Отец тайм-менеджмента, энтомолог Александр Любищев

Философ и биолог-энтомолог Александр Любищев (ударение на первый слог) для многих современников стал эталоном ученого. И не только в профессиональном плане, хотя при жизни он опубликовал около 70-ти научных работ, среди которых широко известные и переведенные за рубежом классические труды по теории систематики, дисперсионному анализу, применению математических методов в биологии. Узко он специализировался на одном из подсемейств жуков-листоедов – земляных блошках. Но широкий интерес вызвала у современников система учета времени, которую выработал для себя ученый и пользовался ею в течение 56 лет, с 1916 года. Фактически, он является основателем и разработчиком принципов постановки целей и учёта времени — сегодня именуемых «тайм-менеджментом».

Знакомство с личностью Александра Александровича Любищева (1890, Санкт-Петербург- 1972, Тольятти) лучше всего начинать с известной повести Даниила Гранина «Эта странная жизнь» (1974 г.). Парень из семьи богатого лесопромышленника с детства проявлял интерес к энтомологии, изучал труды по естествознанию, имел математические способности. К поступлению в университет, в 16 лет, он владел французским и немецким языками, позже освоил английский, читал на итальянском, испанском, голландском и португальском языках.

По окончании Императорского Петербургского университета Любищев работал на Мурманской биологической станции вместе со своими университетскими друзьями, в будущем известными учеными-биологами Владимиром Беклемишевым, Борисом Шванвичем, Сергеем Малышевым и другими. Из Мурманска Александр переезжает на юг, в Симферополь, и работает ассистентом в Таврическом университете. Там очень повлияла на научные взгляды молодого ученого теория биологического (морфогенетического) поля профессора Александра Гавриловича Гурвича – полтавчанина, который в 1941 году удостоился Сталинской премии по медицинским наукам.

На юге Любищев пробыл до 1921 года: его вновь позвал север, Пермский университет, куда ученого пригласили – его близкие друзья, включая Беклемишева — работать доцентом на кафедру зоологии. Александр Александрович читал курсы по общей биологии, введению в эволюционную теорию, биометрии, генетике, зоопсихологии, зоологии беспозвоночных, зоогеографии. В последние годы пребывания в Перми добавилось учение о сельскохозяйственных вредителях. Теплая товарищеская среда и яркое интеллектуальное общение людей разных характеров, возрастов, научных интересов (которым после Перми ему больше нигде так и не довелось наслаждаться) создали ученому условия для написания самой крупной своей работы «О природе наследственных факторов».

В 1926 году (36 лет!) университет представил А. А. Любищева к званию профессора, но Государственный Учёный совет отказал в ходатайстве. Это было связано с тем, что в своих опубликованных работах и особенно в вышеупомянутой книге ученый выступил с позиций «чересчур диалектических», сделал решительный шаг от дарвинизма к номогенезу, или эволюции на основе закономерностей (именно так называлась популярная в то время книга Льва Семеновича Берга, выпущенная в 1922 году в Петрограде). Так иссяк в жизни Любищева его пермский период.

Позднее он был утвержден в звании профессора Сельскохозяйственным институтом Самары, а в 1930 году стал сотрудником Всесоюзного института защиты растений в Ленинграде. В своих работах Александр Александрович показал, что экономические потери в результате потравы злаковых насекомыми на самом деле не являются столь значительными; многие ученые сильно преувеличивают их в угоду оправдания больших потерь сырья из-за неумелого хозяйствования. Он всегда открыто высказывал свою точку зрения по научным проблемам, часто противоречащую общепринятой. Это Учёному совету ВИЗР не понравилось, и в 1937 году из института пришлось уйти. Хотя оценка Любищевым степени опасности вредителей злаковых растений была подтверждена в послевоенное время крупными специалистами-биологами.

Тогда Иван Иванович Шмальгаузен пригласил ученого занять пост заведующего отделом экологии в Институте зоологии Академии наук УССР в Киеве. В войну Любищев работал в Киргизии, где в 1943 году был создан филиал АН СССР (КирФАН). Но и там он, написав книгу по результатам своих энтомологических исследований «К методике количественного учета и районирования насекомых», где предложил новые приемы статистической обработки, испортил отношения с администрацией КирФАН, и в результате ему с женой и дочерью пришлось перебраться в Ульяновский пединститут, где с 1950 года он занял должность завкафедрой зоологии. Через пять лет ученый вышел на пенсию. В его коллекции к 1955 году было 35 ящиков собранных им земляных блошек – всего 13 000. Каждая определена, измеряна, препарирована, этикетирована.

Такое впечатление, что к минутам и часам времени Любищев относился в точности как к своим земляным блошкам. Посмотрите, как выглядел его дневник! Вот реальный пример одного из дней жизни:

«Сосногорск. 0,5. Осн. Научн. (библиогр. — 15 м. Добржанский — 1 ч. 15 м.). Систематич. энтомология, экскурсия — 2 ч. 30 м., установка двух ловушек — 20 м., разбор — 1 ч. 55 м. Отдых, купался первый раз в Ухте. Извест. 20 м. Мед. газ. — 15 м. Гофман «Золотой горшок» — 1 ч. 30 м. Письмо Андрону — 15 м.
Всего 6 ч. 15 м.».

Прослежен весь день, вплоть до чтения газет. Наблюдается введенные профессором для удобства сокращения, вроде “Осн. Научн.” — основная научная работа. По окончанию месяца дневники перетекали в отчеты, которые содержали суммарно за месяц потраченное время на различные сферы его деятельности:

«Основная научная работа — 59 ч. 45 м.
Систематич. энтомология — 20 ч. 55 м.
Дополнит. работы — 50 ч. 25 м.
Орг. работы — 5 ч. 40 м.
Итого 136 ч. 45 м.»

Каждый пункт имеет более детальную расшифровку по времени. Например, первый пункт – Основная научная работа – расшифровывается так:

«1. По таксонам — эскиз доклада «Логика системы» — 6 ч. 25 м
2. Разное — 1 ч. 30 м.
3. Корректура «Дадонологии» — 30 м.
4. Математика — 16 ч. 40 м.
5. Текущая литература: Ляпунов — 55 м.
6. Биология — 12 ч. 00 м.
7. Научные письма — 11 ч. 55 м.
8. Научные заметки — 3 ч. 25 м.
9. Библиография — 6 ч. 55 м.
Итого 59 ч. 45 м.».

И даже по некоторым их этих подпунктов – вроде “Биология” – профессором Любищевым могла даваться расшифровка:

«1. Добржанский «Мейнкайнд Эвольвинг». 372 стр., кончил читать (Всего 16 ч. 55 м.) — 6 ч. 45 м.
2. Анош Карой «Думают ли животные», 91 стр. — 2 ч. 00 м.
3. Рукопись Р. Берг — 2 ч. 00 м.
4. Некоро З., Осверхдо… 17 стр. — 40 м.
5. Рукопись Ратнера — 35 м.
Итого 12 ч. 00 м.».

Кажутся ли такие подробности излишними? Возможно, но для системы нужно было знать все деятельное время. Не существует времени, негодного к употреблению, считал ученый: все время одинаково дорого. Каждый час засчитывается в счет жизни и все они равноправны.

План на следующий месяц базировался на накопленном опыте из предыдущих отчетов. Например, я планирую в следующем месяце прочесть художественную книгу, а из предыдущих отчетов знаю, что в среднем прочитываю 20 страниц художественной литературы в час. Значение скорости чтения технической литературы или на иностранном языке будет другим, но полученным аналогичным способом.

Годовой отчет, в котором Александр Александрович подводил итоги и суммировал часы, потраченные на все категории деятельности (даже такие как общение, передвижение и домашние дела), он даже рассылал друзьям – под именем «Годичных посланий». Конечно, это была не полная сводка, как лишь выборка о том, что ученым сделано и над чем работает.

Дочь Любищева вспоминала, как, когда она заходила к отцу в кабинет с каким-то вопросом, профессор, сам того уже не замечая, ставил заметки начала и окончания беседы себе в дневник. Причем делал он это уже даже не смотря на часы – как будто время стало для него чем-то вполне осязаемым… Вот уж человек, к которому точно неприменимо выражение «убивать время»! Для него Время – это такое же «народное богатство», как леса и озера, и пользоваться им следует разумно, не губить.

Александр Александрович годами оттачивал свою систему времени под себя, подбирая необходимый уровень детализации дневников и отчетов, удобное для чередования видов деятельности, комфортное для плодотворной работы количество сна. Его система time management’а не базируется на громких мотивационных лозунгах. Он просто свято верил в ценность каждого часа прожитой жизни и верно следовал целям, поставленным им самим же.

Уже на пенсии Любищев вплотную занялся вопросами теоретической биологии и философии. Он поставил перед собой задачу создать естественную систему организмов – на основании накопленного в течение всей своей жизни материала. Ученому помогали его ученики и коллеги, которые проявляли большой интерес к его идеям и также поддерживали его в борьбе с «лысенковщиной». Им был написан подробный и обширный труд «О монополии Т. Д. Лысенко в биологии», главы из которого были посланы в ЦК КПСС и сопровождались письмами, адресованными Никите Хрущеву. Он писал о необходимости выполоть, как сорняк, этого «подлинного Распутина от науки», и давал свой экономический анализ и предложения о путях вывода сельского хозяйства из тупика). В последние годы жизни Александр Любищев неоднократно выступал с докладами в разных научных обществах вузов Ленинграда, Москвы, Новосибирска, обретал новых единомышленников — биологов, физиков, математиков. Умер он в Тольятти, куда приехал прочитать серию лекций. В 1898 году останки ученого перезахоронили в том же городе на территории НИИ экологии Волжского бассейна РАН.