Отец тайм-менеджмента, энтомолог Александр Любищев

Философ и биолог-энтомолог Александр Любищев (ударение на первый слог) для многих современников стал эталоном ученого. И не только в профессиональном плане, хотя при жизни он опубликовал около 70-ти научных работ, среди которых широко известные и переведенные за рубежом классические труды по теории систематики, дисперсионному анализу, применению математических методов в биологии. Узко он специализировался на одном из подсемейств жуков-листоедов – земляных блошках. Но широкий интерес вызвала у современников система учета времени, которую выработал для себя ученый и пользовался ею в течение 56 лет, с 1916 года. Фактически, он является основателем и разработчиком принципов постановки целей и учёта времени — сегодня именуемых «тайм-менеджментом». 

Знакомство с личностью Александра Александровича Любищева (1890, Санкт-Петербург- 1972, Тольятти) лучше всего начинать с известной повести Даниила Гранина «Эта странная жизнь» (1974 г.). Парень из семьи богатого лесопромышленника с детства проявлял интерес к энтомологии, изучал труды по естествознанию, имел математические способности. К поступлению в университет, в 16 лет, он владел французским и немецким языками, позже освоил английский, читал на итальянском, испанском, голландском и португальском языках. 

По окончании Императорского Петербургского университета Любищев работал на Мурманской биологической станции вместе со своими университетскими друзьями, в будущем известными учеными-биологами Владимиром Беклемишевым, Борисом Шванвичем, Сергеем Малышевым и другими. Из Мурманска Александр переезжает на юг, в Симферополь, и работает ассистентом в Таврическом университете. Там очень повлияла на научные взгляды молодого ученого теория биологического (морфогенетического) поля профессора Александра Гавриловича Гурвича – полтавчанина, который в 1941 году удостоился Сталинской премии по медицинским наукам.

На юге Любищев пробыл до 1921 года: его вновь позвал север, Пермский университет, куда ученого пригласили – его близкие друзья, включая Беклемишева — работать доцентом на кафедру зоологии. Александр Александрович читал курсы по общей биологии, введению в эволюционную теорию, биометрии, генетике, зоопсихологии, зоологии беспозвоночных, зоогеографии. В последние годы пребывания в Перми добавилось учение о сельскохозяйственных вредителях. Теплая товарищеская среда и яркое интеллектуальное общение людей разных характеров, возрастов, научных интересов (которым после Перми ему больше нигде так и не довелось наслаждаться) создали ученому условия для написания самой крупной своей работы «О природе наследственных факторов». 

В 1926 году (36 лет!) университет представил А. А. Любищева к званию профессора, но Государственный Учёный совет отказал в ходатайстве. Это было связано с тем, что в своих опубликованных работах и особенно в вышеупомянутой книге ученый выступил с позиций «чересчур диалектических», сделал решительный шаг от дарвинизма к номогенезу, или эволюции на основе закономерностей (именно так называлась популярная в то время книга Льва Семеновича Берга, выпущенная в 1922 году в Петрограде). Так иссяк в жизни Любищева его пермский период.

Позднее он был утвержден в звании профессора Сельскохозяйственным институтом Самары, а в 1930 году стал сотрудником Всесоюзного института защиты растений в Ленинграде. В своих работах Александр Александрович показал, что экономические потери в результате потравы злаковых насекомыми на самом деле не являются столь значительными; многие ученые сильно преувеличивают их в угоду оправдания больших потерь сырья из-за неумелого хозяйствования. Он всегда открыто высказывал свою точку зрения по научным проблемам, часто противоречащую общепринятой. Это Учёному совету ВИЗР не понравилось, и в 1937 году из института пришлось уйти. Хотя оценка Любищевым степени опасности вредителей злаковых растений была подтверждена в послевоенное время крупными специалистами-биологами.

Тогда Иван Иванович Шмальгаузен пригласил ученого занять пост заведующего отделом экологии в Институте зоологии Академии наук УССР в Киеве. В войну Любищев работал в Киргизии, где в 1943 году был создан филиал АН СССР (КирФАН). Но и там он, написав книгу по результатам своих энтомологических исследований «К методике количественного учета и районирования насекомых», где предложил новые приемы статистической обработки, испортил отношения с администрацией КирФАН, и в результате ему с женой и дочерью пришлось перебраться в Ульяновский пединститут, где с 1950 года он занял должность завкафедрой зоологии. Через пять лет ученый вышел на пенсию. В его коллекции к 1955 году было 35 ящиков собранных им земляных блошек – всего 13 000. Каждая определена, измеряна, препарирована, этикетирована.

Такое впечатление, что к минутам и часам времени Любищев относился в точности как к своим земляным блошкам. Посмотрите, как выглядел его дневник! Вот реальный пример одного из дней жизни:

«Сосногорск. 0,5. Осн. Научн. (библиогр. — 15 м. Добржанский — 1 ч. 15 м.). Систематич. энтомология, экскурсия — 2 ч. 30 м., установка двух ловушек — 20 м., разбор — 1 ч. 55 м. Отдых, купался первый раз в Ухте. Извест. 20 м. Мед. газ. — 15 м. Гофман «Золотой горшок» — 1 ч. 30 м. Письмо Андрону — 15 м. 
Всего 6 ч. 15 м.».


Прослежен весь день, вплоть до чтения газет. Наблюдается введенные профессором для удобства сокращения, вроде “Осн. Научн.” — основная научная работа. По окончанию месяца дневники перетекали в отчеты, которые содержали суммарно за месяц потраченное время на различные сферы его деятельности:

«Основная научная работа — 59 ч. 45 м.
Систематич. энтомология — 20 ч. 55 м.
Дополнит. работы — 50 ч. 25 м.
Орг. работы — 5 ч. 40 м.
Итого 136 ч. 45 м.»


Каждый пункт имеет более детальную расшифровку по времени. Например, первый пункт – Основная научная работа – расшифровывается так:

«1. По таксонам — эскиз доклада «Логика системы» — 6 ч. 25 м
2. Разное — 1 ч. 30 м.
3. Корректура «Дадонологии» — 30 м.
4. Математика — 16 ч. 40 м.
5. Текущая литература: Ляпунов — 55 м.
6. Биология — 12 ч. 00 м.
7. Научные письма — 11 ч. 55 м.
8. Научные заметки — 3 ч. 25 м.
9. Библиография — 6 ч. 55 м.
Итого 59 ч. 45 м.».

И даже по некоторым их этих подпунктов – вроде “Биология” – профессором Любищевым могла даваться расшифровка:

«1. Добржанский «Мейнкайнд Эвольвинг». 372 стр., кончил читать (Всего 16 ч. 55 м.) — 6 ч. 45 м.
2. Анош Карой «Думают ли животные», 91 стр. — 2 ч. 00 м.
3. Рукопись Р. Берг — 2 ч. 00 м.
4. Некоро З., Осверхдо… 17 стр. — 40 м.
5. Рукопись Ратнера — 35 м.
Итого 12 ч. 00 м.».


Кажутся ли такие подробности излишними? Возможно, но для системы нужно было знать все деятельное время. Не существует времени, негодного к употреблению, считал ученый: все время одинаково дорого. Каждый час засчитывается в счет жизни и все они равноправны.

План на следующий месяц базировался на накопленном опыте из предыдущих отчетов. Например, я планирую в следующем месяце прочесть художественную книгу, а из предыдущих отчетов знаю, что в среднем прочитываю 20 страниц художественной литературы в час. Значение скорости чтения технической литературы или на иностранном языке будет другим, но полученным аналогичным способом.

Годовой отчет, в котором Александр Александрович подводил итоги и суммировал часы, потраченные на все категории деятельности (даже такие как общение, передвижение и домашние дела), он даже рассылал друзьям – под именем «Годичных посланий». Конечно, это была не полная сводка, как лишь выборка о том, что ученым сделано и над чем работает. 

Дочь Любищева вспоминала, как, когда она заходила к отцу в кабинет с каким-то вопросом, профессор, сам того уже не замечая, ставил заметки начала и окончания беседы себе в дневник. Причем делал он это уже даже не смотря на часы – как будто время стало для него чем-то вполне осязаемым… Вот уж человек, к которому точно неприменимо выражение «убивать время»! Для него Время – это такое же «народное богатство», как леса и озера, и пользоваться им следует разумно, не губить.

Александр Александрович годами оттачивал свою систему времени под себя, подбирая необходимый уровень детализации дневников и отчетов, удобное для чередования видов деятельности, комфортное для плодотворной работы количество сна. Его система time management’а не базируется на громких мотивационных лозунгах. Он просто свято верил в ценность каждого часа прожитой жизни и верно следовал целям, поставленным им самим же.

Уже на пенсии Любищев вплотную занялся вопросами теоретической биологии и философии. Он поставил перед собой задачу создать естественную систему организмов – на основании накопленного в течение всей своей жизни материала. Ученому помогали его ученики и коллеги, которые проявляли большой интерес к его идеям и также поддерживали его в борьбе с «лысенковщиной». Им был написан подробный и обширный труд «О монополии Т. Д. Лысенко в биологии», главы из которого были посланы в ЦК КПСС и сопровождались письмами, адресованными Никите Хрущеву. Он писал о необходимости выполоть, как сорняк, этого «подлинного Распутина от науки», и давал свой экономический анализ и предложения о путях вывода сельского хозяйства из тупика). В последние годы жизни Александр Любищев неоднократно выступал с докладами в разных научных обществах вузов Ленинграда, Москвы, Новосибирска, обретал новых единомышленников — биологов, физиков, математиков. Умер он в Тольятти, куда приехал прочитать серию лекций. В 1898 году останки ученого перезахоронили в том же городе на территории НИИ экологии Волжского бассейна РАН.

Читайте также нашу статью об исследованиях времени легендарным петербургским ученым Николаем Козыревым


Больше на Granite of science

Subscribe to get the latest posts sent to your email.

Добавить комментарий

Больше на Granite of science

Оформите подписку, чтобы продолжить чтение и получить доступ к полному архиву.

Читать дальше