Балканизация научного авторитета

Эндрю Марк Крейтон, аспирант факультета семиотики и культурных исследований Тартуского университета

«Балканизация — процесс распада государства или федерации, сопровождаемый дальнейшей фрагментацией вновь образованных политических субъектов, которые вступают в конфликтные отношения друг с другом вплоть до гражданской войны».

Важность конференций, подобных Международной конференции «Проблемы оценки источников в науке и смежных областях», имеет первостепенное значение в эту эпоху массовых и социальных сетей. Доступность данных, информации и знаний в наше время привело к созданию обществ и культур, в которых участники, по-видимому, имеют тесные отношения с наукой. Например, было бы справедливо предположить, что большинство взрослых, подключенных к Интернету, будут знать, что такое ген, они будут знать об Эйнштейне и теории относительности, а также о молекулярных структурах многих веществ, например, воды как H2O. Однако в эти времена также наблюдался подъем псевдонаучных или даже антинаучных движений и групп. Здесь я специально сосредоточусь на возможных причинах того, почему теории заговора и псевдонаука стали преобладать в обществе.

В этом эссе я надеюсь проиллюстрировать некоторые из условий, которые связаны с созданием псевдонаучных и антинаучных форм знания. Я в основном сосредоточусь на потере научного авторитета из-за балканизации.

Другими словами, я считаю, что, по крайней мере, для широкой публики, наука больше не является единственным авторитетом.

Однако, чтобы полностью изучить это явление, мне потребуется значительно больше страниц, чем разрешено здесь. Итак, я буду специально утверждать, что эта потеря централизованной власти проистекает из более пристального взгляда на науку через средства массовой информации и социальные сети, непонимания науки как процесса среди широкой общественности, а также институционализации наук, приведенных здесь на примере эволюционной психологии, не имеющей надежных научных методологий. Отмечу, что это отчасти сыграло роль в сегментации популяций в их лояльности к науке, будь то наука академии или, скорее, псевдонаучные практики и взгляды. Хотя я должен признать, что все аргументы в этом эссе будут краткими и несколько поверхностными обзорами этих тем. Однако мои намерения здесь не в том, чтобы продемонстрировать всю степень, в которой наука рассматривается в социальном плане, а в том, чтобы проиллюстрировать некоторые аспекты и проблемы, касающиеся более широкого социального понимания науки в нашу современную эпоху.

Итак, почему такие верования так распространены? Относительно легко обвинить плавающие признаки, такие как глупость или безумие. Под этим я подразумеваю, что возникает соблазн воздержаться от аналитического взгляда на то, почему такие убеждения так широко распространены, и вместо этого отвергнуть их как результат ошибочного ума или группы умов. Однако, возможно, более плодотворным ответом было бы то, что способность науки выдвигать себя в качестве авторитета истины и лжи подвергается сомнению, и, что, возможно, что более важно, ей трудно позиционировать себя как авторитет в области правильного и неправильного в моральном смысле. Согласно социологу Степану Мештровичу (1997), который черпает вдохновение из традиций Эмиля Дюркхайма и Жана Бодрийяра, коллективное сознание и бурное развитие западных обществ были раздроблены. Этот раскол вызван крупными делегитимизирующими событиями, такими как убийство Джона Кеннеди и его последующие отложенные похороны, а также война во Вьетнаме, оба из которых создали неправильное отношение к государству, которое привело к балканизированному обществу (Мештрович в основном говорит о США и в меньшей степени о Канаде и Великобритании). Однако сами эти события нельзя полностью обвинить в балканизации, скорее, главным компонентом этого раскола общества была трансляция этих жестоких событий по телевидению. Другими словами, люди не только смогли узнать об этих трагедиях в совокупности относительно близко к событиям, но они смогли увидеть изображения и фильмы этих трагедий. Следовательно, неудачи американского правительства в этих случаях были очевидны до невиданной ранее степени, и граждане смогли оценить эти ситуации и вынести по ним свои собственные оценочные суждения.

Согласно Мештровичу (1997), это было началом конца объединенных США, поскольку централизованная власть больше не могла легитимировать себя, когда ее недостатки были так широко открыты для всеобщего обозрения; что эмоциональная травма и абсурд, вызванные этими событиями, разрушили эмоциональное единство (бурное возбуждение) и общие нормы (коллективное сознание) нации. Я считаю, что похожая ситуация может быть сказана в отношении науки в наше время. С появлением Интернета и расширением коммуникаций, видимость науки в настоящее время, ее прошлые недостатки и этические проблемы, возможно, могут привести к подрыву научного авторитета.

Наука — это процесс, по крайней мере в принципе, и ее попытки понять мир влекут за собой пробы и ошибки, наряду с созданием теорий и утверждениями о мире, которые можно проверить. Фактически, ученые могут сделать успешную карьеру, ошибаясь в своих гипотезах, поскольку это позволяет понять, чем мир не является. 

Однако что происходит, когда беспорядок науки извлекается из лаборатории / поля / класса и демонстрируется публике? Недавняя ситуация с covid-19 — отличный пример того, что может произойти. Как все мы знаем, эта пандемия и попытки смягчить воздействие вируса различными учреждениями привели к серьезным социальным проблемам и проблемам со здоровьем. Это также привело к потере авторитета учреждений общественного здравоохранения в Соединенных Штатах и ​​Канаде (возможно, и во многих других странах, однако я не имею права предъявлять претензии в этом отношении). Намеки на это можно увидеть, например, в разделах комментариев на YouTube (любое видео по теме от CNN или CTV, вероятно, послужит хорошим примером) или на страницах сайтов заговора, в которых компетентность врачей и медицинских исследователей критикуют за их неспособность быстро создать вакцину или за противоречия в отношении предложенных и реализованных мер по охране здоровья и безопасности, касающихся социального дистанцирования и ношения защитного снаряжения (Tangherlini, 2020). Другой пример может быть связан с ростом протестов и социальных движений, которые частично предлагают дезинформацию о вирусе, процедурах и мерах, реализованных в качестве попыток смягчить пандемию. Хотя этих протестующих и комментаторов более или менее меньшинство, они довольно громко заявляют о себе, и их антинаучные и псевдонаучные послания преобладают в различных формах социальных и интернет-медиа (Papakyriakopoulos et al, 2020; Zuckerman, 2019).

Наличие этих взглядов может частично объясняться многими этапами, которые проходят ученые, пытаясь лучше понять covid-19 и его отношение к широкой публике.

Пытаясь понять коронавирус, исследователи-медики, врачи и ученые-медики часто не соглашались друг с другом, предлагали противоречивые советы и меняли свои рекомендации и информацию о вирусе (Martin et al, 2020). Эту неопределенность и изменяющуюся информацию следовало ожидать, наука — это процесс, который включает в себя процесс исключения, и это в значительной степени трюизм, который следует воспринимать как само собой разумеющееся для ученых. Однако для широкой публики, у которой не было большого академического опыта в науке, эти несоответствия между медицинскими профессиями могут означать некомпетентность и безответственность. Неспособность ученых справиться с серьезным явлением в области здравоохранения, которое привело к миллионам инфекций и более чем 1 миллиону смертей, новости о которых транслировались через Интернет и телевизионные СМИ, среди прочего, формируют исключительно широкую аудиторию, похоже, экологичны для Мештровича, дающего примеры JFK и американо-вьетнамской войны. Таким образом, этот пробел в легитимности позволил теоретикам заговора и популистской политике использовать недостатки медицинского истеблишмента для создания дискурса, в котором эти недостатки или сами вирус и его презентации в СМИ являются продуктом или ошибками медицинского истеблишмента и правительств – как часть гнусного заговора, направленного на контроль общества.

Наука в ее институционализированной форме для тех, кто следит за теориями заговора, стала неявной при использовании этой пандемии в качестве разрушительной силы, в то время как сторонники теории заговора и популисты смогли получить и распространить свой собственный дискурс о науке, создавая свой собственный авторитет в этом вопросе. Однако виновата и неспособность науки обучать широкую общественность основным процессам научных исследований и исследований. Как утверждали многие ученые, академические или нет, а также широкие круги общественности, академики и ученые слишком закрыты от общественности. Расхожее выражение «башня из слоновой кости» является таким популярным термином в английском языке именно по этой причине. 

Как можно ожидать, что человек, не имеющий опыта в науке, сохранит свою веру в авторитет науки, когда им кажется, что исследователи терпят неудачу в реальном времени на телевидении или на потоковых сайтах? Более того, широко известно, что неэтичное и даже злое поведение можно найти в истории научного опыта. Соединенные Штаты Америки против Карла Брандта и др. дела на Нюрнбергском процессе, исследование сифилиса Таскиги и исследование пола Джона Мани, которые привели к самоубийству его субъекта, — это лишь некоторые из крайних примеров того, как наука уходит на неэтичные основания.

Такие случаи относительно широко известны, и информация о них легко доступна через онлайн-источники, будь то через Википедию, веб-сайты, посвященные истории, или блоги о заговоре. Следовательно, средний человек, вероятно, сможет цитировать информацию, касающуюся деструктивных научных практик, и обычно получает эту информацию всего в нескольких «кликах» мыши. Таким образом, по мере того, как широкая публика становится все более осведомленной о научной деятельности и истории, а также испытывает недостаток понимания в отношении реальных научных процессов, ученый в целом может больше не рассматриваться как личность, стремящаяся к строгому пониманию мира, но (в худшем случае) как неадекватный шарлатан, совершающий неэтичные злодеяния. Таким образом, способность институционализированной науки поддерживать свой авторитет подрывается из-за возбуждения, из-за массовых болезней и смертей, связанных с коронавирусом, и зверств, связанных с прошлыми этическими проблемами, в то время как коллективное сознание еще больше размягчается общими усилиями (общественность не может участвовать в научных ритуалах, т.е. не понимает, как работает научный процесс или этические протоколы).

Однако это не единственные проблемы науки, поскольку наука, кажется, в некотором смысле делегитимизирует себя. Социальные психологи Шон П. ван Валкенбург (Shawn P. van Valkenburgh, 2018) в исследовании женоненавистнической онлайн-группы, входящей в более широкую коллекцию субкультур, в просторечии называемую «маносферой», обнаружили, что эволюционные психологические теории используются для обоснования и структурирования женоненавистнических и упрощенных представлений о женщинах и половых отношениях. Философ биологии Джон Дюпре (2012) критикует эволюционную психологию, утверждая, что она неспособна с ее нынешней методологической структурой понять социальный мир, и, следовательно, ее утверждения являются псевдонаучными. Однако, как показывает работа ван Валкенбурга, эволюционная психология имеет значительное влияние в субкультурах маносферы и, как утверждает Дюпре, на широкую публику. Согласно Дюпре (2012), эволюционная психология способна узаконить себя, апеллируя и позиционируя себя в рамках эволюционной биологии и психологии, хотя она не принимает во внимание методологическую строгость, присущую ее «родительским» областям; вместо этого используется умозрительный подход, основанный на устаревших представлениях об эволюции и ее связи с человеческим поведением. Таким образом, эта перспектива может сочетаться с легитимирующими способностями биологии и психологии, не имея при этом законных методов изучения реальности. 

Эволюционная психология способна выступать в качестве научного направления, оказывая влияние не только на женоненавистнические субкультуры, но и на общество в целом, создавая искусственные дебаты, поскольку социально-психологические и социологические исследования отношений, подкрепленные эмпирическими исследованиями, противопоставляются спекуляциям и ненаучным методам на равных основаниях с точки зрения широкой общественности. Если применить здесь Мештровича, можно отметить дальнейшую балканизацию научного авторитета, поскольку аллегории эволюционной психологии, обнаруживаемые в маносфере, и ее влияние на общество в целом создают перспективу гендерных и половых отношений, которая необоснованна в рамках эмпирических исследований, но является легитимной на уровне упомянутых эмпирических исследований для групп, следующих эволюционной психологии. Последствиями этого являются широко распространенные представления о спекуляциях, ошибочно представляемых как наука, которые противоречат реальным научным исследованиям и открытиям. Таким образом, научный авторитет раздвоен между законными науками и псевдонаукой, каждый спорно проводит свое собственное коллективное осознание и «вспенивание».

Возвращаясь к Дюпре (2012): как уже было сказано, он утверждает, что эволюционная психология неправильно понимает объект своего исследования и то, какие методы следует использовать для изучения людей и их поведения. В частности, эта ветвь психологии рассматривает человечество, которое исключает влияние оценочных суждений, эмоций и более широких социальных отношений на индивидуальное и групповое поведение и их понимание своего мира. Эта редукционистская перспектива преподносится как «объективная», как попытка взглянуть на реальность такой, какая она «есть». Однако это чрезвычайно проблематичная точка зрения, поскольку Дюпре (2012) утверждает, что оценочные суждения и социальные отношения являются частью мира, они существуют в действительности так же, как биологическая или психологическая система. 

Таким образом, эволюционные психологи, вместо того чтобы понимать важность эмоций, оценочных суждений и социальных отношений в изучении социального мира, видят мир таким же механистическим образом, как это сделали бы химик или физик. Однако люди — это не просто физические и химические явления, и они не являются чистым продуктом инстинктов, выработанных еще в каменном веке. Скорее, они способны переписать или преодолеть биологически врожденные инстинкты, будь то из своих личных намерений или посредством социализации; интерпретация людей без учета личных и социальных влияний приведет к глубокому неправильному пониманию человеческого поведения. Объективность в этом смысле искажается, понимание естествоиспытателем объективного мира и того, как его изучать, не должно объединяться с изучением социального и культурного мира. Хотя это общеизвестно среди социологов и ученых-гуманитариев, а также среди естествоиспытателей, общественное понимание объективности по отношению к различным областям науки и стипендий не зависит от их собственных исследований и опыта исследователей. Следовательно, для представителей широкой общественности может быть легко отклонить различные типы наук, если они знакомы только с очень ограниченным пониманием объективности и методов исследования. Это, в свою очередь, может вызвать раздражение у представителей таких областей, как эволюционная психология, поскольку их непонимание того, как рассматривать объективность по отношению к их области исследований, не только создает редукционистское понимание людей, но и усложняет учения социальных наук, которые позволили бы широкой публике иметь более компетентное понимание того, как объективность соотносится с социальными науками по сравнению с естественными науками. Таким образом, это создает возможность делегитимации науки, а также еще больше подрывает авторитет науки и балансирует широкую публику между научным пониманием объективности и псевдонаучным пониманием.

Приняв во внимание вышеизложенное, хотя оно и представляет собой лишь краткий анализ лишь нескольких вопросов, на которые наука имеет законное право, я считаю, что работа Мештровича, используемая здесь в качестве «голой модели», позволяет понять, как антинаучный и псевдонаучный дискурсы узакониваются. Плохое понимание научных процессов и этических протоколов среди широкой публики, а также преобладание научных ошибок и неэтичных практик в различных формах средств массовой информации делегитимизировали науку, разрушив коллективное сознание и энергичность, связанную с наукой. Этот раскол позволил в некоторых случаях создать антинаучную риторику и теории заговора, как это видно в отношении текущей ситуации с коронавирусом. Более того, аналогичные тенденции можно увидеть в отношении эволюционной психологии, поскольку эта перспектива, рассматриваемая как наука в глазах широкой публики, противоречит законным научным усилиям, сбивая с толку понимание объективности, размягчая эмпирические исследования, а также предлагая, казалось бы, научные знания, на которых основываются женоненавистнические взгляды, как вкратце упоминалось о «маносфере». Последствиями всех этих явлений являются балканизация науки, смешение легитимности и создание среды, в которой могут развиваться антинаучные и псевдонаучные взгляды.

Рекомендации:

Дюпре, Дж. (2012) Процессы жизни: Очерки философии биологии. Лондон: Издательство Оксфордского университета.

Мартин Г.П., Ханна, Э., Маккартни, М., и Дингуолл, Р. (2020) «Наука, общество и политика перед лицом неопределенности: размышления о дискуссии о закрытии лица для общественности во время COVID-19», Критическое общественное здравоохранение, 30 (5). doi.org/10.1080/09581596.2020.1797997 (дата обращения: 5-11-2020).

Мештрович, С. (1997) Постэмоциональное общество. Лондон: Sage Publications.

Папакириакопулос, О., Медина Серрано, JC, и Гегелих, С. (2020) «Распространение теорий заговора COVID-19 в социальных сетях и влияние модерации контента», Обзор дезинформации Гарвардской школы Кеннеди (HKS), 1 (Спецвыпуск о COVID-19 и дезинформации). Доступно по адресу: doi.org/10.37016/mr-2020-033 (дата обращения: 10-11-2020).

Тангерлини, Т. Р. (2020) «Автоматизированный конвейер для обнаружения нарративных структур заговора и теории заговора: Bridgegate, Pizzagate и повествование в сети», PLoS One, 15 (6). doi: 10.1371 / journal.pone.0233879 (дата обращения: 5-11-2020).

Ван Валкенбург, С. П. (2018) «Переваривание красной таблетки: мужественность и неолиберализм в маносфере», «Мужчины и мужественность». doi: 10.1177 / 1097184X18816118 (дата обращения: 5-11-2020).

Цукерман, Э. (2019) QAnon and the Emergence of the Unreal. Journal of Design and Science, (6). doi.org/10.21428/7808da6b.6b8a82b9 (дата обращения: 11.10.2020).