые реагирования – на то, что многократно лишь усиливает тревожный фон, но в реальности не защищает человека ни психологически, ни в буквальном смысле этого слова. Потому что сейчас все ограничения имеют во многом обратную сторону. И это как раз связано с тем, из-за чего люди окажутся неспособными преодолеть тревогу, которая объективно оправдана. Вот в чём беда!
Теперь – о терминах, о которых вы говорили, и явлениях, которые сейчас происходят. Возьмите любую революцию: паника всегда разогревается в толпе. В ней, как правило, присутствуют два важных механизма – паническая атака или тревожное состояние и обязательный механизм эйфории. По сути, тот компенсатор, куда тревога и паника должна выплеснуться.
В ситуации карантинных мер выходит так, что в обществе индуцируют тревогу всевозможными слухами, фактами, рассказами. Вполне вероятно, они в реальности оправданы, как минимум в каком-то аспекте. Но тот контекст, в котором это всё бесконечно озвучивается и подогревается – все ориентировано на повышение панического фона. Для того чтобы запуганный человек, условно говоря, не вышел из дому, не проявлял никаких форм активности. Но что с этим состоянием делать? Смотрите, в революции человеку показывают большую цель, к которой необходимо идти (проявлять активность), а здесь человека запугивают, в конечном счете тормозят. И он, можно сказать «врезается в стену». У него нет выхода активности, отыгрывания. Не идёт следующий этап эйфории, который очень нужен в психологии массового поведения в революции. В случае карантинных мер этого не будет. Мы наблюдаем раскачивание панического настроения, а потом – фрустрация, лишения, ограничения. Это может привести к ряду различных негативных психических состояний, с которыми нам, как психологам, в дальнейшем придется работать, придётся реабилитировать, чтоб они потом могли вернуться к привычному образу жизни. Уверен, такие случаи будут…
– А за такой короткий промежуток карантина (месяц) может возникнуть подобное состояние?
– Время здесь практически не имеет значения. В среднем, для того чтобы могли сформироваться устойчивые нейронные сети под воздействием какого-то конкретного фактора, нужно в среднем около 3 недель. Это одна сторона медали. С другой стороны, сколько будет длиться карантин – еще не известно. В нашем случае, когда разница может быть в две-три недели — это не столь принципиально. Самый важный момент – перспектива – что будет дальше. Это то, что волнует практически всех. Как бы люди друг друга не пугали (мол, «мы все умрём с голоду», «что будет, если мы не выйдем на работу») – это неправда. В каждой семье что-то есть, чтоб прожить каких-то пару недель, месяц. Не в этом дело. Дело в другом – люди не до конца понимают, что происходит. Такие серьёзные ограничения не объяснены, как положено. А они бьют морально по активной части населения, которая готова рисковать ради сохранения образа жизни. Их возраст, соматическое состояние таковы, что они легко перенесут этот вирус или вообще не заболеют. А есть люди, у которых рушится жизнь, бизнес, их обстоятельства. Это – как невроз на неврозе. Но принципиально здесь то, что люди в реальности не настолько персонифицируют угрозу по отношению к себе.
Тревогу подогревает именно традиционное недоверие обывателя к тому, что происходит. У человека всё равно есть ощущение, что это не просто вирус. И масса подобных заблуждений в итоге доводит до того, что в ХХI веке у больших наций, у народов, у конгломератов существуют такие же примитивнейшие риски, как и в каменном веке. Людей это оскорбляет. Пугает, что есть подвох, сомнение, обратная сторона медали. Это серьезный фактор, который усиливает тревожно-панические настроения и состояния.
– Какие еще социальные явления и тенденции Вы наблюдаете сейчас в обществе?
– Люди вынуждены таким способом расцеплять тревогу и оправдывать своё вынужденное положение. Положение вынужденности – очень важный фактор. Когда есть вынужденность – есть торможении, а торможение — это не просто неделание ничего. Почему так сложно отказаться от ежедневной активности? Казалось бы, сядь и сиди! На самом деле, чтобы сесть и сидеть, то есть, отменить действие, согласно законам психофизиологии, нужно потратить ресурса больше, чем само действие совершить. Это как автомобиль на скорости переключить на задний ход. Это очень сложно морально. Поэтому состояние вынужденности является самым главным здесь, на фоне многого непонятного. И подогревается все этой же массой непонятного. К примеру, множество комментариев и лозунгов подаются, как «нас ждет новый миропорядок», «другой мир», «новый формат», «ничего уже нет».
В действительности человек, как материальная субстанция, понимает, что у него многого нет, что он уже потерял многое. Например, то, что он имел, куда он ехал, с кем встречался, что планировал, где был, куда обычно перемещался. Он сейчас загнан в онлайн формат. Это единственная точка привязки всех к одному состоянию. Это самый лучший механизм, чтобы всех уровнять, сделать похожими и одинаковыми. Помните, как в детстве лепили пасочки? Брали песок, ведерочко и получали одинаковую форму – модель того, что происходит сейчас. Забивание в одинаковую форму всех. Потому что регламентируются очень многие аспекты буквальной повседневной жизни и активности. Я не хочу говорить, что это всё неправильно и не должно так быть. Но не должно быть маразма. Подумайте, ведь только сейчас завезли тесты, только сейчас цифры начнут объективироваться. Если окажется еще больше больных? Что, еще карантин продлевать? Это же невозможно, это не те меры. Масса вещей у людей, рационально мыслящих, подчёркивает момент вынужденности, даже где-то безответственности, того, что люди морально-психологически оказались в сложное состояние.
– Как можно объяснить постоянное активное распространение информации в соцсетях самими пользователями?
– Почему дети любят страшилки, сказки? Ребенку их смотреть полезно, условно говоря. Это дает ему возможность персонифицировать тревогу свою, страх в мифологическом образе. Поэтому негативные новости имеют обратную сторону – эффект успокоения. Что не зря человек тревожится, не зря сидит дома, не выходит на улицу… Иногда смотрю, как люди в просторных парках ходят в масках, где абсолютно никого нет поблизости. Это говорит, что включен механизм правильных поступков. Определённого рода роботизация. Человек становится в какой-то степени как робот. Это очень напоминает стэндфордский тюремный эксперимент. По большому счёту маска необходима в ряде случаев, которые прописаны в тысячах учебников. Но в парке возле озера, при солнечной погоде, где ультрафиолет уничтожает этот вирус – она не нужна. Но человек как в скафандр оделся. Всё, что я описываю, может не чувствоваться, но в механизме тревоги, которую каждый переживает, все эти сценарные повторяющиеся действия есть. Просто у кого-то в большей, а у кого-то в меньшей степени проявляется в поведении.
– Что наши читатели должны знать о страхе и панике, как таковых? Можно ли говорить уже сегодня об их массовых проявлениях? Не ждёт ли нас нечто подобное после карантина?
– Страх отличается от панического состояния тем, что он в большей степени предметен или конкретен. Человек соизмеряет состояние с тем, чего боится. Например, если человек боится летать на самолете, то это не влияет на его обычную жизнь так, как если вы поймали себя неоднократно на паническом состоянии. Например, угрозы умереть. Практически ни один человек не объяснил толком – чего конкретно он боится сейчас. Почему? Потому что – как только начинает отвечать себе, чего он боится рационально, он может избавиться от этого объект страха как такового. Этот страх становится множественным и комплексным – люди боятся экономического кризиса, боятся потерять бизнес, сбережения, боятся того, что не будет продуктов, антисептиков, что они умрут, боятся, боятся…
Мы должны понять, что многих людей, которые имеют хронические заболевания– нынешняя атмосфера делает еще более эмоционально и морально уязвимыми к своему основному заболеванию. Человек оказывается под куполом тревоги. Более того, он буквально стеснен. Это очень важный момент. И третий момент, люди в соцсетях приводят массу фактов: к примеру, сегодня умерло столько-то людей от туберкулёза, ВИЧ, СПИДа. Но все эти заболевания уже нами пережиты. Мы уже знаем, как с ними быть. Поэтому серьёзные и опасные болезни не так страшны. В этой ситуации чувствуют угрозу невероятную от всего того, что составляет их повседневную жизнь. Это контакт с человеком: поздороваться с ним на лестничной площадке поговорить, зайти в магазин, притронуться к ручке двери… Скажу метафорически…. Чтобы ты не сделал – ты грешен…
Так возникает у человека мышление грешника. Чтобы ты не сделал- всё грех. Поэтому у человека возникают мысли, возможно, я уже заражён коронавирусом, возможно кого-то заразил или переболел. По факту он не знает точно, но всё-таки грешен (уязвим, опасен, заразен)…
Угроза есть – это 100%. Иначе, на пустом воздухе ничего не делали бы те, кто сейчас обогащаются, перепиливают власть, сферы влияния – им всё равно нужен какой-то реальный прецедент. Т.е. реальность угрозы существует. Но паника и те механизмы, которым сейчас общество с одной стороны индуцируется в паническую атаку, с другой бьётся в стену головой – это не выход для решения столь серьезной, массовой проблемы.
– Как Вы могли бы прокомментировать высказывание Жана Бодрийяра, которое было взято в качестве заголовка предыдущей статьи “Эпоха террористической пандемии”?
– Чтобы ответить на Ваш отвлечемся на вопрос иного порядка: «Если не было-бы вот «этого», то было бы ли то что есть сейчас?». Естественно, нет. Поясню на примере психоаналитического процесса. В психотерапии мы помогаем пациенту определить его вторичную выгоду от симптома, болезни, страдания. Когда это переходит в определенную фазу хроники, то появляется вторичная выгода от этого симптома, синдрома и, как показывает практика, от него человек не откажется никогда.
В случае нынешней карантинно-пандемической истерии вторичная выгода во многом очевидна для общества и отдельных кругов. По-моему мнению, сейчас идёт самый безопасный тип войны. Цели происходящего связаны исключительно с геополитикой, развалом различных экономик. Поэтому, как бы это ни звучало цинично – такой способ войны очень безопасный. Хотя провокации последних двух-трех лет могли бы закончиться войнами в буквальном понимании этого понятия. Пока вещи не названы своими именами, обществу гораздо спокойнее. Поэтому сейчас идет в прямом смысле этого слова война. Если раньше буквально нужно было воевать, то сегодня война неогнестрельная.
Переходя к концептам Бодрийяра о различных симулякрах, о копиях с несуществующего, которое выдается за реальное, и постмодернистских тенденциях мы должны констатировать, что уже давно стояли на пороге происходящего сейчас. Причина проста – всё штампуется, копируется, многократно раздувается – создаётся видимость того, что это «нечто» существует.
Если говорить о Бодрийяре – у него есть несколько интересных концепций о том, что в наше время терроризм не противопоставляется государству. Терроризм является одним из механизмов, которым структурируется современное общество. Поэтому террористы – это не просто очень плохие люди, как в фильмах, которые хотят захватить весь мир, или одержимые манией величия. Всё гораздо проще. Терроризм обслуживает нынешнюю систему государственного строительства и многих других социальных процессов. С этой точки зрения, идеи по поводу заражения людей, по выведению вирусов можно рассматривать, как некую модель терроризма, в том числе, как механизм геополитики.
Также нужно учитывать, что это могло создаваться для одних целей и по ходу дела несколько раз поменяться по мере того, как в неё вовлекаются другие фигуры, другие общества и системы. Я думаю, мы ещё удивим… В психоанализе говорится, что травмы приходят из будущего. Не из прошлого, как все думают. Спустя некоторое время, когда мы узнаем, что же на самом деле случилось – мы станем участниками и свидетелями следующего этапа массового травмирования психики людей.
Современная масса, как бы это не звучало странно, нуждается в прецендентах и рамках, которые индуцируют панику, стрессовое расстройство и состояние. Раньше для этого нужно было что-то взорвать. Сегодня взрывать ничего не нужно. Проще привязать человека к ощущению исчезающей витальности. Угроза витальным потребностям – и человек становится совершенно другим. Ему больше ничего не нужно. У него тревога и эйфория. Ему больше ничего не нужно.
- Как можно использовать карантин для себя? Чем себя занять?
– Я скажу так: многие вещи сейчас нужно просто принять, условно говоря. По той простой причине что озвучена угроза, поэтому и будут серьезные ограничения какое-то время в нашей повседневной жизни.
Как по мне, всегда нужно учиться принимать себя разным. Вот, например, мои пациенты говорят «мы скучные, мы раздраженные, мы себя ненавидим, мы устали от всего…». Ну, представьте 3 – 5 человек в одной квартире, которые до этого структурировали свое пространство иначе, спасались друг от друга на работе…, всё время на грани психологического срыва.
На самом деле, возможно, это будет неожиданно, – с этим ничего не нужно делать. Так или иначе оно было есть и будет. И попытка что-то с этим сделать будет отменой действий– «ходом назад», «запуском нового действия». По большому счёту, не в пользу состояния психики человека. Есть апатия – побудьте в апатии. Не нужно заставлять себя вставать с дивана и обязательно что-то делать. Ну, поваляйтесь сколько-то дней. Потом появится голод к деятельности и на несколько дней можно засесть поработать. Поучить, почитать.
С эмоциями нужно совладать, как и с вирусом; есть определенный период, который нужно переждать. Поэтому нельзя переключиться резко с одного состояния на другое таким естественным способом. Это на грани фантастики. Нормальный человек всегда с трудом переносит скуку. Тревога и скука – это две вещи, которые человек с трудом переваривает.
Но, на самом деле это очень хороший ресурс. Можно и отлежаться, и отстрадать, некоторым людям наконец-то нужно пострадать… а у тех, кто по-настоящему такое состояние примет – через несколько дней может появится творческий подъём: для изучения, скажем, иностранных языков и других дел.
На чтобы я особенно рекомендовал обратить внимание: сейчас совершенно новый вызов к специалистам. Вызов связан с тем, что офис на какое-то время должен перейти в планшет, гаджет. Время, когда специалисты сферы разных услуг разных могут заняться наведением порядка в своем профессиональном онлайн пространстве.
Так или иначе, после окончания карантина, когда появится лекарство, когда все сферы влияния будут поделены, все исцеляться, чудо случится, все первоначальные цели будут достигнуты максимальным образом – на тот момент времени люди уже привыкнут к тому, что большую часть своей профессиональной активности они могут выполнять всё-таки онлайн. И это во многом сэкономит время для работы.
– Проявляется ли, по-Вашему мнению , сейчас, массовая истерия, определённая ещё академиком Бехтеревым? Или она, возможно, проявиться позже, когда карантин закончиться?
– Бехтерев был точен. Это классик мира психологии массового сознания. Он говорил много о массовой истерии. Суть явления истерии сводится к тому, что симулируется симптом заболевания. Здесь философия Бодрийяра может быть очень близка. Одна моя коллега задала интересный вопрос: «Кто является создателем психоанализа?». Все скажут по-разному, но большинство – Фрейд. А она сказала, что создателем психоанализа является – истерический субъект. И во многом это правда. У того же Фрейда, у его учителей и учеников пациенты в основном были истерички, у которых симптомы строились вокруг несуществующих физиологических и анатомических нарушений. Но они субъективно ощущается как настоящее болезненное состояние и демонстрируется соответствующим поведенческим и симптоматическим способом. Поэтому ряд симптомов проявляется в моторной активности и различных сенсорных ощущениях.
Опытный профессионал часто видит, что истерик демонстрирует симптомы, которые анатомически и функционально в этот момент невозможны. Потому что, органически, эти симптомы в этот момент никак не связаны. Но, симптоматически, демонстративно это всё проявляется. Это очень напоминает нынешнее общество, когда органической причины на самом деле нет. Но зато в демонстративном поле она проявляется очень ярко.
Был однажды такой эпизод в отделении одной больницы, где лечили истерические неврозы. Больницу закрыли на ремонт. А больных переселили в отделении с эпилептиками. Так вот через 2 недели истерики стали эпилептиками! Заразились идентификацией себя со сценарием болезни эпилептиков!
Сейчас общество демонстрирует симптомы больных, перепуганных, страдающих – причин органических у конкретных людей может совершенно не быть. Как и угроз. Но истерическая демонстрация существует. Это такой способ справляться с тревогой. Всё о чём мы сегодня говорим, на самом деле, – о тревоге. А тревога предполагает наличие сцены… Есть сцена и некто за этой сценой. Мы не можем быть «там». За этой сценой есть Некто Большой. На сцене – Мы.
Оказавшись на сцене мы вынуждены либо играть по сценарию, либо слушать подсказок суфлера, и все для того, чтобы быть уместными по отношению к Некоему – за кулисами. В глубинном смысле мы сталкиваемся с незнанием… а за незнанием есть Кто-то, или Что-то хорошее или ужасное слишком. И тут включается, как по мне, откровенный бред: к примеру, появилось очень много «теорий»: Земля себя обновляет, наконец-то дельфины появились в речках Венеции, птички поют. Планета не выдержала… Множество этих вещей говорит о том, что тревога непреодолима на самом деле.
У каждого человека остается выбор – скажем, возможность вести себя рационально сейчас. Но каждый должен понять свой предел рациональности. То есть человек смотрит на статистику, сколько умерло, сколько вылечились. Ищет среди своих знакомых. И практически каждый скажет, что у него лично нет знакомых, которые умерли или болеют коронавирусом, или которые вылечились. Конечно, карантин можно использовать для всего. Как человек объясняет себе то состояние, в котором он оказывается? К примеру, для 2-3х детей, которые растут в одной семье – для них нет двух одинаковых дней. Для каждого ребёнка дни разные, по-разному воспринимаются каждое событие. Один ребёнок может помнить какой-то день, какую-то поездку, в то же время второй может быть обижен, что внимание было не на нём. Казалось бы, одно событие, один день, одна семья, но восприятие разное.
Слово «карантин» не всем понятно, тревожат ассоциации с жесткими правилами, территорией, запретом выходить, ходить только по периметру. Нужно убедиться в том, что человек лично правильно понимает суть происходящего. Мне лично до сих пор нравится, что можно не ездить на работу, встречаться с разными людьми, когда приходилось это каждый день делать. Как по мне, я получаю от этого удовольствие. И это тоже способ совладения с тревогой. Меня больше волнуют вопросы, что будет дальше и как это будет. Вопрос – заболею я или не заболею, болел уже или выздоровел, меня в меньшей степени волнует. В большей степени – что будет дальше с моими проектами, с людьми, планами. Это имеет большее значение, чем заболеть или переболеть. Как будто мы в жизни никогда ничем не болели… следует помнить, каждый в данной ситуации столкнется «со своим», и пока этого столкновения не случится, человек обречен на чей-то массовый сценарий. Я знаю многих, кто поставил себе задачу за время карантина, используя ресурс самоизоляции тренировать в себе силу воли, трансформировать и обучать себя. Это хорошая и оправданная цель. Мне кажется, что в ситуации столкновения с Невозможным и станет возможным выйти за пределы массового сценария.
Журналист Бекчив Мирослав
Источник: Вестник Грушевского
