Наука Совка. Последний долг

…Утром по институту разнеслась печальная весть: не стало профессора Стариковича. Через час с кафедры на кафедру понесли список научных сотрудников. Будем смотреть правде в глаза: смерть человеческая не только горе, она также связана с непредвиденными расходами для коллектива, в котором человек трудился.
Когда список дошел, наконец, до аспиранта Щетинкина, он вздохнул и, вынув из кармана совковую трешку, расписался где надо. Поглядев еще некоторое время на моросящий за окном дождь, Щетинкин домыл лабораторную посуду, протер пол и снова принялся за вводный раздел диссертации. Но сосредоточиться не удалось.
– Щетинкина к ректору! – прозвучало по внутреннему телефону.
– Присаживайтесь, Валентин Михайлович, – мягко сказал ректор, указывая на свободное кресло. – Прошу вас.
Щетинкин, осторожно присел. О том, что он Валентин Михайлович, в институте еще мало кому было известно.
– Простите, Валентин Михайлович, что отвлек вас от работы. – Ректор печально улыбнулся. – Если позволите, у меня к вам один деликатный вопрос… Вы с нашим дорогим покойным Дмитрием Петровичем состояли в родственных отношениях?
– Я?.. – произнес Щетинкин, испытывая сильное желание подняться. – Нет…
– Ах, понимаю, – кивнул ректор. – Вы нашему Дмитрию Петровичу были обязаны чем-либо значительным в личной жизни?
– Простите, нет… – Щетинкин приподнялся. – Я не был…
Ректор взглянул на Щетинкина поверх золоченых очков.
– Значит, покойный оказывал вам помощь в работе над темой?
– Нет!.. – Стоящий Щетинкин почувствовал холод в ногах. – Простите, Платон Аркадьевич, у меня другой научный руководитель. – А что… случилось?..
Ректор нахмурился.
– Гм. Видите ли, Щетинкин, должен вам конфиденциально заметить, что в таком случае ваш последний поступок выглядит в совершенно особом свете.
– Какой поступок?.. – Щетинкин побледнел.
– Послушайте, аспирант Щетинкин. Сначала вы намеренно ставите весь наш дружный коллектив научных работников в явно двусмысленное положение, а затем делаете вид, будто совершенно ничего не понимаете.
– Н-не понимаю… – сказал Щетинкин.
– Не понимаете? – Блестящая голова ректора интенсивно порозовела, и это не предвещало ничего хорошего. – И вот этот документ вы тоже в первый раз видите?
В руках Щетинкина снова был утренний список. Из указанного списка явствовало, что, например, ректор института профессор, доктор наук Ратоборский Платон Аркадьевич внес 50 коп., профессор Щербатко – 40 коп., доцент Липкин – 30 коп. ну, и так далее. В самом конце списка, на отдельном листе прилепилась фамилия «Щетинкин» Против неё жирно значилось: «3 руб.»
– Конечно, мы не тартюфы, Щетинкин, – несколько иным голосом сказал ректор. – И, конечно же, вносимая членами профессорско-преподавательского состава сумма отнюдь не является, так сказать, эквивалентом нашего уважения к светлой памяти профессора Стариковича. Она, так сказать, эквивалент целесообразности, понимаете, Щетинкин? Ну, а чем вы изволите объяснить ваше пожертвование? А?!
У Щетинкина лоб покрылся испариной.
– Простите, я не думал об этом… Я учился у Дмитрия Петровича…
– Мы все учились у Дмитрия Петровича! – строго поправил ректор. – Однако мы, Щетинкин, должны отдавать свой последний долг учителю отнюдь не рублем, разве в этом дело?! Мы, Щетинкин, должны продолжать его благородную деятельность новыми научными работами, направленными на благо всего человечества! Вы поняли, Щетинкин?
– Д-да… – сказал Щетинкин.
Ректор нажал кнопку.
– Ираида Павловна, перепишите, пожалуйста, последний лист этого списка и верните аспиранту Щетинкину м-м-м… два рубля восемьдесят копеек. Сейчас же.
Когда указанный лист был переписан, заново подписан и 2 руб. 80 коп. вернулись в заштопанный карман аспиранта, ректор Платон Аркадьевич произнес уже по-отечески:
– Ну, вот и хорошо, Щетинкин. Полагаю, вы правильно усвоили данный урок и в дальнейшем будете поступать соответственно даже в самых драматических ситуациях. Не так ли?
– Д-да, – сказал Щетинкин.
– Что «да», позвольте узнать?
– Ну, если вы, например, умрете, Платон Аркадьевич, то я больше тридцати копеек не дам.
(Курс рублей и копеек — по уровню развитого совка). Харьков – Одесса 70-е годы того еще века.