Осман Шаруханов: «Реальную физику уничтожили. Оставили удобную»

Публикуем вторую часть интервью с Османом Шарухановым, в которой он рассказывает о развитии науки в родном Дагестане, о «церковности» Эйнштейна, об одесских бабушках, о небывалом типе двигателя и глупостях, которыми «вообще славится астрономия». Собеседник «Гранита» делает парадоксальный, по нынешним меркам, вывод: «Если бы не вливали столько денег в науку, может быть, науке было бы проще». Первая часть интервью доступна по ссылке

— Знаете, что меня удивляет? Что в Дагестане, в сельской школе, у вас была уже на таком уровне физика, что вы смогли осмыслить какие-то «представления» и они вас даже не удовлетворили!

— Я так понимаю, что уровень учителей в нашем селе – оно до сих пор называется Советское, на границе с Чечнёй – действительно был очень приличным, по крайней мере, по сравнению с тем, что я увидел, когда приехал сюда. У нас были люди, действительно увлечённые своими предметами, и их уровень оказался гораздо выше, чем здесь. Астрономией у нас интересовался химик, как ни странно. Вот я доставал школьных учителей до 8-го класса, а потом поступил в Каспийске в ПТУ монтажником электронной аппаратуры, закончил дипломом с отличием. Меня всегда занимала техника.

Из Дагестана я, в общем, сбежал от номенклатуры. Меня готовили как, в перспективе, партийного работника. Но когда в 17 лет сидишь на конференциях в президиуме, конференции длятся по 10 часов и никуда не можешь сбежать – мне такое не нравилось. Я в эту систему не верил, в реале это был русский фашизм, просто приукрашенный. Мои друзья считали, что её можно модернизировать, изменить это всё и построить приличное демократическое общество. Я в это не верил, друзей подводить тоже не хотел: если бы я начал выступать, то я бы и их подвёл. Политика меня особо не интересовала. Поэтому пошёл в науку. В Одессе был проездом по пути в Болгарию по бесплатной путёвке за отличную учёбу. Город мне очень понравился. А по переписке с Одесским университетом я узнал, что здесь астрономия на физическом факультете, а не на математическом, как обычно (сама астрономия – это ведь методы вычисления, методы обработки данных). Вообще, в астрономии я не видел проблем. Там всё понятно: понаблюдал, получил данные, составил кривую блеска – я в этом особо науки и не вижу. А вот разработка приборов – это было интересно.

Я бы не пошёл в астрономию, если бы знал все «подводные камни». Я просто хотел в физике разобраться. Эйнштейновские представления меня не удовлетворили как физика, для меня было интересно и даже принципиально разобраться в решении проблемы, которого я пока не видел.

Как медалист, я сдал всего один экзамен по физике и поступил. На третьем курсе я понял, что то, что мне интересно, в общем-то, здесь как наука не сейчас не рассматривается, и решил забирать документы. Декан попросил поговорить с директором обсерватории, которым тогда был Владимир Платонович Цесевич. И когда я приехал, он сказал: «Ты же хочешь заниматься наукой?» и предложил мне лабораторию с четырьмя лаборантами – для студента третьего курса это была фантастика!

Цвет Одессы это были еврейские бабушки в Горсаду, хранители истории. Я мог просто прийти сесть на скамейку – они сами подходили. «Осман, а вы знаете…» — и начиналось. Иногда возникали споры по поводу истории. Старики тащили меня к себе домой и показывали издания, которые были во временя Сталина – в библиотеке на такие уже нужен был специальный доступ. Я-то знал историю по официальной литературе, а старики были ближе к реальности. Вот это было интересно.

Моих предков называли здесь обры. Они жили здесь по югу Украины и мигрировали на Кавказ. Так что, можно сказать, я вернулся на родину предков.

Мне было интересно в обсерватории, я занялся разработкой систем приборостроения, телескопостроения. Изначально обсерваторию в Одессе открывали для обслуживания порта, из необходимости навигационной, под реальную потребность обслуживать те же хронографы, навигационные приборы, секстанты для моряков, оборудование для метеорологических станций на кораблях. Настроить приборы, отремонтировать. Одесская обсерватория – по сути, единственная в Европе, которая сама делала телескопы, начиная с Иосифа Тимченко.

Ещё это было время, когда кибернетика перестала уже быть «продажной девкой империализма», и я занимался разработками систем управления телескопом. Приведу самый элементарный пример: в электронные часы я вмонтировал ещё одну плату и сделал из них аппарат для управления метеорным патрулём… Ещё разработал два блока управления шаговыми двигателями для НИИ оптико-физических измерений в Москве, они сами не умели этого делать. Мы получили за них сумасшедшие деньги: 100 тысяч рублей – это, практически, содержание целого отдела на год! У нас заказов по договорной тематике в 1986 году было на полтора миллиона рублей – при 150 тысячах бюджетного финансирования… Мы хорошо зарабатывали, и за счёт этого обсерватория так выросла. Вы сравните её с другими университетскими обсерваториями.

Ну и, параллельно я проводил свои эксперименты, о которых говорил выше. К этому времени Цесевич умер (1983 год). Медведев подходит – говорит: «Там уже народ начинает возмущаться, ты что-то делаешь, никому ничего не говоришь…» Я предложил организовать семинары для сотрудников. Наверное, месяца 2 или 3 они длились. Но эффект был небольшой.

— Никто не понял?

— Меня поразила реакция администрации. Началась враждебность! Сначала мне попытались объяснить, что открытия здесь должны делать русские. Это 85-86 год. А потом просто от бессилия начали делать подлости. Я пытался объяснить, но потом просто набил морду. А как ещё объяснить? С каждым надо говорить на его родном языке. Кончилось тем, что вызвали меня на ковёр и провозгласили общее решение администрации: запретить мне проводить эти эксперименты. Ну а потом ещё пригрозили, что если я буду продолжать, доложат в КГБ про мою «антинаучную деятельность». А это уже было серьёзно, вы же понимаете, связаться с КГБ это было … ну, кроме неприятностей от них ожидать ничего не приходилось. Я же здесь был по распределению, как молодой специалист. Правда, оказалось, что это обязывает только меня, но никого больше. Тему, конечно, не забывал, но уже афишировать это не хотелось. Занимался тем, за что платили зарплату: разработка систем управления, астрофизическое приборостроение. Преподавал на кафедре. Я начал преподавать как раз когда дали лабораторию. Преподавал на кафедре астрономии курс разработки приборов. Мой первый студент, у которого я был научным руководителем, был моим однокурсником. Он сейчас в Германии.

Сейчас я сразу оформляю патент на научную статью на английском языке, потому что здесь я не уверен, что в этом кто-то разберется. Не так давно из журнала «Odessa Astronomical Publications» мне дали такой ответ, как говорится, без комментариев:

Хотя собираюсь ещё в наш «Журнал экспериментальной и теоретической физики» показать.

— Верно ли я понимаю, что это достойное Нобелевской премии открытие?

— На Нобелевскую я не рассчитываю, потому что там та же чиновничья система, и они будут против, ведь это противоречит тем представлениям, которые у них сегодня. Но, в принципе, нидерландцы обещали гранты на продолжение работ или процентное участие в патенте…

— А что должно стать результатом «продолжения работ»?

— В первую очередь, это двигатель. Я рассчитывал, что на солнечных элементах смогу поднять коробку на орбиту. Говоря языком физики, если создать асимметричный градиент поля, это уже двигатель.

Ну и второе – излучение гравитационных волн: я думаю, что скорость распространения для нашей Вселенной может быть мгновенной. То есть, мы увидим не то, что было в других галактиках за миллионы и миллиарды лет назад, а именно то, что происходит сейчас.

— То есть, одна часть изобретения касается непосредственно физического перемещения, а другая – оптики?

— Это новый вид взаимодействия, вид излучения. Свет, радиоволны – это всё электромагнитное излучение. А возникает оно вследствие возмущения в электродинамической среде: взаимодействие зарядов, изменение энергий вызывает это излучение. Но само излучение уже свободно от электрических и магнитных полей, оно уже распространяется совсем в другой среде, реальном пространстве, где нет ни электрических, ни магнитных полей.

— Как это, у нас же всё пронизано ими? Вон от того же диктофона идут…

— Электрические и магнитные поля не являются средой распространения электромагнитного излучения. Излучения распространяются в пространстве и зависят от его свойств. А вот при распространении в среде – уже зависит от характеристик среды. Поэтому мы видим красоту бриллианта, в котором преломляется свет. Скорость распространения в стекле и вакууме отличается, за счёт этих отличий мы ловим преломления и всякие оптические эффекты. Это связано с этим. А само электромагнитное излучение свободно от электрических и магнитных полей!

Здесь мы имеем дело с другой природой – распространением. По семинарам я понял, что результаты просто не смогу никому вообще объяснить. Это будут кривотолки. Поэтому нужно было придумать очень простой эксперимент, который бы показывал. Этим экспериментом и стало управление скоростью света. Сам по себе он очень простой, что и вызвало такое возмущение. Потому что они объяснить не могут, а то объяснение, которое я предлагаю, их не устраивает: «это невозможно».

Разобранный интерферометр сейчас в сарае стоит, я пока ещё не приступал к следующей серии испытаний. Мне надо закончить эксперимент, определить коэффициенты взаимодействия К в формуле, обусловленные свойствами среды, пространства, нужно его хотя бы примерно определить – там очень много открытий, результаты которых я сегодня не знаю! Для чего проводится эксперимент? Если бы мы знали результаты, это было бы бессмысленно. Они проводятся как раз чтобы выяснить, что из этого следует.

Хотя мне удалось определить, как в зависимости от момента импульса примерно меняется скорость света, но закончить эксперимент не удалось – в обсерватории начали какие-то пакости делать, и я просто забросил опять в 2015 году, потому что надо было ещё как-то зарабатывать.

— Так как раз же революция была, Майдан, всё для людей!

— Ну, в науке ещё революции не было, в ней у нас пока старые авторитеты. И это серьёзная проблема.

По сути, моя работа имеет отношение больше к фундаментальной физике – это меняет всё, понимаете? А астрономия просто пользуется результатами физики, они сами не разбираются в физике. Астрономы занимаются просто отработкой наблюдений, и моя ошибка была, что я от них требовал нечто большее.

— Я в очередной раз убеждаюсь, что то, что для большинства не подлежит сомнению – это всё просто выгодная кому-то схема, которая была вложена каждому в голову образованием и СМИ. И отказываться от своих – а на самом деле, чужих – убеждений никто не хочет. Страшно или просто лень.

— Когда я вывел эту формулу, то спал по 4 часа, всё остальное время пахал! Даже на девушек не обращал такое внимание, они как сквозь сон то появлялись, то исчезали – наверное, видели, что от меня многого ожидать не приходится, для меня все ост не имеет смысла. А когда администрация официально начала свои манипуляции, это уже, конечно, шокировало: как это, открытие – и вот такая реакция? А в обсерватории, в общем-то, за 150 лет никаких открытий не было. То, что в ней делается, конечно, имеет значение для науки, но она не рассчитана на открытия. Потому что мощных телескопов нет у нас наблюдательных баз. Хотя до распада Союза у нас были горные телескопы, мы наблюдали. Третья в мире стеклотека у нас в Маяках под Одессой – это научная база. Сан-Франциско это первая, второе место в Германии, а наша на третьем. Французская, по-моему, не такая большая. Это необходимо для науки, и люди, которые этим занимаются, понимают – может, с этим и связана такая реакция. Ну и банально непонимание физики! Они привыкли пользоваться физическими формулами, но задумываться над их смыслом им не надо – они просто считают под них.

— Устои, фундамент неверный изначально, так?

— Это нельзя назвать неверным. Проблема в том, что наш мозг ограничен размерами и количеством информации, которую туда можно вместить. Физические размеры определяют наши возможности. Я не привык делить людей на умных и глупых, все определяется тем, какая базовая программа туда вложена – а мозги у всех одинаковые почти. Качественных серьёзных различий нет. Смотря чем закладывают, кто чему больше значения придаёт: гуманитарным или техническим наукам. Наверное, где-то наследственно передаётся склонность к эмоциям или последовательному размышлению, систематизации. Это, наверное, определяющее. Ну и не способен человек всё объять, каждый хорош в своей узкой области. Этим ни гордиться, ни сокрушаться особо не стоит.

Я думал, что я же тоже астроном, и для них всё это будет просто. Были ребята, которые действительно всё это поняли, но обсерватория быстро от них избавилась. Да и они сами ушли, это были способные ребята, а здесь зарплаты были мизерные, нужно было как-то зарабатывать.

— И всё-таки я хочу понять: как впервые вы увидели, что Эйнштейн врёт?

— Всё началось с вопроса учителю физики в школе. Помните Галилео Галилея, когда он с Пизанской башни бросал шарики и смотрел характеристики полёта? В воздухе понятно: сопротивление воздуха мешает движению, и шарик падает какое-то время. Теперь. Если убрать этот воздух, ставим вакуумную трубку – там ничего не должно оказывать сопротивление! Вы роняете шарик, и он должен был мгновенно оказаться внизу – а шарик движется по второму закону Ньютона: то есть, само пространство оказывает сопротивление движению.

— Эфир, так его принято было называть в середине ХІХ века.

— Да. Чем вызвано это сопротивление – это и есть основной вопрос. Та формула как раз и описывает. А тогда я задал учителю вопрос, и он сказал: в принципе, движение описывается вторым законом Ньютона, а вот природа пространства, которое оказывает сопротивление, до сих пор является спорной, и на этот счёт очень много мнений. Ну, я не думал об этом всё время, просто периодически возвращался к этому вопросу. Особенно после распада Союза, когда шла популяризация науки и такой бред несли, что иногда просто противно слушать – российские и американские каналы. Я понимаю, у них такая природа бизнеса.

— Получается, что вы не только Теорию относительности опровергаете, а ещё и моё мнение о дагестанцах в целом! Я полагала, что это люди настолько горячие, что наукой не смогут заниматься просто по своему темпераменту.

— Нет, у нас много учёных. Из моего села парень уже докторскую защитил в Питере. У нас древняя история науки, гораздо древнее, чем у славянских народов. Они больше известны в арабском мире, тогда же был халифат. Ну, скажем, те же астролябии дагестанских мастеров сейчас за миллионы продают в частных коллекциях. Ну и астрономией многие занимались. Я всех не помню, историей особо не интересовался. Но был такой в 18 веке Шайтан-Абдалла. По каталогам халифа Аль Мамуна, а это 9-11 век, предсказывал солнечные и лунные затмения. За это его и прозвали Шайтан.

До агрессии России Дагестан был своего рода образовательным центром для исламского мира: Кавказа, Крыма и Поволжья. Там было несколько философских школ, и они занимались разными направлениями. Кстати, то, что Дагестан прекратил воевать с Россией, как раз было связано и с революцией, потому что тот же принцип социализма в Дагестане распространялся ещё, наверное, с 12 века! В исламе это течение называется мюридизм. Основной принцип – это ты делаешь то, что можешь, для общества, и общество отвечает тебе как может. Это наша особенность. Те же войска Шамиля, которые воевали с Россией 40 лет, это были мюриды. Они были добровольцы, причём была создана примерно равная по численности армии Шамиля дополнительная армия, чтобы, в случае, если удастся изгнать русских и прекратить войну, Шамиль не установил диктатору. Кстати, Толстой в «Хаджи-Мурате» описывает одну из таких групп. Они стали лёгкой добычей для русской армии, поскольку были хоть и мобильными, но малочисленными, а русские нападали массивными армиями. Был один из последних главарей отрядов, которые должны были составлять в перспективе оппозицию Шамилю.

Это другая цивилизация, которую трудно объяснять постороннему человеку: там совсем другая культура, другие принципы. Те же национальные принципы не являются в Дагестане определяющими. Там 40 коренных национальностей

— Так он же совсем малюсенький!

— Да. Ну, примерно как Одесская область. Это осколки древних цивилизаций со своими культурами разными. Я сам аварец. Мои предки – это смесь тех народов, которые называли аварами, они жили где-то в районе нынешней Черногории, на юге Германии, и мигрировали оттуда на Кавказ, и с другой стороны – какие-то осколки древнего Вавилона. Сама по себе национальность — это, наверное, больше изобретение европейское. В Азии на это не сильно обращают внимание, она не имеет значения. Потому что европейцам нужно было как-то оградить своих – это система эксплуатации, рабов надо в своём стойле держать.

— Разве в Азии не было рабов?

— Были, но там другой принцип хозяйствования. Во-первых, большие территории не могли обеспечить консолидацию. Поэтому такие принципы там не годились. Тот же Дагестан – это было такое, по современным меркам, парламентское государство. У нас столицы старое название Шура-Кала, то есть «город советов». Сейчас это Буйнакск, он расположен в долине между горами. И там собирался совет старейшин, который решал вопросы общегосударственные – причём только в спорные моменты, на месте всё решалось само, то есть, это было конфедеративное такое образование. Когда началась агрессия России, 1785 год поход Валериана Зубова, то встал вопрос, что делать. Было понятно, что нужно воевать, и тогда началось создание крепкого государства в Дагестане. Споры шли лет 15, первый лидер Дагестана Казим-Магомет был убит засланным русским шпионом во время публичного выступления, и после него стал Шамиль, то есть выиграла сторона диктатуры. До этого ни религиозных, ни национальных принципов, в общем-то, в Дагестане не было. Там большое распространение зороастризма, на юге таты-иудеи, были и христиане, грузины – с грузинами Дагестан всегда дружил. А вот уже когда главой Дагестана стал Шамиль, ввели общую религию. Христианство ввести не могли, потому что христианами были русские, так что был принят ислам как общегосударственная религия. И на основе неё и начали войну, в общем-то, и создание государства.

Первое упоминание моей фамилии идёт с 4 или 5 тысячелетия до нашей эры, это имя араконского царя: Шах Рухан. Аракон – это Древний Вавилон. У нас в семье всегда кого-то так называют, имя передаётся не в русской транскрипции – Шарухан. Оно распространенное на Кавказе, в Малой Азии, в Индии. Когда у нас в обсерватории были индийские корреспонденты, у них было столько эмоций по поводу моей фамилии и отчества!

— Да, Шарухан – это у них самый популярный актёр в боевиках. Там каждый мальчишка мечтает быть, как он… Знаете, о чём я сейчас задумалась? Насколько убогой была бы наша культура и наука, если бы Советский Союз не собрал отовсюду учёных. Объединяли лучших вокруг себя, но при этом требовали от них подчинения.

— Попытка управлять наукой с помощью политиков – это впустить сумасшедшего в дом, и чтобы он стал главой государства. Сами по себе политики малограмотны, они не разбираются! Кучма ещё понимал, что наука нужна и старался её сохранить, давал какие-то преференции. Для Ющенко это дело было уже ненужным, на которое только деньги тратить.

Советский Союз считался с физиками, потому что физики были нужны. Поэтому была такая относительная демократия для физиков. Действительно, нас старались не трогать. Мы, я помню, студентами имели практически самоуправление, деканат это всё поддерживал – оказалось, что на других факультетах всего этого не было в университете! Для производства вооружения нужны были способные специалисты – но только физики.

— Правильно я понимаю, что и ваше открытие, о котором шла речь, можно использовать для вооружения?

— Да, это можно было. Но его не пустили выше, заблокировали на месте. Ну и я тоже где-то недостарался. Я индивидуалист по природе, находить общий язык с людьми не мой конек. Поэтому я и не писал диссертацию – потом, волей-неволей, пришлось бы делать карьеру, руководить кем-то, а я этого очень не хотел. Руководство обсерватории даже настойчиво это требовало, но я как-то отбился. Я не считал это нужным, не видел смысла.

Проблема астрономии в чём? В этом формате событий мы даже не бабочки. Практически, процессы идут миллиарды лет, мы видим только срез, и видя эти срезы, мы из них составляем картину. Вся астрономия – это всего лишь симуляция этих процессов путём сопоставления, потому что мы не можем наблюдать эволюцию звезды – мы можем видеть только разные звёзды на разных этапах и как-то сопоставлять их. Такая звезда, как Солнце, имеет 10 миллиардов лет стабильного горения. Потом начинаются все эти неустойчивости, и в конце концов звезда взрывается. Мы можем увидеть взрыв, более кратковременные процессы, и исходя из них строим картину. Как пример, приведу снимки мая – декабря 2002 года: это отделение оболочки, световое эхо в созвездии Единорога.

Звезда сбросила оболочку, и она разлетается. Красное – это цветовое восприятие аппарата, скорее всего. Вообще-то, при выбросе ядро должно быть более горячим, оно должно быть белее. А красное, может быть, получилось из-за пылевой составляющей, а может быть, это хроматические процессы самой камеры. Кремниевая структура ПЗС-камер имеет большую чувствительность в инфракрасной области. Поэтому то, что обычно камеры показывают близкое к человеческому глазу восприятие – это искусственно делается. Поглощающие фильтры сильные в красной области, в синей меньше поглощающие, и изображение как бы выравнивается.

— Кому выгоден был «фильтр» Эйнштейна в физике, на ваш взгляд? Ему сделали попсовый имидж, раскрутили его, ни много ни мало, до Символа Учёного!

— Это нужно кланам, просто когда пошли деньги в науку, зацепились те, кому были интересны эти деньги. Теория закрепилась и развивается, дань эпохе. Материальный интерес её развивать и раскручивать Эйнштейна увидели кланы. Он был в физике довольно малограмотен. Даже Нобелевскую премию получила, говорят, по сути его жена, талантливый физик-ядерщик. А он сам по себе и в математике не очень разбирался, и в физике не столь глубоко. Он просто послужил таким гербом или флагом. Брендом. В принципе, я не думаю, что одни только кланы могли бы заблокировать все научные публикации, в той же Германии, если говорить о «Ста учёных против Эйнштейна», в Англии, США. Это больше похоже именно на Ватикан. Им было невыгодно то развитие, которое происходило, они испугались расцвета атеизма.

— А как теория относительности доказывает Бога?

— Она Бога никак не доказывает, но физика из науки, изучающей природу и её явления, превратилась в науку, изучающую представления людей о природных явлениях. Понимаете? Физика зародилась как наука, которая старалась объективно отражать природные явления, а не наши представления. А здесь произошёл такой перелом, отказ от традиций самой физики! Реальные природные явления описываются классическими законами физики. А тут началась дискуссия, спор, принцип эквивалентности, относительность времени – все это неоднозначные факторы вывели в рассуждение. Отвлекли вообще от природных явлений, начали изучать представления: «а вот это так, а это вот так». Реальную физику уничтожили. Оставили удобную: «проверить это явление мы не можем, и мы будем о нём бесконечно рассуждать». И это та же история, что с Богом: «пощупать» его никто не может, но в ходе рассуждений о нём можно бесконечно манипулировать людьми.

Сам инструмент, который используется в этих теориях – матричная алгебра, тензорный анализ –сам аппарат школьникам недоступен. Об Эйнштейне они много знают, но в сами предпосылках не могут разобраться, потому что у них нет базовых знаний. Естественно, это получается из серии «я Ленина не видела, но я его люблю». И это в физике! Ну и плюс, как я уже сказал, к церковным подключились финансовые интересы. Если бы не вливали столько в науку, может быть, науке было бы проще.

— Эта мысль парадоксальна, на фоне армии жалующихся учёных, но, по сути, вы правы! Парадигма «дайте денег» сделала науку порочной, готовой искажать действительность.

— В технологические разработки для военных денег не жалели никогда, но Эйнштейн стал популярным именно за счет раскрутки, рекламы. Каждый год в Голливуде снимается о нём какой-нибудь загадочный фильм. А ведь, в принципе, теория за 100 лет ничего не дала, никакого значения не имеет, нигде не используется кроме рекламы: мол, якобы она это объясняет, это объясняет… В астрономии теория Эйнштейна нашла применение, потому что связана с понятием времени. Единственный источник информации для астрономов – это электромагнитные излучения.

Астрономия, вообще, славится такими глупостями. Та же система Птолемея продержалась 1,5 тысячи лет! Хотя тогда ещё, во времена и Птолемея, и Аристотеля были учёные, которые говорили, что это не так, так не может быть! Но, тем не менее, почему-то популярность получила именно система Птолемея, а не гелиоцентрическая. Те же астролябии – вы, наверное, слышали про эту находку: астролябия с затонувшего корабля, прибор 200 лет до нашей эры, а сделан по гелиоцентрической системе! Англичане его восстановили. Кстати, в арабском мире астрономы Бируни и Ибн-Сина аж никак не были сторонниками геоцентрической системы.

Сейчас не меньшая глупость – эта теория разбегающейся вселенной… По структуре, которую мы наблюдаем, Вселенная скорее напоминает кристаллическую структуру. Галактики да, вихревые – а само скопление галактик образует кристаллическую структуру. Если бы все галактики были одинаковыми, то она имела бы некий строго регулярный вид, а так это напоминает нейронные клетки мозга. Размер от одной ячейки до другой – свет от одного конца до другого идёт где-то 300 миллионов лет. Как бы некие центры и нити, которые тянутся от одного скопления до другого, образуя такие многогранники. Если бы Вселенная была разбегающаяся, то это была бы радиальная структура. Но Хаббл снабжает нас реальными снимками – вот какова наблюдаемая Вселенная.