Жозе Лейтау необычный ученый. Сейчас он шерстит архивы португальской инквизиции в Лиссабоне, изучая раннемодерную магию (в периодизации истории Португалии это XVI-XVII века), в 2014 году перевел на английский язык традиционный гримуар «Книга святого Киприана» и издал с своими критическими комментариями, а до того почти 10 лет посвятил физике и защитил в Делфтском университете (Голландия) степень Ph.D. в этой области знания. 22 февраля 2020 года он приехал в Киев, по приглашению «Мастерской академического религиеведения», прочитать лекцию о «Книге Киприана». «Когда я давал лекцию по ней в Университете Порту, организатор сказал мне, что несколько человек предупредили: не придут. Книга среди португальцев считается проклятой, и люди даже боятся касаться этой темы. Но я здесь ‘estrangeirado’, посторонний, и только это позволило мне по-новому подойти к истории магии в Португалии».
— Здравствуйте, Жозе, приятно видеть Вас в Португалии, в самом знаменитом в стране университете Коимбры! Вы первый португальский ученый, которого мы приветствуем в нашем журнале «Гранит Науки», и я бы хотела начать с вопроса, как бы вы охарактеризовали науку Португалии в целом?
— У меня довольно фрагментарный взгляд на португальскую науку, поскольку моя академическая карьера разворачивалась в двух странах. Я защитил Ph.D. по физике в Делфтском университете Амстердама, а сейчас вернулся в Португалию и получаю второй Ph.D. в гуманитарных науках. Что касается бакалаврата, не думаю, что у нас что-то сильно изменилось с тех пор, как я начинал учиться физике в Португалии.
В принципе, это именно то, чего вы ожидаете. Мы западноевропейская страна, но далеко не самая богатая. Я был зимой в Киеве, и не скажу, что между нашими странами какая-то огромная разница. Фактически, Киев во многих отношениях приятнее Лиссабона – например, что касается городского транспорта.
Заниматься наукой в странах с ограниченными ресурсами, как наши, несомненно означает ограничивать масштаб своих практических исследований. Но, с другой стороны, такое положение обеспечивает определенные преимущества: сфокусированность на теоретических предметах. Наша теоретическая физика довольно-таки хороша, наша практическая физика хороша не настолько – но не потому, что нам недостает навыков, а по причине отсутствия дорогого оборудования, сырья и прочих материальных ресурсов. Я не могу особенно ругать сейчас португальскую систему, потому что они мне платят сейчас, но есть одна институция, которая оплачивает большинство португальских Ph.D. во всех областях наук, даже гуманитарных. И она страдает от того, что я бы назвал эндемической формой коррупции. Это не активная коррупция, но это то, что работает во всех общественных институциях Португалии и позволяет – и даже ожидает – определенным формам коррупции происходить. Общество в большинстве случаев даже не воспринимает это явление как коррупцию, но по факту оно ею является. Фонд FCT (Foundation for Scienceand Technology) инструментализировано горсткой других институций, которые ежегодно получают львиную долю финансирования, в основном в Лиссабоне, а всех остальных – даже Коимбрский университет! – это обходит мимо. Мы получаем лишь крохи, которые нам удается добыть самим.
Начало недели ознаменовала новость в португальском ученом мире, что размер финансирования будет определяться путем открытого конкурса. Вы подаете свой проект, и панель экспертов принимает решение, достоин ли он финансирования. И вот мы узнаем, что члены жюри, избранные, чтобы оценивать проекты, одновременно являются участниками этого открытого конкурса! Что является абсолютной коррупцией: люди одобряют свои собственные проекты. Вот такого рода вещи происходят. Если вы научитесь ориентироваться в этом, поймете навигацию, то вам удастся получить финансирование – но сделать это довольно сложно, если ты аутсайдер, если у тебя «не то» имя или же «не тот» научный руководитель.
— Как португальская наука связана с системой науки Евросоюза?
— Наше финансирование по большей части идет оттуда – FCT, фактически, управляет европейскими деньгами в Португалии. Вся наша наука очень сильно зависит от Европы в плане внутреннего производства, а поскольку исследования в области точных науки чаще осуществляются на английском языке, то мы участвуем в глобальных научных дискуссиях, как полагается. В этом плане португальские исследования прекрасно интегрированы. Единственный наш недостаток – это что у обычных аспирантов («студентов Ph.D.») меньше возможностей ездить на конференции и общаться с другими институтами: это для нас трудновато. Но что касается гуманитарных наук – тут совсем другая картина! Недостаток финансирования заметно ощутим, и это правдиво, думаю, для любой страны, поскольку мы в текущее время функционируем в неолиберальной системе, где гуманитарные науки «не продаются». Мы продуцируем информацию для улучшения индивида и общества, но мы не можем продавать объект, потому что не создаем его – и, таким образом, гуманитарные науки инвестиционно непривлекательны.
Кроме того, дело в определенной культуре, которая сложилась в португальских гуманитарных науках: ученые стремятся осуществлять исследования на родном языке, что лишает вашу работу быть прочитанной и оцененной вне вашей страны, и вы как бы выкинуты из глобального обсуждения. И тем не менее, профессора гордо проносят португальский язык в работах как некое знамя чести, не сильно-то заботясь о том, что этим исключают сами себя из всего мира. Кажется, их это не расстраивает вообще. Я придерживаюсь другой позиции. Я думаю, что это глубокая проблема, с которой надо что-то делать.
— Пока что те проблемы, которые вы перечислили, очень сильно напоминают украинские.
— Да, я мог это предположить.
— Также я хотела расспросить Вас о национальной академии наук Португалии. Такая, вообще, существует?
— Честно говоря, я не думаю, что у нас есть что-то подобное. Насколько я знаю, наша наука, наши исследования в целом скорее организованы вокруг неких микроструктур, исследовательских институтов. Но это не здание, это широкое объединение людей, которые подписались под определенной идеологией, и большинство из них не обязаны даже проходить соответствующего обучения. Я, например, отношусь к одному институту в Коимбре, который изучает историю и общество, что-то вроде того. Все эти институты зарегистрированы в FCT, и получают финансирование в соответствии с людьми, которые подписаны под них. Они могут попросить больше финансирования на большее число проектов, если их члены выпускают больше научных работ и книг. Так что ничего такого унифицированного, что вы называете Академией наук, в Португалии не существует. Наиболее приближенной к этому образцу является существующая с 1936 года организация Ордена Инженеров (Оrdem dos Engenheiros), которые определяют, каким должен быть инженер – по примеру таковых организаций среди судей, юристов и врачей.
— Жозе, могли бы вы рассказать, пожалуйста, о своих исследованиях в области экспериментальной физики?
— Это сложный вопрос. Потому что я начал свою научную карьеру в теоретической физике – по ней я прошел бакалаврат и магистериум. Но когда вы приходите к финальным стадиям и должны выбрать проект, которому себя посвятите, вы часто – и я думаю, что это правда везде – выбираете проекты не которые хотите, а которые доступны: вы зависите от своего профессора, от их возможностей. Мой выбор не был трагическим, я изучал магнитокалорический эффект – это такое нарядное словосочетание, которое означает, что мы пытались делать магнитные холодильники: которые холодят за счет намагниченности. До того была проведена значительная, сложнейшая теоретическая работа, и вот теперь я пытался реализовать ее на практике, экспериментально. Я подался за финансовой поддержкой в FCT на получение степени Ph.D. и моментально получил отказ, поскольку решение о выделении финансирования принимается у них простым приложением математической формулы, и если один из факторов, принимаемых во внимание, не подходит, вас мгновенно выбраковывают. Вы должны быть обычным, средним. Независимо от вашей индивидуальной ценности, содержания ваших научных публикаций и конкретной проделанной работы, они подсчитывают какие-то цифры и все, плевать на потенциальную пользу для науки, которую может принести этот человек.
— Все именно таким образом происходит и в Украине! А имеет ли значение количество публикаций?
— Думаю, у меня было 3-4 публикации с моим именем – для магистра это значительное количество, — но это было не так важно: они считают определенным образом баллы из публикаций, и их количество может быть одинаковым, 50 или 5 статей ты предоставил. Как ни удивительно, для получения финансирования на соискание Ph.D. важна ваша средняя оценка по окончании бакалаврата! Когда ты фактически подросток, и у тебя были совсем другие интересы, очевидно, что твоя средняя оценка не наилучшая, разве что ты не посвятил всю свою декаду 20-летия учебе – что в моем случае определенно было не так.
В итоге я подался на другую стипендию и получил ее в Нидерландах, в старейшем Делфтском техническом университете. Им было интересно изучить мои работы и совершенно не заботили оценки за бакалаврат! Ведь это были оценки по предметам, которые не имеют ничего общего с работой, которую вам предстоит выполнять на программе Ph.D. B моем случае их интересовало знание магнетизма и термодинамики – все. То есть, там было скорее качественное оценивание, в отличие от португальского количественного. Так я получил Ph.D. по экспериментальной физике, работая в то же время с теорией магнитокалорического эффекта.
— А потом, как произошел Ваш переход в исследования эзотерицизма?
— Это долгая история. Было множество причин для этой перемены в карьере, некоторые из которых я уже и не упомню. Это была последовательная конструкция, которая, скорее всего, началась с первого отказа и первого введения в то, что высокоакадемичная наука влечет за собой. Используя романтический язык, что за оккультные незримые силы лежат за финансированием и в каком направлении уводит эта академическая наука.
Но самой важной причиной было то, что проводя свое научное исследование, я – не хочу критиковать или плохо говорить о людях, которые изучают сейчас науку и счастливы этим – я в конечном счете, ежедневно приходя в лабораторию и проводя исследования, в чем был совсем не плох, думаю, что я был хорошим эксперименталистом, и не могу назвать эту жизнь неприятной, но она и не была удовлетворяющей. Обнаружилось, что я просто не счастлив, живя такую жизнь. Даже в Нидерландах, где за такую работу тебе хорошо платят, у тебя много предложений и в целом ты ведешь невероятно комфортную жизнь, делая экспериментальную науку. Думаю, у меня есть такая романтическая склонность, что идея просто иметь работу, которая функционирует исключительно в качестве работы, и не иметь страсти к тому, что ты делаешь, это для меня просто тратить жизнь впустую. Возможно, это только для меня.
— У меня точно такая же «склонность», очень Вас понимаю!
— Есть такое упражнение, которое я советую проделывать людям: когда вы умрете и кто-то будет писать вашу биографию, хотели бы вы чтобы там было написано «он изучал магнитокалорический эффект», как в моем случае? Я вовсе не стыжусь, что делал это, но это не может быть моя жизнь! Опять же, возможно, это чересчур романтично, но мне надо было делать что-то более наполненное смыслом!
Это были личные причины. Но также росло мое осознание того, как работает наука – по крайней мере, в богатых странах, как Нидерланды. Где я был, там была очень проблематичная близость между индустрией и наукой. Даже если это может звучать как позитивный момент, поскольку он делает возможным изобильное финансирование, но в конечном счете это не так. Существует старое выражение, что наука нейтральна, что долгое время было правдой, но идеализированный образ следующего за правдой ученого как единственного агента науки – а правда не может быть ни плохой, ни хорошей, это просто правда, а добро или зло то, что люди делают с ней – больше не является адекватным в Нидерландах и других богатых странах.
Я обнаружил продуманный конструкт: приходя в игру в самом начале своего бакалаврата или магистериума, вы уверены, что идете в науку, чтобы образовываться и добывать правду – научную или даже космологическую правду. Но это не то, что происходит в современной науке: вы не образовываетесь, вы тренируетесь. Там нету цели улучшить ваши взгляды как индивида, который вносит вклад в общество. Вас тренируют определенному навыку. А потом вас поглощает процесс финансирования из фондов.
Большинство людей идут в физику с романтической мечтой узнать о Вселенной, понять, как функционируют материалы реальности – и прогресс, который ты мог бы в этом совершить, постепенно подменяется натаскиванием человека следовать финансированию. Независимо от того, откуда оно исходит или какова итоговая цель вашего исследования – главное уметь попасть под финансовый поток. Любому, кто изучал физику, сообщили информацию, которая может быть использована для того, чтобы убивать людей. Ядерная физика, так или иначе, знает информацию, которая при определенном применении может убить людей. Мне давали эту информацию, но я никогда не получил ни одного часа этики!
— Да уж. Так точно не должно быть.
— Какие-то знания об этике и морали, которые могут заставить вас поставить под вопрос цель вашего исследования! Но кого это заботит, когда есть возможность продвигаться по карьерной лестнице в экономически процветающем научном окружении…
Когда я приехал в Нидерланды, я увидел, что у них потому столько финансирования, что наука у них очень близка к индустрии. И тогда как наука в чистом виде еще может рассматриваться как нейтральная, то индустрия не бывает нейтральной: она предназначена для извлечения прибыли! Огромное количество исследований и развития было сделано не по точкам, на которые общество может смотреть как на более важные и академия может видеть как жизненно важные, чтобы понять мир, себя, наши сообщества – это просто темы, на которых могут сделать деньги люди, не имеющие ни малейшего отношения к академическому миру. И это коррупция академического сообщества.
Мой Ph.D. частично финансировала очень большая немецкая компания BASF, они пытались создать прототип магнитного холодильника. Конечно же, такие разработки позитивны для экологии, поскольку в этих холодильниках не используется вредный для окружающей среды газ. Но истинной причиной, по которой они финансировали эти исследования, была не искренняя их забота о мире, в котором мы живем, а то, что тема защиты окружающей среды сейчас горячая, «модная», и на этом можно сделать деньги. То, что это положительно для среды – случайное совпадение, они не заботятся об этом!
Меня серьезно достало это лицемерие, а больше всего достало то, что никто из коллег – а у меня были разговоры с ними на эту тему – не останавливал на этом свое внимание. Они были хорошими людьми, я не хочу сказать, что они были плохими! Но моя обеспокоенность не была им понятна. Меня считали практически дураком, что я задумывался над этими вещами, ставил под вопрос проводимые университетом исследования. Я постепенно становился циником по отношению к тому, чем занимался. Эта вся ситуация заставила меня потерять искру, горение к науке, которой я занимался. Я стал видеть науку как коррумпированную среду – морально коррумпированную, по крайней мере. И то, что никто, кроме меня, этого не видел, привело к тому, что я не мог этим заниматься больше.
Я не был первым человеком, который через это проходил. Сколько мы знаем циничных и депрессивных профессионалов. Я знаю многих людей, которые после Ph.D. начали карьеру в производстве как Research & Development people – специалисты по исследованию и развитию. Они в итоге ненавидят свою работу – но им удалось заполнить свою жизнь чем-то другим, вроде семьи… Так что их работа стала второстепенной, у них появилось нечто в из жизни в качестве прибежища от депрессии, которую вызывает работа. Но я не стал идти по этому пути, потому что он тоже видится мне лицемерным.
Что я сделал, чтобы разорвать этот порочный круг? Возможно, не самая умная вещь, но я стал больше фокусироваться на своем хобби и меньше – на работе. Меня всегда интересовала история, я убежден, что она несет жизнь не только для общества, но и для индивида. Если вы хорошо знаете историю, то просто гуляя по улице и наблюдая поведение людей, вы замечаете их паттерны, у них у всех есть свое происхождение и причины, и это делает вас лично более сочувствующим. Культурный источник и историческое происхождение, которые вы идентифицируете, позволяет вам понимать, что человек имеет в виду, вне вызванных обстоятельствами слов, которые этот человек произносит. Любовь к истории улучшает вашу навигацию в обществе.
Я всегда любил читать книги по истории – академические книги. По причинам, которые сложно артикулировать, я просто начал переводить португальский гримуар, традиционную книгу по магии, которая называется «Книга святого Киприана». Это началось как хобби. Я стал переводить ее на английский…
— И сегодня Вы самый известный исследователь «Книги святого Киприана», во всем мире!
— Я надеюсь, что это так, потому что количество работы, которую я над ней проделал, поистине существенно. Но все же скажу, что я не один такой. Есть как минимум один исследователь, который лучше меня. Он действительно такой правильный ученый из Галисии, Феликс Каштру Бисенте, и его работы просто замечательны. Но опять же: он не пишет по-английски. Я могу их читать, но большинство людей, к сожалению, не могут.
Итак, я сделал все возможное, чтобы издать свой перевод с критическими комментариями на должном уровне. Сейчас, владея надлежащей методологией изучения истории, и особенно изучения религии и магии, я вижу определенные недочеты в своей работе, даже глупости. Но я могу извинить себя тем, что не был тогда профессионалом, это было просто мое хобби. Я сделал это, и очень успешно: издатели Hadеan Pressвзяли книгу в работу и немедленно ее опубликовали.
Сразу после того я попал на свою первую конференцию по гуманитарным наукам. Как Ph.D. по физике, я посещал много различных конференций, но говорить в Португалии о «Книге святого Киприана» — это был для меня значительный опыт. Прозвучит, возможно, не лучшим образом, но я впервые почувствовал себя настоящим экспертом! Знаете, после выступления на конференции обычно все задают вопросы. И впервые на секции вопросов я понял, что никто не может меня ни о чем спросить, на что бы я не ответил. Чего никогда не было в физике. На больших конференциях по физике вы идете, и вы очень горды собой, вы делаете свою презентацию – и обязательно возникнет какой-то русский парень, который скажет: «Да-да, это все очень хорошо, мы делали это в 1957, вот публикация». И это просто разрушает тебя! А тут впервые в жизни я испытал это ощущение: что никто в этой комнате не знает о предмете больше, чем я.
Так или иначе, я защитил свою Ph.D. по физике – а ведь я знаю много людей, которые теряют веру и неспособны закончить программу. Это было в январе 2014, а в сентябре меня приняли в магистратуру по истории, религии и эзотерицизму в Амстердамском университете. По удачному стечению обстоятельств я защищал Ph.D. в Нидерландах и этот университет тоже находился там – пожалуй, едва ли не единственный в Европе вуз, где была эта специализация по моей теме. Я был рядом, и мне удалось совершить перевод без проблем, тем более что они высоко оценили как книгу, так и конференцию, которую я провел.
Это был замечательный период, 2 года в магистратуре, причем проходил я ее без стипендии, в Нидерландах, одной из самых дорогих стран мира! В общем, как-то вытянул. И сейчас могу сказать, что это был один из самых удовлетворяющих опытов, которые у меня когда-либо были. Мне удалось исправить многие из своих методологических оснований. И после этого я ненадолго устроился на работу в Нидерландах: мне позарез нужно было пополнить свой бюджет.
Затем я вернулся в Коимбру и поступил на программу Ph.D. по истории. Очень мало португальских ученых делали когда-либо серьезные исследования по магии. И один из них принял меня своим учеником. В этот раз – удача, или кто-то скажет провидение – я получил финансирование от FCT, но теперь я студент, который изучает магию по архивам португальской инквизиции!
Это был радикальный транзит… И это не то, что я посоветую делать другим. Когда ты молодой ученый, на заре своих 30-ти, выкидывать из жизни 8 лет (посвященных физике) это непростой выбор, но это того стоило того. Стоило всех затраченных средств – финансов и времени, и я счастлив, что мне удалось перенаправить себя делать то, что приносит мне наслаждение.
Вторую часть интервью – в которой Жозе Лейтау рассказывает о нераздельности науки и мистики, а также афро-американских криминальных культах, опирающихся на «Книгу Киприана» — мы выпустим на следующей неделе. Следите за нашими публикациями!
А тем, кому интересно послушать киевскую лекцию Жозе, «Майстерня академічного релігієзнавства» любезно предоставила такую возможность:
_____________________
Читайте нас в Телеграм
