Социальное прогнозирование, криминология и урбанистика

Комплексная секция под таким названием IV Конгресса Социологической ассоциации Украины«Трансформация социальных институтов в информационном обществе» привлекла внимание «Гранита науки» как медиапартнёра ряда круглых столов экспертов-криминологов и конференции «Город как учебная аудитория», которые прошли под эгидой Европейской академии наук Украины в 2020-2021 годах. Соединение тем криминологии и урбанистики имеет свою логику, поскольку средой криминала является преимущественно город. В данной публикации приводим доклады четырёх украинских учёных, которые выступили на конгрессе САУ 28 октября 2021 года.

Методологический поворот к социологии агрессии и преступности

Лепский Максим Анатольевич, доктор философских наук, профессор кафедры социологии факультета социологии и управления Запорожского национального университета, глава исследовательского комитета социального прогнозирования Социологической ассоциации Украины, академик Европейской академии наук Украины

Современное социологическое знание, как, собственно, и наука в целом, находится под влиянием процессов и событий, трансформирующих как образование и науку, так и собственно реальность, которая формирует насущные потребности науки и образования. Таким событием, которое трансформирует социальные отношения, стала пандемия COVID 2019. Мы уже можем подытожить первые последствия этих событий.

Во-первых, то, что было обозначено как изменение «социальной дистанции», сформировало новые социальные практики повседневности, а также сейчас активно используется понятие «новая нормальность». Это практики взаимодействия во время пандемии в публичных местах, возможность государством существенно ограничить все процессы посредством обоснования потребностями «карантина», без доказательства эффективности этих мер.

Во-вторых, на конференции SIC 2021 Марк Юско определил «четыре всадника апокалипсиса»: это безработица, потеря права выкупа залоговых, застой в заработной плате и сокращение пенсионных фондов. Джон Молдин к этому добавил такой аргумент: «Миллионы американцев, примерно 50%, вообще не имеют пенсионных фондов, кроме социального обеспечения, так что сокращать нечего. Еще от 15 до 20% имеют меньше 100 000 долларов. Это не оптимистично, но Марк не оставил нас в унынии и гибели. Он видит много возможностей в биткойнах и других криптовалютных активах».

Именно так изменение в структуре производства, обмена, потребления и распределения, безработицы и торможение роста заработной платы и социальных механизмов «выравнивания» ситуации, уменьшение темпов, а иногда и закрытие организаций и предприятий малого и среднего бизнеса, в то же время рост фирм типа «FANG» (Facebook, Amazon, Netflix, Google/Alphabet) или MAGNA (Microcoft, Apple, Google, Netflix, Amazon), а также платформ, связанных с дистанционными встречами и обучением ZOOM, Google Meet существенно повлияли на большинство сфер экономики.

В-третьих, были введены новые идентичности, имеющие идентификационный и дискриминационный характер и иногда факторы геополитического статуса. Например, наличие и признание мировым сообществом той или иной вакцины, паспорта вакцинации и даже попытки подделки крупных партий вакцины; наличие готовой и отмобилизованной системы здравоохранения. Введение новых ограничений, порогов, а иногда медицинских границ (за зонами карантина) создает не только напряжение между государствами и иногда обесценивание международного права и прав человека, но и актуализирует «теневую сферу» отдельных обществ и международной организованной преступности.

Люди, не имеющие официального выхода из ситуации государственно регулируемых ограничений в пандемии, обращаются к преступным структурам или практикам для решения насущных проблем. Это начинается с финансовой помощи и ссуд «теневых средств» в организованной преступности, ускоряется коррумпированность как компенсация заторможенной заработной платы и разрушение пенсионных и социальных предохранителей. Украина не исключение в этом процессе.

В-четвертых, происходит ускоренная «тенизация» компенсации сложностей жизни и «вынужденной задержки» удовлетворения ряда проблем, как личностного, так и социально-статусного характера, через криминализированные практики. Примером нужд поиска коррупционных или других теневых схем может служить желание восстановления туристических практик, создание гарантированных (при государственно-регулируемых ограничениях) стабильных цепей поставок товаров потребления (уже независимых от государственного регулирования) и так далее.

В-пятых, нарушение прав человека и ограничение гражданских прав при утверждении политической целесообразности формирует социальные практики сопротивления, а при геополитической слабости государства усиливает именно криминальные более гибкие формы теневой организации. Эти потребности поставили перед социологами, которые занимаются прогнозированием, настоятельную потребность возвращения к исследованию социальной функциональности и значимости криминальной сферы в структуре общества.

Возврат к криминологии как социологическому измерению криминала и его взаимодействия с другими сферами, социальной структурой, организациями и институтами актуализируют позицию, еще высказанную Эмилем Дюркгеймом о «положительной» функции криминала и его норме для развития общества.

Вместе с тем, происходит трансформирующее влияние новых социальных практик организованного криминала на социальные отношения и социальную динамику: как на микро-, так и на мезо- и макроуровнях формируется новое поле социологических исследований. Методологический поворот определяет не только эти процессы, но и формирование информационно-поискового мировоззрения молодежи, не отличающие информацию и знания. К тому же в этом мировоззрении не дифференцируются наличие информации в Интернете и быстрый доступ к ней через гаджеты от логико-понятийного и активного восприятия знаний; не определяется ценность системы образования в формировании знаний, умений, навыков. Разрушается также понимание и формирование других образовательных практик, происходит эмоциональный серфинг по новой информации и эмоциональным увлечениям учащихся и студентов вместо навыков внедрения новых открытий в образовательный процесс. 

По исследованиям the Institute of Education Sciences (данным панельного ежемесячного опроса) к результативному обучению вернулись 80% учеников и студентов из богатых стран. В этом исследовании в США участвовали 46 штатов, 4 100 из 6 100 школ, включенных в выборку, ответили: 96% государственных школ с четвертым или восьмым классом были открыты для гибридного или дневного очного обучения в апреле, в то время как 4% школ предлагали только дистанционное или онлайн-обучение; 59% государственных школ с четвертым или восьмым классом были открыты очно для всех учащихся в апреле. В статье Джули Туркевиц определено, что в небогатых странах, например в Латинской Америке, качественное обучение не получили более 100 миллионов учащихся.

Выводы. Если одним из основных критериев успешной деятельности преподавателя является высокий уровень цитирования в наукометрических базах, а не научное открытие, то происходит форматирование научного и образовательного процесса рейтингом цитирования, происходит формирование систем бизнеса и мошенничества в медийном мире как формирование научнообразовательной гиперреальности. Такая подмена понятий очень опасна, поскольку наука и образование призваны для поиска научных объективных законов и закономерностей, но она не разрушает иллюзии и фантазмы, а создает их для цитирования, эмоционального увлечения, удержания внимания в информационном поиске. Так «тенизация» и выхолащивание науки и образования создает институты, которые не способны осознавать реальные процессы в обществе, а потому и меры преодоления негативных воздействий, то есть снимается образовательный предохранитель государства в отношении криминализации общества.

Формирование сферы иллюзий и фантазмов всегда служило тенизации общества, поскольку реальность отходила в информационную «тень», объективная наука и образование становились «теневыми» в отношении иллюзий и фантазмов гиперреальности, организаций и институтов, которые их практиковали и создавали, тем самым усиливая организованную преступность, проявляющую более гибкие и менее бюрократизированные формы деятельности и социальных практик. Мы ни в коем случае не пропагандируем организованную преступность, при этом определяем важные факторы ускоренного ее развития и методологический поворот к социологии агрессии и преступности в современных глобальных событиях.

Профессия криминолога как ключевая в 21 веке в мировых деловых кругах

Олег Викторович Мальцев, европейский ученый с мировым именем, глава научно-исследовательского института памяти имени Григория Семеновича Попова, автор культовых научных работ в области криминологии, психологии, социологии и философии, руководитель Научно-исследовательского криминологического центра в Украине – единственного на территории СНГ. 

Я пришёл в криминологию из абсолютно прикладной отрасли. Более 15 лет я занимался защитой интересов деловых кругов в Европе. Жил в Австрии и преподавал там европейским коллегам, как защищать деловые круги: как вы понимаете, для того, чтобы эффективно работать, необходимо быть образованным. 

Мне очень приятно, что в Украине иногда обращают внимание на такую отрасль социологии, как криминология. Надо сказать, что эта наука всегда находилась в некой тени социологии. И тому есть причины.

Во-первых, это достаточно сложная дисциплина. Как вы понимаете, для того, чтобы чем-нибудь заниматься, нужно иметь серьёзные причины. Криминология требует очень высокого уровня интеллекта.

Во-вторых (и это то, чего никто не учитывает – по крайней мере, о чем обычно никто не говорит вслух): криминология требует очень мощного финансирования научно-исследовательской деятельности.

В-третьих, когда мы имеем дело с преступностью, нам сложно оставаться в рамках социологии криминала. Любое криминологическое исследование – это исследование на стыке наук. 

Если мы будем брать историю мирового криминала, то изначально преступник был нормой в обществе. В следующий исторический период он стал диковинкой, затем стал примером для подражания. И в конце-концов превратился в тайну. Как ни прискорбно, сегодня европейская преступность, американская преступность является тайной для общества.

Я в свое время исследовал юг Италии и имел весьма длительную беседу с одним из выдающихся мировых криминологов Антонио Никасо. Я спросил его: «Как может самая мощная преступная организация на протяжении стольких лет находиться в центре Европы и быть жива-здорова и прекрасно себя чувствовать?» В качестве ответа я получил улыбку, без комментариев.

То есть, по сути, сегодня европейская преступность – это тайна для общества. 

Я очень давно искал определенный способ организации криминологических исследований. Первую работу по организованной преступности (бывшего СССР) я написал в 1992 году. Это была кандидатская диссертация, которую я не стал защищать. 

Фото предоставлено Одесским региональным отделением Украинской Академией Наук

Отличие восточноевропейской преступности от европейской заключается в том, что для нас преступность никогда не была диковинкой, то есть феноменом. И эта ключевая концепция стала основой всей моей дальнейшей работы. Мы с моими воспитанниками стали изучать не просто преступность, мы стали изучать преступные феномены. И данные, полученные в ходе этих исследований, были бесценны. Особенно для делового сообщества. По сути своей, это позволило финансировать любые наши исследования. 

Исследование феноменов мы начали с восточноевропейской преступности – на Западе эта преступность известна как «русская криминальная традиция». Когда мы закончили исследовательскую работу в этом направлении, то приступили к изучению европейской и мировой преступности. Бесспорно, мы сосредоточились на ключевой концепции нашей технологии, которая говорила, что исследовать надо феномены.

Если при исследовании восточноевропейской преступности у нас была серьезная методологическая база еще СССР, то теперь – при работе в Европе и США – методологической базы было уже недостаточно. И мы вынуждены были создать НИИ криминологии и криминалистики, в котором объединили экспертов и научных деятелей со всего мира. На сегодняшний день в этом учреждении работает около 200 экспертов с разных стран мира. По сути, это цвет мировой криминологии!

А для того, чтобы проводить исследования в Европе и по всему миру, мы были вынуждены создать новую технологию под названием «Экспедиционный Корпус», которая является уникальной, и пока еще никто в мире этого не повторил. 

Проведу для вас маленький исторический экскурс. 8 лет мы проработали в Палермо на Юге Италии, исследуя южноитальянскую криминальную традицию. Мы работали в Кейптауне, в Йоханнесбурге, в Южной Африке, в Южной Америке (Мексика) и так далее. Работали на Юге США, в Техасе. И в ходе этих исследований я познакомился с профессором Лепским, который стал моим близким другом. Максим Анатольевич также мой научный руководитель в аспирантуре Запорожского университета. Он присоединился к исследовательской деятельности Экспедиционного Корпуса и в рамках визуальной социологии, и в рамках криминологии. 

Максим Анатольевич привёл за собой в Корпус свою команду – так что, по сути, в ЭК на сегодняшний день соединились 2 школы: наша одесская и запорожская. И технология заработала с удвоенной мощностью! На сегодняшний день нами написано огромное количество и методологических работ, и монографий. Когда мы писали монографию «Философия юга Италии», Максим Анатольевич рецензировал эту книгу. 

Как вы понимаете, подобного рода деятельность требует очень высокого уровня подготовки ученых, которая как раз и осуществляется в межэкспедиционный период – промежутки между полевыми исследованиями. 

В определённый момент времени мы с Максимом Анатольевичем собрались и решили, что нам не хватает, с одной стороны, исследовательского центра – а с другой стороны, научно-методологической и тренировочной базы для наших экспертов. И мы с профессором Лепским учредили Научно-исследовательский криминологический центр в Украине с использованием запорожских ресурсов, ресурсов НИИ криминологии и криминалистики и нашей адвокатской конторы. И я возглавил центр, а Максим Анатольевич за собой оставил научный патронаж деятельности центра. На сегодняшний день этот центр является уникальным, в нем на постоянной основе работает 21 эксперт, которые активно осуществляют научно-исследовательскую деятельность и в составе Экспедиционного корпуса, и в межэкспедиционный период. Если вы посмотрите на СНГ, другого такого центра на сегодняшний день на этой территории нет. 

Уникальность нашего Криминологического центра заключается в том, что он абсолютно независимый – что исключает любые формы предвзятости во время исследования. Он финансируется исключительно за счет частного капитала. Причём те, кто его финансирует, не имеют к центру никакого отношения – то есть, они осуществляют это финансирование из-за того, что мы их консультируем, а не ради того, чтобы мы выполняли для них какие-то определенные задачи. 

На сегодняшний день, я думаю, у отрасли криминологии огромное будущее. А профессия криминолога станет в 21 веке одной из ключевых профессий в мировых деловых кругах. 

Открытие специальности «Социология медиации и криминологии»: ответ на потребности общества

Скворец Владимир Алексеевич, заведующий кафедрой социологии Запорожского национального университета, доктор философских наук, доцент, академик Европейской академии наук Украины

В результате проведения неолиберальных рыночных реформ в Украине запущены социальные процессы, которые привели к разрушительным последствиям (деградация национальной экономики, депопуляция населения; изменения в социально-классовой структуре). Эти процессы сыграли не последнюю роль в формировании среди части населения некоторых регионов Украины настроений, способствовавших аннексии Россией Крыма и появления военного конфликта на востоке Украины. В украинской социологии остается открытым вопрос о влиянии криминалитета на жизнь общества.

Движение общества в Украине от состояния позднего советского периода к состоянию постсоветского характеризовалось нарушением равновесия между социальным воспроизводством и трансформацией. Это принципиальная социологическая неувязка. Социолог Энтони Гидденс определил: «Задача социологии – исследовать полученный в результате баланс между социальным воспроизводством и трансформацией. Социальное воспроизводство показывает, каким образом общество «поддерживает свою жизнь» во времени, трансформация означает изменения, которым подвержены общества». Государственная власть в постсоветской Украине теряет свою, обусловленную самой сущностью государства, социальную роль, о чем свидетельствуют ее реформы.

Содержание постсоветской трансформации украинского общества состоит в переходе от советской модели к модели постсоветской социальной системы, а в ее становлении главными факторами были государство, бизнес и криминалитет.

В процессе трансформации украинского общества ключевую роль сыграли неолиберальные рыночные реформы, в ходе которых произошли изменения в социальной структуре. Сформировались новые социальные группы (промышленники, предприниматели, коммерсанты, торговцы, фермеры, банкиры и др.). Шел процесс размывания старой структуры: сокращалась численность рабочего класса; ликвидация колхозно-совхозной системы привела к исчезновению колхозного крестьянства; интеллигенция пережила период глубокой социокультурной трансформации. Структура распределения национального богатства Украины приобрела такой вид: в руках 1-2% богатых сосредоточено 65–70% богатства, а 75–80% бедных обладают только 5% богатства. По итогам опроса, проведенного с 13 по 21 марта 2021 г. социологической группой «Рейтинг», финансовое состояние граждан Украины было таким: очень бедные составляют 20%, бедные – 34%, малоимущие – 21%, обеспеченные – 14%. В постсоветской Украине деиндустриализация стала источником массовой деградации рабочей силы и маргинализации населения. Общая численность занятых в таких отраслях как промышленность, строительство, сельское хозяйство, транспорт, образование, наука, культура и искусство сократилось с 19,3 млн. человек до 5,3 млн. (в 3,6 раза) [4, с. 196]. Уже в 90-х годах ХХ ст. рыночные реформы привели к многократному сокращению ресурсной базы социальной инфраструктуры Украины. С того периода время от времени происходит нарастающая тенденция сокращения социального государства в Украине.

В процессе трансформации постсоветского украинского общества возросла роль бизнеса в жизни страны. Если в 1990 г. удельный вес государственной собственности составлял около 95%, то в 2015 г. – около 7%.

Состоялся переход к доминированию частной собственности, удельный вес которой достиг 93%. В сфере экономики доминирующая роль перешла от государства к бизнесу. Было создано либеральное государство, которое не вмешивается в экономику и играет роль «ночного сторожа» интересов частных владельцев.

Основными субъектами, стоявшими у истоков первичного накопления капитала в постсоветской Украине стали представили бюрократии, бизнеса и криминалитета. Общий интерес этих трех элементов — быстрое накопление капитала — стали основой для формирования теневой экономики Украины.

По оценке Г. Осового, в 90-х годах ХХ века со стороны работодателей произошло тотальное усиление эксплуатации рабочей силы, государство отказалось от жесткого регулирования рынка, всячески его либерализируя, отпустив цены на самотек. Все силы правящего класса были брошены на первоначальное накопление капитала, а затем его «отмывание». Основными источниками такого обогащения стали государственная собственность и обесценивание рабочей силы. За 10 лет приватизации в частную собственность перешло имущества на 120 млрд гривен, но в государственную казну от этого поступило только около 6 млрд гривен.

«Успешными бизнесменами» ежегодно вывозилось из-за оффшорных зон капитал на миллиарды долларов. Для пополнения оборотных средств, которых не хватало, работодатели с 1995 г. начали массово задерживать заработную плату и таким путем они получили в 1999 г. «беспроцентный кредит» на сумму свыше 7 млрд. гривен.

Коррупция стала причиной и следствием функционирования теневой экономики, что обусловило существенную имущественную дифференциацию общества, падение нравственности и деградацию общественно-политической жизни.

Коррупция может рассматриваться как порождение капитала, который все превращает в товар, в частности стремится коммерциализировать услуги государственного управления. Все общественные блага, которые монопольно производятся государством, по своей природе носят нерыночный характер, однако получатели коррупционной ренты превращают его в товар. В этих условиях коррупционерами осуществляется конвертация власти в собственность и капитал, обеспечиваются неэкономические преимущества в конкурентной борьбе (прежде всего на ресурсных рынках) представителям бизнеса, платящим коррупционную ренту.

В. Геец определил социокультурное содержание социальных изменений как движение от абсолютизма государства к абсолютизму рынка. Абсолютизм рынка означает превращение всего, что только возможно, в товар. Это означает, что в общественном сознании произошли такие изменения, позволяющие превращать в товар не только продукты производства, услуги, природные ресурсы, рабочую силу, землю, но и самого человека, человеческую жизнь, власть, государственные должности.

В условиях сращивания власти и бизнеса, распространения коррупции и теневой экономики в постсоветском обществе сложилась самая благоприятная почва для расцвета криминалитета. К сожалению, исследований криминалитета в постсоветском украинском обществе на уровне научных работ крайне мало.

В книге «Донецкая мафия» (автор С. Кузин) приведены биографии многих руководителей и бизнесменов Донецкой области, обвиняемые в преступных деяниях. В книге «Крымский гамбит» А. Кочкина описала деятельность преступных группировок в течение полутора десятков лет в Крыму, показала связь представителей преступного мира с конкретными руководителями, а также приведшей документы о жертвах преступлений. Нет сомнения, что достаточно оснований для написания книг о преступных группировках во всех других регионах Украины, но проблема состоит в том, чтобы ограничить разрушительное влияние криминальных элементов и структур на функционирование страны, бизнеса и общества.

В постсоветский период погибли многие известные личности, которые стали или могли стать жертвами упорной борьбы за власть, собственность и влияние в Украине. Среди них известные бизнесмены, политики и государственные деятели: Е. Щербань, В. Гетьман, В. Чорновил, Г. Кирпа, Ю. Кравченко, Е. Кушнарев, Семенюк-Самсоненко, М. Чечетов и другие. Жертвами этой борьбы также стали известные журналисты: Г. Гонгадзе, О. Бузина, П. Шеремет и другие.

В Украине стали привычными коррупция, рэкет, рейдерство, теневая экономика, свидетельствующие о масштабах криминализации постсоветского общества В постсоветской Украине государство уже не есть определяющим фактором социального управления. Власти государства превратились в орудия обеспечения интересов крупного и финансово-олигархических групп. В то же время криминалитет в постсоветской Украине усилила свое влияние настолько, что способен оказывать решающее влияние на государственную власть и на бизнес. В итоге в постсоветской Украине сложилась модель социального управления, направляющая общество, экономику и государство на путь дальнейшей деградации. 

Осознавая угрозы дальнейшей криминализации украинского общества, кафедра социологии Запорожского национального университета поддержала идею и проект профессора М. Лепского о реализации новой образовательной программы «Социология медиации и криминологии». С 2019 г. осуществляется реализация этой программы, которая является первым в Украине практическим опытом подготовки социологов-криминологов такие аспекты, как медиация, социология агрессии, преступные группы, организации и структуры в Украине и мире, социологический профайлинг преступника, уголовные субкультуры, безопасность от криминальных угроз, социальные конфликты, социальные травмы и умиротворение.

Именно социологи, являющиеся профессионалами в исследовании влияния криминалитета на общество, смогут составить надежный кадровый корпус для осуществления декриминализации общества и создания новой модели социального управления, способного обеспечить преодоление деградации и переход к поступательному развитию украинского общества.

Имидж городского бренда в идентификационной перспективе: кейс Днепра

Кривошеин Виталий Владимирович, доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой социологии Днепровского национального университета имени Олеся Гончара

В системе идентификационных практик заметную роль играет поселенческий уровень, поскольку для индивида значима (в большинстве случаев) идентификация себя с территориальной общиной, членом которой он является. Так, по данным Шестого всеукраинского муниципального опроса (проведенного в период с 25 января по 7 февраля 2020 г.), 80% опрошенных гордятся тем, что они являются гражданами Украины, 81% – жителями области, 86% – жителями города (т.е. территориальная идентичность крепнет с приближением к уровню территориальной общины). При этом для Днепра этот показатель несколько ниже и составляет соответственно 76% – 79% – 81%, но тенденция схожа.

Городская идентификационная практика обусловлена ​​процессом формирования брендового капитала города предполагает формирование двух обоюдных составляющих. Речь идет об «идентичности городского бренда» (которая сформирована городскими властями – администрацией и представительными структурами) и «имидж городского бренда» (который сформирован жителями города – членами городского общества). При этом идентичность городского бренда представляет собой ассоциации с брендом, которые городские власти стремятся донести до жителей и гостей города, в то время как имидж городского бренда характеризует реальные ассоциации с брендом, сформировавшиеся в сознании жителей и гостей города, скоординированную систему, призванную эффективно реализовывать политику городских властей по внедрению, продвижению, поддержке и усилению городского бренда путем решения комплекса стратегических и тактических задач городского управления.

В мире известно немало успешных городских брендов – например, американский город Сент-Луис позиционирует себя как город-перекресток, поскольку он расположен рядом с географическим центром США; индийский город Бангалор – как фабрика инноваций, поскольку он является центром компьютерной промышленности и т.д. В Украине также можно упомянуть немало удачных брендов. Да, Одесса часто позиционируется как «Жемчужина у моря», «Южная Пальмира»; Каменец-Подольский – как туристический центр, «город фестивалей» и т.д. Всего насчитывается более 36 типов городских брендов, не сложившихся исторически, а избранных городами сознательно.

Имидж городского бренда должен постоянно подпитываться актуальными элементами городского ландшафта и ивентами общегородского значения, к которым относятся: визуальные символы (например, Эйфелева башня в Париже, Биг-Бен в Лондоне, Статуя Свободы в Нью-Йорке и др.); события (фестивали, спортивные турниры, выставки); персонажи (исторические, легендарные персонажи, герои литературы и кино). Тем не менее, городской бренд, как, собственно, любой другой бренд, должен находить эмоциональный отзыв в сознании потребителя (в нашем случае – жителей и гостей города), вызвать определенный эстетический образ, желание присоединиться к брендированного объекта. В таком случае имидж городского бренда – это целенаправленно сформированный образ, который наделяет город индивидуальными, неповторимыми чертами и придает ему определенную значимость.

В уже упоминавшемся Шестом всеукраинском муниципальном опросе было выяснено видение респондентами своего города. В частности, жители Днепра ассоциируют свой город как: экономический центр страны (60% опрошенных днепрян согласились с этим утверждением); индустриальный центр страны (56%); финансовый центр страны (56%); политический центр страны (54%); культурный центр страны (54%); транспортный центр страны (47%) и в меньшей степени как туристический центр страны (27%) и аграрный центр страны (24%). То есть какого-то однозначного видения своего города днепряне не демонстрируют.

В сентябре 2020 г. нами был проведен опрос жителей Днепра (n=1604, 24-26 сентября 2020 г.) по широкому спектру вопросов социально-политической жизни. В частности, респондентам было поставлено следующее вопрос: «Каким Вы видите город Днепр в будущем – как…» (предлагалось выбрать только один вариант ответы). Как и в общенациональном исследовании, в городском исследовании доминирующего мнения обнаружено не было. В основном жители Днепра видели свой город как комфортный город (19,8%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (18,5%), чистый город (15,1%) и европейский город (9,7%). Итак, можно выделить два критерия определения перспективного видения Днепр – линия «комфорт – чистота (опрятность)» (суммарный объем сторонников этой модели развития города составляет 34,9%) и линия «хороший уровень в разных сферах деятельности – европейские стандарты жизни» (суммарный объем приверженцев этой модели развития города составляет 28,2%).

В социально-демографическом разрезе зафиксированы некоторые особенности. Да, мужчины Днепра видят свой город в будущем как город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (20%), комфортный город (18,6%) чистый город (13,9%) и европейский город (10,3%), тогда как женщины перспективное видение Днепра ассоциируют как комфортный город (20,8%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (17,2%), чистый город (16,1%) и европейский город (9,3%).

По возрастным когортам ответы распределились следующим образом: молодежь (18-29 лет) видят свой город как город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (21,7%), комфортный город (20,9%), умный город (SMART-city) (13,8%), европейский город (9,9%) и чистый город (9,5%); для людей в возрасте 30-39 лет Днепр ассоциируется как город как комфортный город (18,1%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (17,8%), чистый город (12,3%) и европейский город (11,3%); люди в возрасте 40-49 лет демонстрируют видение Днепра в будущем как город как комфортный город (20,8%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (16,3%), чистый город (12,8%) и европейский город (11,2%); днепряне в возрасте 50-59 лет видят свой город в будущем как город как комфортный город (22,4%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (17,6%), чистый город (16,9%) и европейский город (13,2%); для стариков (60 лет и старше) в будущем Днепр – это чистый город (20,9%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (19,1%), комфортный город (18,2%), однако 13% выбрали вариант «затрудняюсь ответить».

В крупнейших социально-профессиональных когортах зафиксированы следующие особенности: рабочие видят город Днепр в будущем как комфортный город (22,7%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (17,4%), чистым городом (13%) и европейским городом (11,2%); для предпринимателей Днепр – это в большинстве своем комфортный город (17,3%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (14,5%), европейский город (12,7%), а также как чистый город и город-предприниматель (по 10,9%); пенсионеры позиционируют Днепр с чистым городом (20,6%), комфортный город (19,1%), город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (19,1%), однако 11,7% выбрали вариант «затрудняюсь ответить»; учащиеся (студенты) видят Днепр в будущем как город, где хорошо жить, учиться, работать и заниматься бизнесом (20,6%), умный город (SMART-city) (17,6%), комфортный город (14,7%), европейский город (9,8%), чистый город (8,8%) и креативный город (7,8%).

В целом жители Днепра видят стратегический вектор развития города в традиционном аксиологическом поле материализма и только молодежь (включая студенчество) частично включена в современное аксиологическое поле постматериализма, где значимы видения Днепра как умный город (SMART-city) и креативный город.


Больше на Granite of science

Subscribe to get the latest posts sent to your email.

Добавить комментарий