Академическая мантия голого короля, или «О фабриках диссертационного словоблудия»

Последние 5–6 лет украинской образовательно-научной жизни прошли под лозунгом борьбы за внедрение в практику норм академической добросовестности.  

Так выступал король… и все люди на улицах и из окон кричали:

— О! Новый наряд короля несравненен! Как прекрасен шлейф его мантии, как чудесно лежит!

Никто не хотел показать, что он ничего не видит. Ведь это означало бы, что король не подходит для своей должности или страшно глуп.

Г.Х. Андерсен

Прежде всего это стало борьбой с академическим плагиатом в диссертационных материалах, что, несмотря на сопротивление, всё-таки повлияло на настроения нашей образовательно-научной интеллигенции. По крайней мере, академический плагиат в публичном пространстве постепенно начали воспринимать как недопустимое, непристойное явление, которым уже невозможно совсем безнаказанно злоупотреблять. Плагиаторов теперь не только обличают, а и клеймят в разнообразных дискуссиях, начиная с парламентской трибуны и заканчивая соцсетями. Даже те, кто неоднократно официально был признан причастным к плагиаторской деятельности, пытаются объявить себя борцами с академическим плагиатом. Казалось бы, процесс пошёл. Однако всегда есть «но». 

Понятно, что академическая добропорядочность – это не только нулевая толерантность к плагиаторской деятельности, но и борьба за качество образовательно-научного процесса. Которая однозначно не может быть, как и общеизвестная осетрина, второй свежести или третьего сорта. Казалось бы, это общеизвестные тезисы. Но в последнее время мы наблюдаем процессы разрастания некачественных, очевидно академически недобросовестных диссертационных материалов, которые успешно защищаются в специализированных советах и проходят Аттестационную коллегию МОН Украины. Особенно эти процессы активизировались, когда в нашем обществе учёные перестали замалчивать факты наиболее одиозных краж интеллектуальной собственности, начали пытаться доводить конкретные случаи плагиаторской деятельности до логического конца: лишения учёной степени, отмены решения спецсоветов, которые защитили работы с академическим плагиатом, закрытие спецсоветов, которые системно производят «плагиатных учёных». Но профессионально-этическая ответственность за качество научных наработок ещё не приобрела соответственной ценности, не стала определяющим фактором социально-профессиональной репутации учёного, работника образования. Более того, иногда даже создаётся впечатление, что «фабрики плагиата» на наших глазах быстро и легко, как в известном кинофильме, превращаются в «фабрики словоблудия». 

Если академический плагиат текста относительно легко выявить и обосновать, то наукообразное жонглирование понятиями, псевдонаучность, подделку, искажение научной идеи — крайне тяжело. Тут необходимо осознавание учёными, которые готовят и защищают «словоблудие», ценности профессиональной репутации и личной ответственности за свою подпись под экспертным выводом, рецензией, отзывом. В конце концов, нужно, чтобы оппоненты и члены специализированных учёных советов сами были профессионалами соответствующего уровня, ведь непрофессиональный человек даже с «корочкой» доктора или кандидата наук, осознавая нехватку знаний, боится признать, что «король», то есть диссертант, «голый».

Априори ясно, что не только выявить факт работы «фабрик словоблудия», а и сформулировать  нормы ответственности за искажение научной деятельности, куда сложнее, чем в случае академического плагиата. Плагиат текстов — вещь очевидная для тех, кто умеет читать и не боится об обнаруженном сказать вслух. Плагиат идей — очевиден для тех, кто знает свою профессиональную литературу и умеет обосновать различие реферата от научной новизны, не принимая во внимание так называемую корпоративную этику и потерю статуса «своего человека». Факты «фабрик словоблудия» очевидны для тех, кто дорожит своей общественно-профессиональной репутацией как основой профессиональной деятельности и понимает, что потерять её просто, легко, а восстановить — почти невозможно. Если за пропущенные работы по фактам академического плагиата ещё можно найти оправдание (самое распространённое — автоматическая проверка текстов плохо работает), то за факты «фабрик словоблудия» оправданий нет. Такие случаи однозначны: или ты — профессионал, или — нет. 

Есть ещё один важный момент. За академический плагиат текстов несут личную ответственность и соискатель, и его научный руководитель/консультант, и эксперты, и оппоненты, которые читали и оценивали работу. И за это хотя бы теоретически их можно привлечь к ответственности. В случае с подделкой, искажением научных идей, подходов, с профанацией научного процесса всё намного сложнее. Тут профессионально-этическое ударение нужно одновременно ставить и на личной, и на коллективной научной деятельности, и, в конце концов, на коллективной научной ответственности за итоговый результат — напечатанную научную работу, защищённую диссертацию. 

Иначе говоря, короля — в нашем случае учёного — делают свита, окружение и настрои и ценности, присущие им. Что это означает? Почти то же самое, что и в сказке Г.Х. Андерсена «Новое платье короля». Объясню это на примере докторской диссертации Елены Хлыстун «Художественные средства гармонизации коммуникативной среды в пространстве современной культуры», которая была зацищена в Киевском национальном университете культуры и искусств. Напомню, это тот самый вуз, где заведующей кафедрой философии и педагогики работает Катерина Кириленко, в диссертационных материалах которой были найдены и факты академического плагиата, и псевдонауки, и визиткой которой уже на протяжении многих лет является «лептонный бог». 

Дело лептонного бога распространяется и дальше. Так, госпоже Хлыстун, которая защищалась 31 мая 2019 г. (научный консультант — доктор культурологии И. Петрова — бывший рецензент плагиатного учебника К.Кириленко «Культура и наука» и её же пособия «Философия: наука и культура» со «стилем Тиффера», официальные оппоненты: доктора культурологии Т.Кривошея, Ю.Сабадаш, О.Яковлев) в специализованном учёном совете Д 26.807.02, возглавляемом доктором педагогических наук, профессором Михаилом Поплавским, продолжает «славные» традиции этого вуза. 

Если внимательно читать тексты автореферата и диссертации г-жи Хлыстун, то возникает стойкое чувство, что читаешь набор определённых наукообразных словосочетаний и предложений, которые создают поток текста, не обременённого присутствием логики.

Вот несколько примеров из разных разделов докторской диссертации Е. Хлыстун.

Так, в интригующем своим названием подразделе 1.4. Метаморфозы перевоплощения социокультурной идентичности человека в дискурсивном пространстве гуманитарного знания диссертантка пишет: «Если рассматривать феномен эстетического как целеполагание без цели … как игру, как вечный топос номинального пространства рода человека, где молодые вечно креативные продуценты эйдосов создают себе перспективу (выделено мной. — Е.Ш.), тут разделение на два мира (материальное и идеальное, экономическое и идеологическое и др.) становится недостаточным. Не амбивалентность, а поливалентность нужны, чтобы увидеть  перспективу как гармоничное экобудущее» (с. 61). Думаю, что и «поливалентность» не поможет увидеть логику «амбивалентного» соединения отдельных частей этого предложения и прояснить его смысл.

Как не поможет дешифровать и следующий пассаж: «Важно реконструировать модели экологического и гештальтистского алгоритмов з точки зрения генетически означенной эстетической реальности культуротворения, которое разврачивает темпорально и генетически разные аспекты этого восприятия, начиная от ситуативного («касательного», пракультурного восприятия), маркируется в мире человека, а потом осуществить реконструкцию эстетического опыта в контексте его интериорной и генерализованных стадий» (с. 138).

Как и это: «…достаточно сосредоточиться на проблематике вертикального синтетизма и синкретизма восприятия, как образ начинает презентовать проблематику экологии ценного и бесценного, наличествующего и трансцендентного, апофатического и катафатического» (с. 142).

Или это: «Если это жанр площади, жанр больших нарративов, когда дискурсы действительно выходят на улицу, то мы видим другие констелляции сценизма коммуникации в образных реляциях больших масс людей» (с. 272).

Или вот это: «Вхождение без остатков в определённую конфигурацию — это рецептивное обобщение элементов, когда возникают такие формы, куда входят все остальные структуры, то есть создают могущественные группирования. Это является культуропорождающим актом, это генетически рождённая данность, которая не является своеволием. Это параллельные полосы, линии, круг, который объемлет и обнимает» (с. 145).

А вот и предложение, которое иллюстрирует «объятия круга»: «Генерализованное эстетическое восприятие как единство екстероцепции и интероцепции, собственно, и создаёт ту универсальную установку эстетического восприятия, которую можно назвать генерализованной. Доминанта этической реальности приводит к тому, что деятельностная доминанта культуры редуцируется» (с. 134).

Впрочем, текст диссертации свидетельствует о проблемах диссертантки не только с логикой и грамматикой. 

Так, опираясь на псевдонаучное утверждение из теософской литературы прошлого века о том, что «даже в теории Дарвина … прослеживается идея эволюции как процесса, которая, возможно, продолжалась от мира до мира, если души и правда неуничтожимы, что в данном случае означало бы перевоплощение», Хлыстун утверждает, что «проблема перевоплощения является одной из самых сложных в современной науке и окончательно не решена» (с. 164). 

Характер «решения» «проблемы перевоплощения» в диссертации Хлыстун даёт основания спросить: может, автору следовало бы присудить степень доктора богословия?

«Причащение … является наиболее глубинным феноменом идентификации, которая осуществляется… поглощением пищи, что свидетельствует о телесных импликациях единения человека и абсолюта. Человек как сома, человек как тело, которое вынесено на простор всех возможных и невозможных границ, получает возможность и невозможность быть в духе, выбарывает себя. … Когда мы едим тело (хлеб) и пьём кровь (вино) Христовы, мы считаем, что стали другими. То есть… субстанционализм человека как её самоидентичность, которая определяется вещью, обменом в определённой мере элиминирует Великого другого, Бога, духа» (с. 255–256).

Нашлось в диссертации Хлыстун и место для демонстрации осведомлённости в области физики, по крайней мере, знакомства с термином «гравитация», хотя, похоже, и не до конца осознаваемым его значением: «Вертикализм самостояния человека в мире создаёт осевую концентрацию этого мира, тогда как именно разворачивание поля восприятия по горизонтали … не несёт в себе константу мировой застройки как гравитационно обусловленного эйдоса» (с. 141).

Госпожа Хлыстун что-то слышала и про геологию: «Украина как целостность духа, культуротворения всегда существовала на границе разных культурных эонов» (с. 254). Но только забыла уточнить, каких именно: думаю, архея, протерозоя или фанерозоя? Впрочем, возможно, имелось в виду не украинское культуротворение времён докембрия, а что-то из оккультизма? «Перевоплощение душ» к нему точно ближе, чем к геологической истории Земли.

Но истории в этой диссертации тоже «повезло».

Диссертантка утверждает: «В советское время среди преследуемых христиан распространялась рукопись, в которой Пилат спрашивает Иисуса: Что есть истина? И, не выслушав ответа, мгновенно разворачивается и идёт к толпе…» (с. 254). 

Поскольку ссылок на какой бы то ни было источник под этим текстом нет, есть основания считать, что госпожа Хлыстун, которая не так давно была студенткой университета Поплавского, лично находилась среди преследываемых в советское время христиан и ещё в колыбели читала рукопись, о которой пишет.

Нашлоь место на страницах этой докторской диссертации и менее отдалённому прошлому (привожу с сохранением орфографии. — Е.Ш.): «Маска нацеплена на фасад неизвестного дома, фасад дома для слепоглухонемых, где литературные аберрации создают энергию, которая вместо космологизма «возбуждение» Малевича восклицаю в свисток. Кто кого пересвистит? Сейчас «свистуны» 1990-х постарели, кое-кто уже умер…» (с. 270–271).

«Свист» литературных аберраций в диссертации не является исключением. Определяются, так сказать, и «аберрации световые». Так, от гётевского «Фауста» Хлыстун делает логически неожиданный переход: «Ритм, размер этого большого произведения не соответствует нашему темпоритму, когда лемуры с факелами улицами Киева несут совсем другую символику и совсем другие лозунги излучают в воздух» (с. 252).

Впрочем,  и «излучённые лозунги», и «свист» литературных аберраций – мелочи на фоне «научной новизны полученных результатов», в частности таких: «доказано, что перевоплощение является маркером образной целостности, фиксирует изменения в рамках онтологических реалий образности, которые связываются с телесными трансгрессиями как доминантой восприятия в контексте интероцепции (зондирование подсознательного), экстероцепции (зондирование окружающей среды) и проприоцепции (гравитационного, вертикального самостояния человека в мире), что определяет константы коммуникативного сценизма» (с.24–25).

Так сошлось, что под конец моего ознакомления с диссертационными материалами госпожи Хлыстун в обществе снова активизировались дискуссии о важности экспертов в научно-образовательном процессе, о роли публикаций в научных изданиях, которые индексируются Скопус и ВоС. Такие аспекты научно-образовательной жизни увязываются с нормами, принципами, практикой академической добросовестности. Как образцы для наследования приводятся страны ЕС, чей опыт изучается. Это правильно. Так и должно быть.

Однако именно здесь и возникает вопрос: а мы можем уже сейчас внедрять нормы академической жизни, аналогичные нормам образовательно-научного сообщества европейских стран? Что мы можем и должны позаимствовать из их опыта, а что нам не подходит? Почему основополагающие нормы и принципы их жизни — например, уважение к общественно-профессиональной репутации преподавателя, учёного, боязнь потерять её — являются важными для стран ЕС, а у нас не работают? Что и как конкретно делать, чтобы репутация учёного, работника образования стала основой его успешной общественной жизни, а не предметом насмешек со стороны тех, кто привык жить и сибаритствовать за счёт «фабрик плагиата и словоблудия»? Какой собственный опыт и какими путями и способами должны мы формировать, чтобы в нашем обществе заработали нормы академической добросовестности, авторитетами были профессионалы, а не те, кто привык жить по принципу «свои люди — сочтёмся»? 

Факт защиты госпожи Хлыстун заставляет задуматься над этим с чисто практического подхода: что делать, когда научно-образовательное сообщество желает жить по принципам поведения двора и народа «голого короля»? Неужели единственный выход — публикация результатов научных исследований в изданиях, которые индексируются Скопус и ВоС? Но от этого веет привкусом ситуации, описанной почти век назад в известном романе о 12-ти стульях: «Запад нам поможет». И привкус этот не от сопротивления наукометрическим базам Скопус и ВоС и уважаемым научным изданиям, ведь ясно, что научные результаты настоящий профессионал желает опубликовать в авторитетном издании, в кругу тех, кто понимает их ценность. Этот привкус — от отчаяния: если наше образовательно-научное пространство самостоятельно не способно контролировать качество, принципы, нормы и ценности своего существования, если оно стремится передать функцию контроля над своей жизнедеятельностью европейским, американским коллегам, то не напоминает ли это внешнее управление из-за нежелания самим прилагать усилия к решению проблемы? Не напоминает ли это веру в то, что своеобразный аппарат искусственного дыхания — статья, напечатанная в издании, которое индексируется в наукометрических базах Скопус и ВоС, — сам по себе даст возможность быстрого системного выздоровления и полноценной жизни отечественной науке и образованию? Не приведёт ли это к тому, что (как и в случаях академического плагиата) будут нанимать «научных рабов», чтобы они писали — если уж закон требует — по 2–3 небольшие, но приличные статьи для соискателя учёной степени, его руководителя, рецензентов, оппонентов, а остальная работа при этом может быть любого научного качества? Не нужно ли всё же обдумывать, как наладить самостоятельную, а не на 100% зависимую от внешних экспертов, жизнь науки и образования? Понятно, что один из ответов — материальная поддержка государством образовательно-научного сообщества. Непонятно следующее: насколько нашему государству (не говоря уже об иностранных фондах) нужно вкладывать деньги на «авторитетов», «своих людей», симулякры  науки и образования? Кому из них, для чего и сколько нужно материально поддерживать капризы участников «фабрик плагиата» и «фабрик словоблудия»? 

Отмечу, здесь приведены далеко не все примеры наукообразности из текста диссертации госпожи Хлыстун, которыми я пыталась проиллюстрировать степень подделки, искажения научной деятельности, разрастания неуважения к своей профессии. Но и из этих примеров, считаю, понятна общая идея докторской диссертации, которая легко формулируется из тех словосочетаний из текста г-жи Хлыстун, которые студенту 1–2 курсов важно разъяснить как лишённые научного смысла, а студенту уже 3–4 курсов нужно ставить «незачёт» за их употребление: вертикально существующие в гравитационном самостоянии молодые вечно креативные продуценты эйдосов в параллельных линиях, линии в круге, который обнимает, перерождаются телесно в пространство образных корреляций, констелляций, когда дискурсы в самом деле выходят на улицу.

Я не понимаю, как это, «когда дискурсы в самом деле выходят на улицу» вместе с «другими констелляциями в образных реляциях», зато понимаю, что все эксперты: рецензенты-оппоненты, которые допустили это к защите и считают научным открытием, — искажают не только образовательно-научный процесс, а и нашу общественную действительность. Это было бы смешно, если бы речь шла о тексте студента, который нахватался околонаучной литературы, а потом решил самостоятельно написать научное произведение. Но перед нами текст успешно защищённой докторской диссертации, которую сначала слушали в форме докладов на конференциях, читали в виде статей в научных изданиях, слушали на выпускном семинаре… Которую читал научный консультант, проверяла троица экспертов спецсовета, троица оппонентов, ряд учёных, которые дали отзывы на автореферат, за которую голосовали члены специализированного учёного совета. Это достаточно большое количество людей с учёными степенями и званиями, которые должны были внимательно прочесть тексты госпожи Хлыстун и дать им профессиональную экспертную оценку. Эта оценка не должна была напоминать оценки «нового платья короля». Кстати, отзывы оппонентов, которые ещё и банального плагиата текстов «не заметили», есть на сайте, все желающие могут с ними ознакомиться.

Да, наше научно-образовательное сообщество далеко от европейских моделей жизни и поведения. Скорее, оно ближе ко временам «голого короля» и не хочет выходить за очерченные ими границы. Никакие иностранные образцы тут не помогут, поскольку они являются чужими для тех, кто слишком долго привык жить неофеодальными ценностями. Юрген Хабермас справедливо пишет о современной Европе как мире разных скоростей. Но такое сознательно безответственное отношение к науке и образованию в Украине — свидетельство ускоренного отдаления нас вообще от цивилизованного мира. 

Люди, у которых уже есть научные степени и звания, которые поддерживают такие наукообразные тексты без смысла (докторская г-жи Хлыстун – лишь один пример диссертационного словоблудия, которое подаётся под видом науки!),  сегодня являются экспертами, советниками, начальниками разных государственных институтов, учреждений, они — члены научных, специализированных учёных советов, разных комиссий и т.п. Что могут принести и уже принесли они в научно-образовательное пространство — вопрос риторический. Но именно они разрушают не только науку и образование страны, но и государственный строй, лишая его настоящего и будущего, поскольку насыщают исключительно молодыми вечно креативными продуцентами эйдосов. Именно они искажают любые представления о нормах, принципы академической добросовестности, а с ними и социального строя, когда прикрывают разными эвфемизмами бред, плагиат, подделку научного процесса и результатов. Однако делают это с активной поддержкой своих «неофеодалов», то есть того круга, который (как и в сказке Андерсена) не хочет, не желает, боится вслух сказать, что король — голый.

Обратная сторона этого — разрушение общественных надежд на то, что социальные институты, которые обязаны заботиться о гражданском благополучии и развитии, смогут это сделать. Даже если руководители МОН, НАЗЯВО, Комитета по науке и образованию ВР Украины действительно хотят выстроить цивилизованное общество, то не смогут этого сделать, пока будут окружены такими «экспертами», «свитой голого короля» и не проведут системную радикальную ревизию научно-образовательного пространства. 

Принцип этой ревизии должен быть простым: осетрина, то  есть научные наработки, не может быть второй или третьей свежести, то есть качества. Она может быть только одного сорта. Проводить ревизию должны не только иностранные эксперты, но и отечественные профессионалы с незапятнанной социально-профессиональной репутацией, и ни в коем случае не плагиаторы, спасённые с помощью эвфемизма «низкое академическое качество». В противном случае — окружение любого руководителя очень быстро превратит его в «голого короля». 

Автор: Элеонора Шестакова, доктор филологических наук