Проблематика современной системы образования или кандидатом наук быть “попсово”?

Приглашаем уважаемых читателей к участию в беседе с одним из тех, кто принял на свои плечи груз знаний, накопленных поколениями, для дальнейшего развития науки и передачи этих знаний юным нашим современникам. Будьте знакомы – кто ещё не знаком: Максим Анатольевич Лепский – доктор философских наук, профессор кафедры социологии ЗНУ, председатель исследовательского комитета социального прогнозирования Социологической ассоциации Украины, академик УАН, действительный член экспедиционного корпуса.

– Максим, Анатольевич, какова, на ваш взгляд, основная проблематика в современной системе образования? 

– Начнем с того, что образование всегда было и будет ключевым направлением будущего. Почему именно так? Образование, по сути, воспроизводит человека, потому что, какова идеология (в значении научно обоснованного практического сознания), собственно, таково и образование. Второй момент – образование воспроизводит общество. Почему я начал именно с этих двух моментов? Если вы попробуете опросить самых лучших экспертов, самых умных людей, и зададите лишь один вопрос: «Какой тип человека должен быть подготовлен с помощью образования?», то здесь начнутся очень интересные вещи…

Я с удовольствием изучаю фантастику. Если вы вспомните, вопросы образования у братьев Стругацких поднимались неоднократно. Например, в таком произведении, как «Стажеры». Причем, это ранние произведения. «Хищные вещи века», где очень четко было показано несколько направлений образования будущего с позиции еще прошлого века. Это было более 60-ти лет назад. А разговор шел о чем? О творческих силах человека. Потому что сущность человека – это его творческие силы. Так, вот, если формируются дураки, как это было обозначено в произведении «Хищные вещи века», то тогда нужно обучать наслаждению, быстрому переключению в иллюзию. Как говорилось в произведении, как тех крыс, которые нажимают на датчики, чтобы возбуждать зону удовольствия. Это первый тип людей…

Прервёмся на цитату-иллюстрацию: «В середине прошлого века Олдс и Милнер занимались экспериментами по мозговой стимуляции. Они вживляли электроды в мозг белых крыс. У них была варварская техника и варварская методология, но, отыскав в мозгу у крыс центры наслаждения, они добились того, что животные часами нажимали на рычажок, замыкающий ток в электродах, производя до восьми тысяч самораздражений в час. Эти крысы не нуждались ни в чем реальном. Они знать ничего не хотели, кроме рычага. Они игнорировали пищу, воду, опасность, самку, их ничто в мире не интересовало, кроме рычага стимулятора. Позже опыты были поставлены на обезьянах и дали те же результаты. Ходили слухи, что кто-то ставил такие эксперименты на преступниках, приговоренных к смерти…» (Братья Стругацкие. «Хищные вещи века»).

– По сути, общество потребления, как раз и стало той моделью, которое формирует сейчас образование – удовольствие гедонистических вещей. Второе направление – это формирование людей с творчеством и возможностью делать по максимуму. Было и третье направление, которое не чувствительно к творчеству. Оно занимает примерно серединное положение – это мещанство, которое не чувствительно к идеям, но чувствительно к собственной жизни, к ее страхам и другим вещам. В этом заключалась концепция прошлого века.

– Как же мы все-таки пришли к современному, так сказать, образованию?

– Если говорить об образовании в целом, то до сегодняшнего момента оно выстраивалось на идеях нескольких серьезнейших направлений. Одно из них было в понимании Бертрана Рассела. То есть образование формировалось по определенным слоям. Допустим, первый слой – человек, который формируется образованием, должен понимать, где он находится. А отсюда и знание астрономии, географии. То есть, мы находимся в солнечной системе, планета Земля вращается вокруг солнца, на планете Земля есть такой- то континент, есть такая-то страна, есть такая столица, а мой город вот такой-то. Сначала было пространственное понимание того, где находится человек. Второе понимание – в каких энергиях он находится – отсюда физика, математика, точные науки, которые включали затем биологию, ботанику, гуманитарные науки. И последнее – определялся временной фактор в истории. Так вот, модель Бертрана Рассела сейчас уже не работает, поскольку была разрушена. Эти вещи, кстати, хорошо исследовал С. Переслегин и питерская команда футурологов, которые выросли из исследования фантастики.

Следующий этап формирования образования был связан с созданием объективированного мира. Есть объективный мир, то, что существует на самом деле, а есть субъективный мир – все, что связано с нашим сознанием и отражением. Когда вы боитесь удара, который вам могут нанести в экстремальной ситуации по голове – это реальная угроза. Когда вы все время об этом думаете и вспоминаете, то есть моделируете – это субъективный мир, но это не реальность.

Так вот, был создан еще объективированный мир – это мир книг, фильмов, произведений. А из этого мира была рождена четвертая – виртуальная система или то, что Жан Бодрийяр в какой-то степени обозначил, как гиперреальность. Усложнение мира в четырехзвенку. Я об этом писал в тезисах по поводу миграции в 2014 году. Произошло так, что образование начало разрушаться именно четвертым миром.

– Почему это произошло?

– Потому что он начал воздействовать на объективную реальность. Например, во время революции 2014 года, очень многие лозунги были из виртуального мира перенесены в объективную реальность. Как это происходило? Государство – это Мордер, кто борется с ним из Нарнии или джедаи из «Звездных войн». На это я обратил еще тогда внимание: из виртуального мира переносятся в объективный мир определеные тенденции и свойства.

Следующий момент, который связан с системой образования, когда общество потребления дошло до своей границы. А, на мой взгляд – это был где-то 16-17 год. Мы просчитали, как прогнозисты, что кризис образования, его пик придется на 19—21 годы.

– В чем заключалась идея этого прогноза?

– Базовые идеи этого прогноза заключались в том, что мы взяли статистические материал абитуриентов и выпускников школ. Всю информацию, вплоть до фамилий из открытых источников, благо дело ЗНО и сайты для абитуриентов это позволяют сделать. Исследование было сделано мной и моим учеником – кандидатом философских наук Кудиновым Игорем Алексеевичем. Была еще презентация в Харькове на социологической ассоциации на одном из круглых столов. Мы выяснили следующее:

Первое: потоки абитуриентов выезжали за границу, и происходило ежегодное ускорение темпов выезда. Оказалось, что пик может прийтись как раз на 19-20 годы. Миграция абитуриентов проходила по трем основным центрам – Киев, Львов и Харьков. Киев – это столица, Львов, тоже понятно – это граница, по сути, с Евросоюзом, а Харьков – это граница с РФ. То есть такие тенденции были весьма понятны и под ударом находились такие регионы, как Одесса, Запорожье и Днепропетровск и так далее, где научные школы были не хуже.

Второй момент: по каким специальностям движутся абитуриенты? Оказалось, 13 наиболее популярных специальностей охватывают 83% всех абитуриентов Украины. Оставшиеся специальности были меньше одного процента, а иногда и меньше одного сотого процента. Но эти 13 специальностей не воспроизводили ни промышленность, ни индустриальную, ни информационную составляющую такого государства как Украина. Могу сейчас ошибаться, но этими 13-ю специальностями стали следующие: право, международные отношения, менеджмент, экономика, отельный бизнес и заканчивая публичным управлением. Единственно, из точных наук в этот список входили программисты. Но такое соотношение популярности специальностей не соответствует структуре экономики.

– То есть, не соответствует существующим потребностям в специальностях?

– Не только потребностям. Представьте, в свое время писались отчеты по экономическому развитию государства и лидерские позиции в нашей стране занимали машиностроение, тяжелая и цветная металлургия, химическая промышленность, затем сельское хозяйство, но значительно ниже, естественно, авиация, космическая техника, морское направление. То есть структура определяла развитие государства. А теперь представьте, на эту структуру специалисты выпускаются совершено другие. То есть только экономисты, юристы, отельный бизнес, менеджмент, международники и так далее.

По сути, госзаказ должен регулировать подготовку в экономике. У нас же распределение было связано с силой тех или иных ВУЗов, например, столичных и слабость региональных ВУЗов, поскольку абитуриенты не наездятся в Киев, чтобы получить льготы. То есть, достаточно понятная система, когда идет ручное управление. Это первое.

Вторая часть была связана с ВУЗам, у нас на тот момент, по-моему, все это не изменилось, может быть, уменьшилось, было 369 ВУЗов. О чем идет речь? При СССР, при его слабостях и сильных моментах, например, на весь СССР было всего пять факультетов психологии. Или же факультеты философии находились в нескольких ВУЗах. А в момент перестройки, затем в момент создания независимого государства все ВУЗы перешли на коммерческие рельсы, они стали открывать, естественно, факультеты, которые выгодны. Но раньше эти «выгодные» факультеты обеспечивали и факультеты, которые были «не выгодны» –физики, математики и так далее. То есть за счет этого баланса было возможно развивать и первые, и вторые факультеты.

Но спустя время оказалось, что экономика берет свое и развивать невыгодные факультеты накладно. И начали сокращать факультеты, где-то объединять с другими, которые становились не выгодны. Появляется очень большое количество модных факультетов и это привело к тому, что кадры, которые там готовились, стали не столько научными, образовательными кадрами, сколько «попсовыми». И, вот, «попса» в виде некоторых кандидатов наук, докторов наук и плюс к этому бизнесмены, которым «прикольно,» когда на визитке стоит «кандидат каких-то наук», вот это все рвануло в образование. Они, естественно, ни преподавать, ни заниматься научно-исследовательской деятельностью не стали, но это было достаточно престижно. И чем больше таких людей появлялось, тем меньше престижа оставалось высшей школе и науке. 

Также следует отметить, что многие бизнесмены с хорошим доходом считали необходимым своих жен или детей делать преподавателями, поскольку это же работа в ВУЗе, а не на стройке, не в офисе. И эта часть начала приходить на модные факультеты. В какой-то момент появилась точка кипения. Естественно, старые кадры, которые еще старались держать марку, начали уходить – по разным причинам.

– Когда возникла точка кипения?

– Этот процесс оттока, на мой взгляд, примерно, начался где-то с 2008 года, и продолжается до сегодняшних дней. К этому времени часть ребят, которые решили, что получить образование за границей – это модно, рванули еще и туда. Затем они начали возвращаться. То есть, они получили образование в иностранных ВУЗах и начали это привносить в Украину. Но в чем здесь проблема? Образование – оно должно формировать человека, общество и экономику. А у нас начали делать реформу исходя из советской модели, которая уже не работала, которая уже сто раз была изменена, и сделали из нее какого-то монстра. И одновременно начали скрещивать с западной моделью, которая тоже неплоха, но это скрещивание… Представляете, когда двух монстров скрестили, то появляется какой-то безумный монстр. Вот эта тенденция и осуществилась.

– И однако же наука жива?

– Конечно. Но… что позволило не умереть науке? Только научные школы. Вот, где сохранялись научные школы с традициями, с передачей информации из поколения в поколение и новациями в каждом поколении, там происходило сохранение настоящих научных школ, и они в Украине есть. А вот этот «монстр», который формировался в виде реформ…. Вы понимаете, как должна осуществляться реформа? Сначала нужно определить – какой тип человека мы формируем. Какой тип профессионала мы формируем. Затем какая структура экономики формируется, какой заказ, то есть, какая роль государства в этом. Какая роль региона и бизнеса в этом. Потому что научные школы могут быть ориентированы: на мировые открытия, на государство, они могут обеспечивать региональное развитие, они могут обеспечивать бизнес. Вот это не было сделано. И сколько мы не добивались, к нам приезжали разные министры, замы и чиновники. И я задавал эти вопросы всем, кому только мог, но ответа часто не получал. После этого (внимание!) один из руководителей Министерства попросил больше меня вообще не приглашать на эту встречу. Сами понимаете – отнюдь не ради науки и культуры…

Еще одна важная часть происходящей реальности – глобальные процессы. О чем идет речь? Мы начинали наш разговор с модели Бертрана Рассела. А, вот, представьте, мы приходили в среднюю школу и изучали, почему наши абитуриенты с каждым годом все слабее. И мы насчитали порядка семи кризисов в школе, которые не разрешены у школьников-выпускников и с этими кризисами они приходят в высшую школу. И адаптация как разрешение этих кризисов, например, у меня раньше занимала полгода, затем год, затем полтора, а сейчас три года. Совокупность кризисов – разработки не мои, но обобщенные вещи разных талантливых людей, которые мы старались изучить. Ну, вот, представьте, вы отдаете своего ребенка в школу, вашего ребенка, по идее в начальной школе должны научить системному мышлению. О чем идет речь? Ребенок не пишет сочинений до пятого класса, пока не освоит все правила написания предложений, логики построения предложений, логики написания текста. Таким образом происходило ранее и формировалось приблизительно так: сначала давались буквы, слоги, слова, как они пишутся, а как произносятся чуть позже, затем давали правила, исключения из правил и на конфликте между правилом и исключением из правила, ребенок учился принимать решения в конфликтных ситуациях. В какой-то момент взяли и перестроили эту систему на фонематическую, то есть нужно было раскладывать слова на звуки, а это аудиальная система, а предыдущая была логико–понятийная. А это совершенно другая система восприятия мира и человек начинает писать с ошибками. Вторая проблема связана с математикой. Логико–понятийная система предполагала то, что дети постепенно начинают учиться считать, они, естественно не очень любят математику, очень часто, если нет хорошего преподавателя, но в то же время все заканчивали школу с определенным понимаем математики. Здесь же получилось так, что наличие вспомогательных средств, сначала калькуляторов, а затем компьютеров, позволили обходить ряд моментов в вычислениях и логико-понятийном вычислении. В результате, когда решили сделать хитрый шаг и точные науки отодвинули с пятого класса, на шестой-седьмой, в надежде, что дети с репититорами как-то сами разберутся и решат эти проблемы, но оказалось, не решат. Проблема в том, что преподаватели не всегда это понимают, а тем более родители. В результате большинство детей к седьмому классу терпеть не могут ни математику, ни физику, ни какие-то другие точные науки.

Дети в седьмом классе входят в пубертатный период, у них появляются и совершенно другие интересы – девочки интересуются мальчиками, а мальчики девочками, а здесь они должны показать, что они что-то не знают. На уровне протеста, естественно, учиться не хочется и потихонечку формируется другая система. Вот эти ребята идут затем с этими кризисами, с принятыми решениями, бунтарством в университеты, не желая, в принципе сильно напрягаться. И таких кризисов мы насчитали семь.

– Говорят, что сейчас программа намного сложнее, чем была ранее, поэтому дети не могут справляться. Это – просто миф?

-Да, это миф. Миф, который также связан с несколькими процессами. Первый процесс я уже объяснил. То есть, если у ребенка к определенному возрасту не сформировать логико-понятийную систему, то у него будет совершенно другая, например, образно- фонематическая система, или, вообще, связанная с иконографий. Маленькие дети в мобильном телефоне нажимают очень быстро иконки, и понимают, чему соответствует каждая иконка. Это иконографическое мышление, но это не логико-понятийное.

И второй момент, идет же и смена преподавателей. Это началось достаточно давно. И молодые преподаватели приходят в образование с нерешенными подобными проблемами. Но многие из них приходят с очень чистым сердцем, побуждением, сделать все эмоционально красиво, сделать красивые рисунки. И они друг друга понимают, потому что визуальная культура резонирует друг с другом. Но к развитию это не имеет никакого отношения.

Поэтому, когда говорят по поводу усложнения, то представьте, нерешенные проблемы у молодых преподавателей, плюс нерешенные проблемы у родителей, плюс нерешенные проблемы у детей и даже непонимание, что эти проблемы нерешенные существуют. Поэтому и говорят, что программа усложняется. Это же как-то объяснить нужно. Все учебники сейчас очень красивые, они все яркие, с QR кодами, но это не значит, что они обучают ребенка мыслить и решать проблемы. А, вот предыдущая система, как раз и была направлена на решение конфликтующих правил.

– Поясните, пожалуйста, что эта за система?

– Эта система, которая была предложена неплохими психологами, они мечтали сделать будущее – это система как раз и была в СССР. В СССР было и позитивное, и негативное, я не идеализирую прошлое. Тоталитарные практики мне не нравились, но, с другой стороны, советская система обучала. И в классе с 34-мя учащимися, пусть даже и с двумя второгодниками, все заканчивали среднюю школу.

Следует также упомянуть такую тенденцию, как тенизация школы, начиная со средней и заканчивая высшей школой. Когда школы, относятся к бюджетной сфере, то их задачи научить. Но, когда они переводятся в другую целевую функцию – заработать, то, естественно, задачи несколько меняются. В этом случае, те, кто обучают – они не зарабатывают и находятся в худшем положении, чем те, кто не обучают, но зарабатывают. Отсюда смена на ложную функцию целой системы в обществе, это привело к тому, что, скажем так – лучше при любых формах чувствуют люди, которые занимаются коррупцией, а не те, кто занимается обучением. Они просто поднимают тарифы, а люди, которые честно работают на зарплату, они становятся, извините, несколько не престижными, они же не могут себе позволить на зарплату, которая в ВУЗе одеваться первой или второй линии бредовой одежды. Естественно, дети более состоятельных родителей, приходя в ВУЗы, оценивают эти вещи в потребительском понимании. Изначально их, преподавателей, считают определенными изгоями. И, вот, это уже социальные практики, которые привели к разрушению образования. Потому что преподаватель должен заниматься преподаванием – это очень высокая миссия и цель. 

В то же время, вы прекрасно понимаете, что в преподавательской деятельности могут быть и отклонения. Например, садизм. Ведь человек может компенсировать свои комплексы на детях. Вот, я например, встречал в некоторых школах садистов, которые просто пытались издеваться над детьми. И наоборот, дети могут воспринимать требовательного преподавателя, как неадекватного. Ведь проще находится с преподавателем, который ничего не требует, но ничему и не учит.

Эти моменты тоже разрушали систему образования. Вот этот весь конгломерат, который сложился в одну систему, как раз и делает не эффективной систему образования. Плюс добавились глобальные факторы. Например, появление интернета позволяет ощущать детям, что у них знания находятся в девайсе, они путают знания и информацию. То есть, знания – это то, чем вы можете воспользоваться с наличием девайса и без него. Это просто достаточно удобный инструмент. Но, получается, что лучше воспользоваться телефоном и не нужно идти в библиотеку, не нужно делать дополнительные усилия. Они думают: «У меня все в телефоне в первых 10-ти ссылках Google, а на 11-ю уже не хватает сил». В результате – это не знания, а просто наличие информации. Второй момент, часто и преподаватели, которые плохо подготовлены, пользуются теми же десятью ссылками. И получается забавная история: студент сидит, смотрит ссылки, а преподаватель читает по этим же ссылкам. Я утрирую, конечно, и в нормальных преподавательских сферах, это отсутствует. Но это ничего не имеет общего с обучением, потому что обучение – это умение применять знания на практике. 

И здесь возникает еще один очень важный конфликт в обучении – нужно заниматься практикой. Теория нужна для фундаментальных наук, но она интересна, когда ты знаешь, как это работает на практике, к чему это приведет. Когда начали говорить, что нужно просто давать больше практики – это означало, что мы даем просто меньше лекций. Пришли к тому, что объём аудиторных занятий, который был в 2003 году у заочников, сейчас соответствует приблизительно нынешнему стационару. То есть раньше заочники готовились приблизительно, как нынешний стационар.

Теперь мы берем следующий момент, который очень важен – прирост информации идет каждые пять лет. То есть каждые пять лет увеличивается объём информации. Это можно проверить по ссылкам любых поисковиков. В какой-то момент информация без верификации, то есть без проверки, становится страшным полем, в котором неизвестно как ориентироваться. Вот, как определить, в этом объеме информации – это правда или нет? Дети этого не знают, им нужен проводник, а попробуйте еще найди этого проводника, того Наставника, того Учителя, ту научную школу. И в результате происходит разочарование, но разочарование происходит во всем мире. 

В результате сейчас формируется несколько направлений, которые будут однозначно менять систему образования и науки. Потому что в таком состоянии находится просто невозможно. 

– Как же изменить нынешнее положение дел?

– Для начала необходимо определить, какой тип человека нужен. Если это потребитель, то его нужно обучать потребительским штучкам – как правильно выбирать глянцевый журнал, какую линию одежды выбрать, какие наиболее красивые картинки лучше заходят в аудиторию, как себя позиционировать в Instagram. А это целое искусство, сейчас это относится к инфобизнесу. У нас даже есть инфосоциологи. И это первый тип общества.

Второй тип общества – когнитивно-инновационный, который занимается практикой и развитием, тогда очевидно, что цель несколько другая. Это умение решать задачи и проблемы, достигать результатов, при этом делать открытия, инновации и делать это с удовольствие и радостью. Но это несколько другая направленность высшей школы, средней школы и так далее. Система знаний будет подбираться конкретно под решение задачи, и она будет междисциплинарной и об этом пишут сейчас ряд очень талантливых фантастов. Этим, кстати, занимается и школа Олега Викторовича Мальцева. Что не может не радовать. Этим и мы стараемся заниматься, но мы находимся внутри системы, которая, на мой взгляд, находится в кризисе и максимально разрушается.

Следующее – сохранить предыдущие системы. Если мы берем западную систему, то она всегда состояла из двух уровней: массовая система образования и элитная. Тогда элита готовится несколько иначе, чем масса. Масса всегда готовится под компетентность, под набор профессиональных навыков, которые каждые пять лет нужно обновлять. Элита всегда готовится посредством универсального знания. Собственно, университет и берет название от «универсалий». То есть, изучение универсальных законов, применение в разных конкретных сферах.

Следующее, нужно заполнять все сферы экономики, для того, чтобы государство и общество могло развиваться, как в глобальной, так и в локальной системе. Здесь возникает такое направление, как фьючерсное образование, то есть образование будущего.

Третий момент: нужно использовать достаточно устойчивые системы онлайн и офлайн. В онлайновых системах преподаватель превращается в проводника по сложной территории наук. И это не всегда будет массово. Подобные системы фантастами неплохо описаны, как альтернатива нынешней системе. Массовая система, конечно же, будет настроена на решение задач экономики, как воспроизведение успешной экономики.

Ну, и конечно, нужно прекратить издеваться над преподавателями и делать нормальную заработную плату, и вышибать из системы образования всех несвойственных для образования элементов. Я говорю сейчас о каких-то бизнесменах, которые не занимаются этим от души и на сто процентов.

Еще один очень важный момент, наука и исследовательская деятельность должна все-таки быть…. Например, социология – это путешествие в чужие миры, в любые социальные миры. Вся наука и исследовательская деятельность – это приключение, очень большое и интересное приключение. Если это как-то иначе, то вряд ли это будет творчеством.

Пост-скриптум, пожалуй, будет таким:

Цитата: «Спасать. Опять спасать. До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда-нибудь научитесь спасать себя сами? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов, дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете понять, что мир огромен, сложен и увлекателен? Почему вам все просто и скучно? Чем же таким ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта, Ленина, Эйнштейна, Строгова? Когда-нибудь я устану от этого, подумал я. Когда нибудь у меня не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же, как вы! Только я хочу помогать вам, а вы не хотите помогать мне…».

Источник:  “Первый всеукраинский литературно-научный и общественно-политический журнал Грушевского”