Время в науке. Часть 6

Время в науке. Часть 6 1

Публикуем окончание статьи 1994 года «Время и с ним несогласные» Джона Зерзана (10 августа ему исполнится 77 лет) – американского философа и социолога чешского происхождения, одного из основных представителей анархо-примитивизма. На русском языке до сих пор выходил лишь один сборник его работ, «Примитивный человек будущего» (в 2007 году в московском издательстве «Гилея»), куда данная статья не была включена. В последней части автор приходит к рассмотрению высшей точки нашего интереса: отношений науки со временем.

Время в науке. Часть 6 2

Я не учёный, но точно знаю, что все вещи начинаются и заканчиваются в вечности.

«Человек, который упал на Землю» (1963), Уолтер Тевис

Наука, что касается нашей темы, даже близко не говорит о времени и отчуждении с прямотой, скажем, психологии. Но науку можно интерпретировать так, чтобы пролить свет на эти вопросы, исходя из множества параллелей между научной теорией и человеческой деятельностью.

«Время, — как решил Н.А. Козырев (1971), — это самое важное и самое загадочное свойство природы. Представление о нём подавляет наше воображение». Некоторые учёные, чувствовали (например, Дингл, 1966), что «все настоящие проблемы, связанные с представлением о времени, независимы от физики». Наука, и физика в частности, могут действительно не иметь по данному вопросу последнего слова. И всё же это ещё один источник комментариев, хоть и, как правило, косвенный и сам по себе отчуждённый.

«Физическое время» — оно такое же, как и время, которое мы сознаём? Если нет, тогда в чём разница? Создаётся впечатление, что в физике время – это неопределяемое фундаментальное измерение, которое точно так же принимают за данность, как это делают и вне царства науки. Это один из способов напомнить себе, что, как и в случае с любым другим типом мышления, научные идеи бессмысленны за пределами своего культурного контекста. Они – симптомы  и символы способов жизни, которые их порождают. Ницше писал, что вся письменность по определению метафорична, даже если науку и редко рассматривают в подобном свете. Наука развилась благодаря тому, что всё в большей степени разграничивала внутренний и внешний миры, сон и «реальность» — чего ей удалось добиться путём математизации природы. А это, главным образом, значит, что учёные используют метод, который лишает их широкого контекста, в том числе истоков – и, соответственно, значительности их проектов. Тем не менее, как сказал Робинсон (1964), «космологии, которые человечество создало в разные времена и в разных местах, неизбежно отражают интеллектуальное и физическое окружение, и главным образом интересы и культуру каждого общества».

Субъективное время, как заметил Пол Ч.У. Дэвис (1981), «обладает очевидными свойствами, которые отсутствуют во «внешнем» мире и которые фундаментальны для нашего понимания реальности». Прежде всего, речь идёт о «течении» времени. Наше чувство оторванности от мира во многом обязано этому несоответствию. Мы существуем во времени (и отчуждённости), но времени нет в физическом мире. Переменная времени хоть и полезна в науке, но это теоретический конструкт. «Законы природы, — объяснял Стивен Хокинг (1988), — не различают прошлое и будущее». Эйнштейн пошёл дальше ещё за 30 лет до того: «Такие, как мы, кто верит в физику, знает, что разграничение между прошлым, настоящим и будущим это просто стойкая, упрямая иллюзия», — пишет он в одном из своих последних писем. Но наука в этом ключе сильно напоминает общество: чем более «рациональной» она становится, тем больше вариаций во времени подавляются. Теоретическая физика геометризирует время, выражая его прямой линией. Наука не существует отдельно от истории культуры времени.

Как следует из вышесказанного, физика не содержит в себе идеи настоящего момента текущего времени (Парк, 1972). Более того, основные законы не только полностью обратимы по «стреле времени», как отмечал Хокинг, и «необратимые феномены возникают в результате специфической природы нашего человеческого восприятия» (Ватанабе, 1953). И снова мы видим, что человеческий опыт играет решающую роль даже в этой наиболее «объективной» сфере. Энтони Зи (1992) выразил это так: «Время – это то понятие в физике, говоря о котором мы не можем вовлечь, на каком-то уровне, сознание».

Даже во внешне простых и ясных местах появляются неопределённости, когда дело касается времени. Например, тогда как сложность самых сложных видов может возрастать, не все виды становятся более сложными, побуждая М. Смита сделать вывод, что «трудно сказать, имеет ли эволюция в целом направление».

Что касается космоса, выдвигаются аргументы, что если галактики удаляются друг от друга, это автоматически означает «стрелу времени». Но при этом практически все соглашаются с тем, что «ход» времени неуместный и бессмысленный, если речь идёт об основах физики. Фундаментальные физические законы полностью нейтральны в отношении направления времени (Мелберг, 1961, 1971, Лэндсберг, 1982, Скуайес, 1986, Ватанабе, 1953, Суинберн 1986, Моррис, 1983, Маллове, 1987, д’Эспанья 1989 и др.). В современной физике есть даже сценарии, где время перестаёт существовать и где, наоборот, начинает. Так почему же наш мир асимметричен во времени? Почему оно не может идти назад, равно как и вперёд? Это парадокс, поскольку на уровне индивидуальных молекул любой процесс обратим. Главное, к чему я вернусь позже: стрела времени проявляет себя по мере возрастания сложности, в поразительной схожести с социальной средой.

Течение времени появляется в контексте будущего и прошлого, а они, в свою очередь, зависят от обозначенного известного – сейчас. С Эйнштейном и относительностью становится ясно, что всемирного настоящего нет: мы не можем сказать, когда «сейчас» во вселенной. И в принципе не существует ни одного фиксированного интервала, который был бы независим от системы, к которой он относится, точно как отчуждение крепко зависимо от своего контекста.

Вот так время лишилось объективности и автономии, которыми наслаждалось в ньютоновском мире. По сравнению с тем, каким абсолютным и вселенским монархом оно было, в открытиях Эйнштейна границы времени определённо чётче очерчены. Время зависит от конкретных условий и меняется с учётом факторов скорости и гравитации. Но если время стало более «децентрализованным», оно также больше, чем когда-либо, колонизировало субъективность. Когда время и отчуждение стали правилом во всём мире, знание об их зависимости от различных обстоятельств утешает мало. Разрядка приходит с действием на основе этого понимания. Именно неизменность отчуждения позволяет ньютоновской модели независимо от текущего времени господствовать над нами уже долгое время после того, как её теоретические основания были полностью искоренены относительностью.

Квантовая теория, которая описывает самые маленькие частицы вселенной, известна как фундаментальная теория материи. Как и теория относительности и другие фундаментальные физические теории, квантовая теория не проводит различий между направлениями времени (Ковени и Хайфилд, 1990). В её основе лежит непредсказуемость: движения частиц на этом уровне – вопрос вероятностей. С элементами вроде позитронов, которые можно считать электронами, движущимися обратно во времени, и тахионов – частиц сверхсветовых скоростей – которые создают эффекты и ситуации, обращающие порядок событий (Гриббин 1979, Линдли 1993), квантовая физика подняла большие вопросы о времени и причинности. Обнаруженные беспричинные связи, очень частые в квантовом микромире, преодолевают время и ставят под сомнение саму идею очерёдности событий во времени. Возможны «связи и корреляции между значительно удалёнными событиями при отсутствии какой-либо промежуточной силы или сигнала», и они возникают мгновенно (Зохар 1982, Аспе 1982). Выдающийся американский физик Джон Уилер обращал внимание (1977, 1980, 1986) на явления, когда действие, предпринятое сейчас, влияет на ход уже свершившихся событий.

Глейк (1992) суммировал ситуацию так: «Когда ушла одновременность, последовательность начала рушиться, причинность не выдерживала давления, учёные в общем  почувствовали силы свободно рассматривать возможности времени, которые казались бы надуманными ещё всего только одно поколение назад». Как минимум один подход в квантовой физике попытался убрать идею времени полностью (Дж.Г.Тейлор. 1972); Д.Парк (1972), например, сказал: «Я отдаю предпочтение безвременной модели перед временной».

Приводящая в замешательство ситуация в науке сопоставима с отчаянием социального мира. Отчуждение, как и время, создаёт вечно растущие трудности и несуразности; самые главные вопросы, наконец, почти поневоле, поднимаются в обоих случаях.

Св.Августин в V столетии возмущался, что не понимает, в чём на самом деле заключается измерение времени. Эйнштейн, признавая неадекватность его комментария, сам часто определял время как «то, что измеряют часы». В свою очередь, квантовая физика исходит из неразделимости объекта измерения и того, кто измеряет. Не притязая на полное понимание процесса, физики утверждают, что акт наблюдения или измерения не только выявляет состояние частицы, но и собственно определяет его (Пагельс, 1983). Это подтолкнуло Уилера спросить (1984): «Действительно ли всё, включая время, создано из ничего посредством актов наблюдения-участия?» И снова яркая параллель, поскольку отчуждение, на каждом уровне и с самого своего начала, требует именно такого участия, практически по определению.

 Стрела времени – необратимая и направленная строго в одну сторону – это монстр, который внушает ужас больше любой физической пули. Время без направления – это не время вообще, и Кэмпбелл определяет (1993) его направленность как «главное свойство сложных систем». Обратимое во времени поведение атомных частиц, «как правило, заменяется поведением системы, которое необратимо», как заключил Шлегель (1961). Если время не имеет корней в микромире, тогда откуда оно взялось? Откуда взялся наш связанный временем мир? Вот тут мы выходим на дерзкую аналогию. Мир малых масштабов, описанных физикой, с его загадочным превращением в макромир сложных систем, сравним с «примитивным» социальным миром и истоками разделения труда, приводящими к комплексному обществу, разделённому на классы и подверженному, казалось бы, необратимому «прогрессу».

В физической теории широко распространено убеждение, что стрела времени зависит от Второго закона термодинамики (например, Райхенбах, 1956), который гласит, что все системы стремятся к всё большему беспорядку или энтропии. Тем самым, прошлое более упорядоченно, чем будущее. Некоторые сторонники Второго закона (например, Больцман 1866) нашли в возрастании хаоса саму суть различия между прошлым и будущим.

Данный общий принцип необратимости развился в середине XIX века, начиная с Карно в 1824 году, когда сам индустриальный капитализм, должно быть, достиг своей точки невозврата. Если эволюция в этом столетии была оптимистическим примером использования необратимого времени, то Второй закон термодинамики был примером пессимистическим. Выражаясь его первоначальными терминами, он описывал Вселенную как тепловой двигатель колоссальных размеров, вращающийся по инерции, работа которого всё в большей степени становится неэффективной и беспорядочной. Но природа, как заметил Тода (1978), это не двигатель, она не работает и не занимается «порядком» и «беспорядком». Культурный аспект этой теории – а именно страх капитала за своё будущее – сложно не заметить.

150 лет спустя физики-теоретики осознали, что Второй закон теродинамики и его предполагаемое объяснение стрелы времени нельзя считать закрытым вопросом (Нееман, 1982). Многие сторонники обратимого времени считают Второй закон слишком поверхностным, вторичным началом, но никак не главным (например, Хакен 1988, Пенроуз 1989). Другие (например, Склар, 1985) находят само понятие энтропии проблематичным и расплывчатым, и касательно обвинений в поверхностности утверждают, что описанный Вторым законом феномен может быть объяснён конкретными исходными условиями и не демонстрирует действие общего принципа (Дэвис 1981, Барроу 1991). Более того, не каждая пара событий, одно из которых случилось «после» другого, имеет различия в уровне энтропии. Теория сложности (в более широком масштабе, чем теория хаоса) установила, что не каждая система стремится к беспорядку (Левин, 1992), что также противоречит Второму закону. Кроме того, изолированные системы, где никакие обмены с окружающей средой не допускаются, показывают тенденцию необратимости Второго закона  — но даже Вселенная может и не быть такой закрытой системой. Склар напоминает (1974), что мы не знаем, увеличивается ли суммарная энтропия Вселенной, уменьшается или остаётся постоянной.

Но несмотря на такие апории и возражения, основанное на Втором законе движение к «необратимой физике» продолжается, с довольно любопытными подтекстами. Нобелевский лауреат 1977 года Илья Пригожин кажется самым неутомимым и публичным защитником мнения, что однонаправленное время присуще всем уровням бытия. Тогда как основы каждой значимой научной теории, как отмечалось ранее, нейтральны в отношении времени, Илья Романович придаёт времени первостепенное значение во Вселенной. Для Пригожина и аналогично мыслящих единоверцев необратимость – это всеобъемлющая первая и главная аксиома. В предположительно независимой науке вопрос о времени, вне всякого сомнения, приобрёл политический характер.

На симпозиуме, финансируемом Honda и продвигающим проекты типа искусственного интеллекта, Пригожин говорит (1985): «Такие темы, как происхождение жизни, происхождение Вселенной или происхождение материи, больше невозможно обсуждать без обращения к необратимости». Совсем неслучайно, что Элвин Тоффлер – человек, не имеющий отношения к науке, но при этом ведущий чирлидер Америки за высокотехнологичный мир – снабдил восторженным предисловием один из базовых текстов провременной кампании: «Порядок из хаоса» (1984) Пригожина и Стенгерс. Ученик Пригожина Эрвин Ласло, в целях обосновать и расширить догму всеобщего необратимого времени, спрашивает, применимы ли законы природы к человеческому миру. Вскоре он сам, по сути, отвечает на этот наигранный вопрос (1985): «Общая необратимость технологических инноваций перевешивает неопределимость отдельных точек бифуркации и движет процесс истории в наблюдаемом направлении от примитивных племён к современности: техно-промышленным структурам». Как «научно»!  Этот переход от «законов природы» к социальному миру едва ли можно усовершенствовать в качестве описания разделения труда, времени и той мегамашины, которая сокрушает автономность или, вернее, «обратимость» человеческого решения. Леггетт (1987) превосходно это выразил: «Похоже на то, что стрела времени, возникающая в, казалось бы, беспристрастной термодинамике, тесно связана с тем, что мы как субъекты действия можем и не можем делать».

Именно спасение от «хаоса» Пригожин и другие обещают правящей системе с помощью модели необратимого времени. Капитал всегда царил там, где преобладает страх беспорядка. Сопротивление, особенно сопротивление работе – вот настоящая энтропия, с которой время, история и прогресс постоянно пытаются покончить. Пригожин и Стенгерс (1984) писали: «Необратимость либо истинна на всех уровнях, либо не истинна вообще». Всё или ничего, всегда только наивысшие ставки.

С тех пор, как цивилизация поработила человечество, нам пришлось жить в мире с меланхоличной идеей, что наши высшие чаяния, скорее всего, невозможны в мире постоянно наступающего времени. Чем дольше отрада и понимание откладываются, убираются из зоны досягаемого подальше – а в этом вся суть цивилизации, — тем больше становится ощутимо измерение времени. Ностальгия по прошлому, увлечение замыслами путешествий во времени и накал страстей в гонке за секретами долголетия – вот некоторые из симптомов заболевания временем, лекарств от которого у нас нет. Мерло-Понти (1945) оснознал: «Не истекает во времени только само его течение».

Помимо общей повсеместной антипатии, всё же возможно выделить и несколько конкретных современных проявлений оппозиции. «Общество по замедлению развития времени», основанное в 1990 году, насчитывает несколько сотен членов в четырёх европейских странах. Не столь причудливо, как звучит название организации, её участники имеют твёрдое намерение отменить современное ускорение времени в повседневности, чтобы позволить себе жить более насыщенной жизнью В 1991 году вышла в свет «Негативная теология времени» Майкла Тениссена, нацеленная прямо на то, в чём автор видит величайшего врага человечества. В философских кругах эта работа вызвала крайне оживлённые дебаты (Пента, 1993) благодаря своему требованию переосмыслить время в негативном ключе.

«Время – это единое движение, согласное с собой во всех своих частях», — писал Мерло-Понти (1962). В этом мы видим всю полноту отчуждения в разделённом мире капитала. Мы представляем время как целое, которое больше своих частей – и это обличает тотальность. Кризис времени – это кризис целого. Его победа, казалось бы, всеми признанная, на деле никогда не была абсолютной, раз каждый мог поставить под вопрос саму основу его существования.

Над озером Сильваплана Ницше вдохновился на «Так говорил Заратустра». «Шесть тысяч футов над человеком и временем…», писал он в своём дневнике. Но время не получится сразить путём возвышенного презрения к человечеству, ибо устранить создаваемое им отчуждение – дело не одного человека. В этом смысле мне нравится формулировка Рексрота (1968): «единственный Абсолют – это община любви, в которой время прекращает ход».

В силах ли мы покончить со временем? Его течение можно рассматривать как мерило и властелина социального существования, которое становится всё более технотизированным – и всё более пустым. Отвергая всё, что спонтанно и непосредственно, время выдаёт свою связь с отчуждением. Проект нашего обновления должен быть такого масштаба, чтобы включить в себя весь объём этого совместного доминирования. На место разделённой на части жизни придёт возможность жить целостно и сполна – без времени – только тогда, когда мы уничтожим первопричины этого разделения.

Читайте первую часть статьи: «Время и с ним несогласные»

Читайте вторую часть статьи: «Время и его противоречия»

Читайте третью часть статьи: «Время и символический мир» 

Читайте четвёртую часть статьи: «Время – гегемон бюрократии»

Читайте пятую часть статьи: «Время в литературе и его психология»

Благодарим Карину Левандовскую и Сергея Филоненко за помощь в переводе этой обширной и плотно упакованной смыслами статьи, значение которой действительно сложно переоценить.

_________________________________

Наш канал Телеграм:
https://t.me/granitnauky

Добавить комментарий